4 Все, что вы хотели знать о суициде, но боялись спросить

Пока вы дочитаете до конца этот абзац где-то в мире двое человек расстанутся с самым дорогим даром, что у них есть - собственной жизнью. Однако, на текущий момент на нашей планете такая вещь как самоубийство давно переросла сферу сухой статистики и вот-вот грозится перейти в психическую эпидемию, сметающую на своем пути все рациональные, гуманистические и культурные преграды. Если для вируса худо-бедно и можно найти вакцину, то в случае с самоубийственной чумой для излечения человечества могут понадобиться десятилетия и тектонические сдвиги в сфере общественной идеологии и новых векторов мышления. Для русскоговорящего населения, проблема еще усугубляется пугающими фактами - далеко не первый год страна входит в пятерку лидеров по смертности от суицида и, кажется, выходить из нее пока не собирается. При этом, как водится, проблема остается в тени, никакой литературы, исследований или изысканий в данной области не проводится. За редким исключением, таким, например как книга Григория Чхартишвили, он же Борис Акунин.

Стоит сразу заметить, что данное произведение написано автором под собственным именем, а не псевдонимом. Более того оно датируется концом девяностых годов, когда имя Акунина только начинало мелькать в новостных сводках и в титрах к кинофильмам. Можно сказать, что на тот момент автор был уже достаточно профессионален, чтобы хорошо понимать предмет своего исследования, но еще недостаточно популярен, чтобы говорить о глубоких вещах поверхностно. В общем и целом "Самоубийство" можно отнести к наиболее зрелому, плодотворному и наименее медийному периоду творчества, что безусловно сказалось на качестве этого крайне нетипичного литературного продукта.

Итак, исследование начинается с вопроса. Зачем? Акунин успешно анализирует все возможные причины и мотивировки - от сугубо материальных до строго экзистенциальных. На каждой из них останавливается подробно, приводя примеры из истории нелегкого писательского ремесла, на ниве которого погибла не одна сотня талантливейших литераторов. Также отметим, что изначально автор склоняется к философской трактовке событий, стремясь заглянуть за, так сказать, их идеологическую подоплеку, что сказывается уже в выборе темы и названия. В отличие от своего предшественника Эмиля Дюркгейма, Акунин решает озаглавить свою книгу не просто "Самоубийство", но "Писатель и самоубийство", т.к. именно писатель является тем Сталкером, который мог бы провести как читателей, так и самого автора в миры запретного и непонятого. По сути, литератор действительно является универсальным регистратором тончайших, незаметных и скрытых течений человеческой души, одно из которых начинает превалировать над остальными до тех пора, пока не зальет все море экзистенциального существования своими темными водами.

Суд по всему, первоначальная идея Акунина заключалась в том, чтобы в преломлении творчества самоубийцы-писателя увидеть отражение того самого "черного солнца" и найти его секрет. В таком случае, он должен был бы, как минимум постоянно сопоставлять между собой личность автора и его труды, пытаясь уловить тот самый дифференциал бытия, который показывает только одно значение - рокового исхода. Однако, то ли внезапно свалившаяся слава и успех, то ли другие труды, более художественной направленности с прицелом на дальнейшую экранизацию, несколько отвлекли Григория Шалвовича и, в конце концов, он вынужден был довольствоваться не столько глубоким анализом, сколько пересказом фактов с периодическими набегами в области собственных авторских размышлений, которые вряд ли могут быть поставлены в один ряд с трудами на ту же тему Шопенгауэра или Сенеки (впрочем, сам Акунин прекрасно понимает на какой глубине плавает и что далеко заплывать сейчас наверное не самое время, поэтому то и дело иронизирует или подтрунивает на самим собой).

Главное же и неоспоримое достоинство книги заключается в первую очередь в ее стилистическом изяществе, простоте формы и, можно сказать, легкости преподнесения материала. Изрядно поднаторев в области написания журнальных статей, эссеистики, а также после почти пятнадцати лет переводов великих японских писателей и поэтов, Акунин овладел словом и почувствовал свой темп и манеру изложения. Поэтому в том же году начал выводить на литературную авансцену оперуполномоченного Фандорина. Так что, если даже сама тема окажется читателям не близка, нельзя будет сказать, что они потеряли время, так как просто владение пером - это уже большое дело, достойное внимания.

Однако, даже несмотря на тот факт, что в тексте не найдется глубокомысленных философских экскурсов в область самосознания человека и его отношения к самому себе, книга все же полнится намекам интересных мотивов, которые могли бы развернуться в интересные парадигмы, но вот выводить их придется самому читателю. К примеру, самоубийства, совершенные из религиозных мотивов рассматриваются на примере двух канонических литературных персонажей, созданных Достоевским - Кирилловым и Ставрогиным.
Первый представляется этаким крайним случаем для мыслящего человека, который с аподиктической достоверностью выводит для себя, что ввиду отсутствия высшего существа, необходимо утвердить некий акт свободы от природной необходимости (которая породила человека на этот свет) и добровольно отвергнуть принятые дары - только так можно совершить в жизни хоть один свободный поступок, который является определяющим. Ставрогин же является другой крайностью - этот герой пытается отдалиться от всевышнего насколько возможно, стараясь совершить невозможное, и наиболее невозможным и отдаленным от творца является конечно же акт самоуничтожения. На этих двух героях Акунин мог бы остановиться подробнее, так сказать расширяя их идеологию за границы девятнадцатого века к веку двадцать первому, перепахивая вдоль и поперек идею нигилизма, схватившую наш мир в клещи. Но гораздо больше писателя интересует другая сторона монеты.

Пока в одной части света суицид является некоим превышением известных норм, выходом за крайности, в другой ему отведено уникальное почетное место в структуре социальных отношений. Если в западно-европейском обществе самоуничтожение является своеобразной болезнью, говорящей о болезнях социума, то в Японии суицид напротив свидетельствует о здоровье и бодрости социального тела. Акунин, как истинные востоковед, с большим пиететом смотрит на практику харакири, усматривая в ней таинство причащения к высшим силам и понятиям недоступным человеку. Действительно, за тысячелетнюю историю, этот древний ритуал не претерпел почти никаких изменений и сегодня им пользуются также активно как и в начале двенадцатого столетия. Именно в нем, по автору, и кроется множество ответов на тревожащие наш неспокойный ум вопросы о смысле и пределе человеческого бытия. Как видно, можно и в самоуничтожении не только оставаться человеком, но более того, именно самим этим актом умерщвления и утверждать свою силу духа, превалирование своих божественных качеств над слишком человеческими. К примеру, любимый писатель Акунина - Мисима Юкио создал из своей смерти величественное эпическое зрелище с привлечением сотен человек, а Хемингуэй перехитрил жизнь, уйдя непобежденным. Но таких самостоятельных творцов исчезающее меньшинство. Ведь каждый человек не только живет, но и умирает в меру своих возможностей.