4

Перечитывая «Альтиста Данилова»

Интересно сравнить свои ощущения от прочтения одной и той же книги в разные периоды жизни. Когда энное количество лет назад я впервые осилил «Альтиста Данилова», то сразу же поставил роман на одну полку с «Мастером и Маргаритой» и часто в разговорах цитировал особо понравившиеся места. Сейчас книга переместилась в моей внутренней иерархии на несколько ступеней ниже.
Попробую понять, почему это произошло.
***
Отсутствие в СССР альтернативных марксизму философских точек зрения (по крайней мере, в официальном поле) заставило шестидесятников вплетать свои размышления в художественную ткань романов. Я уже писал о повести «Человек в пейзаже» Андрея Битова, по большей части представляющей трактат о сути живописи и о постижении человеком своего места в природе. Читая «Альтиста Данилова», с головой погружаешься в мир музыки. При этом разговор, хотя и в доступных формах, идет на уровне человека закончившего минимум консерваторию или и вовсе композитора.
Современная литература – это литература действия. Она не задерживается на описаниях обстановки, внешнего вида героев, как будто по умолчанию делегируя все это подразумевающейся фотографии или видеоряду. Для нее главное – что сделал человек, ну, может быть, еще минимум рефлексии по поводу этого действия.
Раскрывая Орлова, погружаешься в добротный словесный поток, где не оставлена без внимания ни одна деталь обстановки, ни одно движение души.

Потом Данилов с хозяевами сидит в полумраке, вытянув худые длинные ноги в стоптанных домашних тапочках Муравлева, и в блаженной полудреме слушает пластинку Окуджавы, купленную им в Париже на бульваре Сен-Мишель за двадцать семь франков. Или ничего не слушает, а напевает куплеты Бубы Касторского из «Неуловимых мстителей»; куплеты эти он ставит чрезвычайно низко, но отвязаться от них не может. Он так и засыпает в кресле, не ответив на реплику Муравлева о строительстве в Набережных Челнах; он очень устает - играет и в театре и в концертах, он должен платить много денег - за инструмент и за два кооператива. Хозяйка подходит к нему, поправляет подтяжку, съехавшую с острого плеча, укутывает Данилова верблюжьим одеялом, смотрит на него душевным материнским взором, вздыхает и уходит из столовой, не забыв погасить свет...

Следуя воле автора, явственно видишь и альт работы Матео Альбани, и Синего Быка – Кармадона, и собрание домовых на Аргуновской, а от описания упомянутых в цитате обедов Муравлевых и вовсе хочется судорожно сглотнуть. Думаю, если бы «Альтиста» дополнить диском с записями звучащей в романе внешней и внутренней музыки Данилова (как сделал Пелевин в «Священной книге оборотня»), впечатление от него только бы усилилось.
В общем, веха в русской литературе 70-х-80-х прошлого века, требующая обязательного прочтения.
***
Теперь о том, что меня в романе не устраивает.
Что нужно для великого романа?
Эксклюзивный, проработанный вплоть до мельчайших деталей мир. Это есть.
Доскональное знание описываемого предмета – то же присутствует. Одна лекция Земского о музыке на три страницы или подробное описание Девяти демонических слоев чего стоят.
Но меня не удовлетворяет центральная идея романа.
Хорошо, Данилов - бес, и его главной задачей, как и Девяти Слоев, является всякое мелкое и крупное пакостничество человечеству. Но где уравновешивающая сила, творящая Добро? Следуя логике повествования, генератором добра следует признать самого человека, а всякие разные демоны сбивают его с истинного пути. Хоть и свежо предание, но верится с трудом.
Но самое главное, Данилов, хотя и обладает внешними атрибутами демона – способностью летать, переноситься в пространстве, принимать любую форму, ведет он себя и думает как обыкновенный человек. При этом, непонятно за что, на него еще наложено проклятие безволия. Все кругом стараются использовать его в своих целях, а он, бедный, никому не может отказать .
И именно в этой трактовке главного героя, заложена, на мой взгляд, та ущербность, которая не пустила роман на самый верх литературного олимпа.
***

Дальше...

Небольшое отступление.
Бортко в 2006 году экранизировал в телевизионном варианте «Мастера и Маргариту». И меня заинтересовала в фильме речь Воланда. В исполнении Бассилашвили она мне показалась слишком эмоциональной.
Воланд пребывает в вечном Дне Сурка. Он все уже видел и от всего устал. Меняются только лица, но людская суть остается все той же. Не мог он так жизнеутверждающе произносить: «Рукописи не горят!». Он видел и читал их огромное количество и все они, по мудрому утверждению Борхеса, в чем-то повторяют друг друга. И только редкие исключения заслуживают внимания.
Но Воланд не знал до момента, пока Бегемот не подал ему стопку исписанных тетрадей, что перед ним исключение. Он всего лишь выполнял просьбу Королевы бала. Но прочтение поменяло их местами. Мастер стал главным, и Га-Ноцри просил именно за него.
Что может коллекционировать Воланд? Драгоценности, женщин, замки... Но для него это не представляет никакой ценности. Власть? Он и так ей владеет в полной отведенной ему мере. По-моему, он коллекционирует аномалии, отклонение от рационального поведения. И только он может придать им настоящую ценность, сохранив и законсервировав. Мастер и Маргарита были драгоценностями года.
Мне кажется, эмоции в Воланде могут вызвать только предметы его коллекционирования. Во всем остальном должна царить скука и созерцание.
***
Возвращаясь к роману Владимира Орлова, могу сказать, что в Данилове мне не хватает отстраненности. Не может, пусть даже полудемон, рожденный от смертной, но воспитанный как истинный дух, быть полностью погруженным в наше бытие. У него, как и у Воланда, должна быть иная система ценностей.
Именно отстраненность могла бы сделать из Данилова «героя нашего времени».
«При чтении его прозы возникает чувство, будто разглядываешь мастерски выполненный фотоколлаж из фрагментов реальности вперемежку со сновидениями, а в ушах постоянно звучат, переплетаясь друг с другом, фразы музыкальных произведений. Образы и метафоры в тексте по-дзэнски внезапны и по-символистски точны, языковой поток пульсирует смысловыми синкопами, оглавления напоминают обложки джазовых пластинок, а сюжет будто расщепляется на несколько партий для разных инструментов, импровизирующих на общую, не сразу уловимую тему в духе Чика Кориа или Арта Блэйки…
Так или иначе, но именно в этом измерении, на неуловимом стыке Востока и Запада - маргинально-условном, как тональность си-диез - импровизируют свои жизни герои Мураками. Их поступки, мысли и судьбы (как и общее развитие сюжета), невозможно предугадать, руководствуясь законами какого-то определенного литературного жанра. Они и сами не ведают, что с ними будет даже через час, не стремятся это узнать и не строят никаких планов на будущее. Они плывут по течению, не пытаясь ни перенять, ни изменить дикий джаз окружающей жизни - но при любых, самых жестких диссонансах сохраняют свой стиль игры.»
К сожалению, сказано это не об «Альтисте Данилове».