2.5 На глубине безумия

Роман Номанс или Феерия для другого раза "часть вторая" знаменует собой завершение "сумасшедшего" творческого периода Селина. В то же время именно этот роман является истинным образчиком абсолютного погружения в безумие, прострацию и совершенно поехавший сюрреализм. Поэтому данную книгу можно рассматривать и как художественное творение и как пример явной патологии, смешанной с всевозможными психическими перверсиями. Начать лучше с первого.

Итак, роман был написан в 1954 году и явился последним в линейке сюрреалистической литературы Селина - Банда Гиньолей - Лондонский Мост - Феерия для другого раза. Сразу стоит заметить, что с каждой следующей книгой накал безумия, абстракционизма, размытия любого внятного нарратива только усиливался, достигнув последнего пика в Нормансе. Можно сказать, что именно в этом романе фантасмагорический мир Селина сжался в одну точку, "схлопнулся" во времени и пространстве всего до нескольких часов или даже минут его непростой жизни.

В общем и целом, события романа отсутствуют вовсе. Селин просто-напросто занимается описанием (или вернее сказать реконструкцией) артиллерийского обстрела дома, в котором он жил со своей возлюбленной Лили и котом Бебером. Хронологически события книги укладываются максимум в один час, за который Селин успевает пережить, передумать, перечувствовать несколько жизней, умереть и снова воскреснуть. Вне всякого сомнения, для него это событие являлось, возможно, одним из самых травматических в жизни. Поэтому совсем не случайно, что именно на нем он так подробно останавливается, пытаясь осознать и понять, что же тогда, собственно, произошло. Можно утверждать даже, что Норманс является не художественной, а терапевтической литературой, написанной не столько для читателя, сколько для писателя.

Содержание книги предстает, конечно, самой слабой ее частью. Мы видим традиционную для Селина картину мира - рядом с ним агрессивные, озлобленные, жаждущие крови и в то же время невероятно трусливые люди-отщепенцы, чье бытие ограничивается базовыми потребностями в удовлетворении похоти, жажды и кровавой "бойни". Предводителем всего этого действия является некий антигерой данного романа, знакомый читателю по прошлым произведениям, калека, а по совместительству художник и растлитель дам по имени Жюль. В данной книге он предстает неким темным ангелом, властелином, командующим огненными взрывными силами эскадрилий, насылающим на Селина взрывные ураганы. Стоит заметить, что дирижирует демоническим оркестром он с ветряной мельницы (на которую забрался не иначе как с помощью нечистых сил). Практически вся первая треть книги уделена, если можно так выразиться, односторонним взаимоотношениям Селина, который выкрикивает в сторону своего оппонента всевозможные ругательства и Жюля, который не обращает на них никакого внимания и продолжает свое причудливой действо.

Однако небесное торжество пикирующих бомбардировщиков не проходит бесследно и для жильцов дома, в котором Селин в то время квартировал. Сначала описывается форменное фантасмагорическое безумие, достойное картины Сальвадора Дали, в котором любая вещь становится одушевленной, а единое и статичное полотно, которое мы называем бытием обретает динамику и разрывается на автономные, самодостаточные кусочки, спешащие по своим делам. Так, Селин раз за разом возращается к волшебному ригодону (позднее он совсем не случайно назовет так свой последний, предсмертный роман) предметов интерьера, столовых приборов, стен, дверей и окон. После сотого разорвавшегося снаряда (каждый из которых Селином скурпулезно отмечен в виде разрывающих ткань повествования "буумах") спектр видения кардинально меняется - теперь нет ни верха ни низа, он одновременно всюду и нигде, огромные шкафы отплясывают бешеные танцы со стульями, а в пространстве разверзается мифическая щель небытия, прямо в том месте, где когда-то был лифт, распахивая свою кровожадную пасть в ожидании новых жертв. И, конечно, эти жертвы не заставляют себя ждать, ведь толпа, оказавшаяся в экстремальной ситуации, всегда рада их предоставить.

Конечно, в Нормансе не обошлось без типичной для Селина репрезентации социума. Толпа, какой бы она ни была, даже если это всего лишь пара законных супругов, по Селину - абсолютно одуревшая, озверевшая, помешанная тысячеголовая гидра, от взгляда которой невозможно спрятаться. Тут она репрезентируется в виде огромного Борова по имени (что интересно) Норманс, а также его дочери и супруги, для которой муж ищет лекарство. За спасением и помощью обращаются к Селину, при этом предварительно, на эмоциях, хорошенько его избив. Добыв лекарство, о нем тут же забывают. Жильцы дома, отворив склад, в котором хранились медикаменты, моментально устраивают грандиозную пьянку и "затыкают" разверзнувшуюся в центре дома дыру толстяком Нормансом, случайно отправив туда же еще парочку соседей. Единственный положительный герой романа - друг Селина Оттавио. Именно он вызволяет его из толпы линчевателей и даже вытаскивает на руках из обломков бывшего жилища. После чего, как это и подобает истинному герою удаляется по своим делам (а именно - предупреждать жителей города о следующем налете с помощью сирены).

Относительно данного романа можно перефразировать известное выражение "распалась связь времен" в "распалась связь сюжета". Нарративно книга представляет из себя абсолютно фрагментарные осколки мышления с полным диссонансом какой-либо логической последовательности. Тут меняется и перемешивается все - персонажи (которые нередко вдруг меняются именами), место действия (Селин то оказывается у лифта, то погребенным под штукатуркой где-то на верхних этажах), мотивы (как у главной героини Лили, которая вдруг решает забраться на мельницу к Жюлю и устроить с ним пьяную вакханалию) и просто оценочное суждение (так нередко, в середине фразы Селин вдруг прерывает сам себя и проклятия оборачиваются благодарностью). Собственно, говоря, как упоминалось в начале, это книга представляет из себя наглядную иллюстрацию психической болезни, переплавляемой в художественную форму (и очень успешно, если вспомнить следующий превосходный роман Селина "Из замка в замок"). Автор страдает и манией величия, постоянно сравнивая себя с Плинием и под конец даже облачаясь в самодельную тогу из рваного полотенца и манией преследования, ведь практически каждый персонаж вызывает у него подозрения и прежде всего он думает, что к нему обращаются с единственной целью - истязания (и оказывается прав), ну и конечно, навязчивые идеи, параноидальные галлюцинации и полная пространственно-временная дизориентация - все это спутники героя на протяжении целого квартета романов. Однако сквозь пелену психической расстроенности все-также прорывается мощный, громовой, самовластный авторский голос, раскалывающий небеса своим неповторимым стилем.

Действительно, можно было бы сказать, что данная книга не представляет из себя чего-то интересного, если бы не авторский стиль, сглаживающий все изъяны. Это мощная, бурная энергетика, опрокидывающая любые недосказанности засасывает с головой и превращает четыреста страниц текста в смелую, пышущую жаром, безумием, сюрреализмом и смелостью литературу, сравниться с которой могут только немногие представители контркультурной прозы, явившиеся ее своеобразными наследниками. И все-таки приятно наблюдать как корабль подобной литературы, расправляя паруса чистой воли бороздит просторы свихнувшегося, бессмысленного, ожесточенного мира.