3 Старость не радость

Аннотация, как это часто случается, обманула: я ожидала чего-то слегка безумного, чёрноюморного, уморительно-возмутительного (в духе, к примеру, Тома Шарпа ). Но в книге оказалось куда больше чёрного, чем юмора.
Кафкой слегка подгорелой действительно попахивает, но в целом роман (роман? 146 страниц в «стандартной бумаге»!) внушает больше печали и страха, нежели веселья. Старость не минует никого — кроме тех, кто успел умереть молодым, — а она редко бывает мудрой и канонически убелённой сединами. Она чаще унизительна, некрасива и, как говорила Принцесса из «Обыкновенного чуда» (правда, о смерти), «приходит с целым мешком отвратительных инструментов,.. о которых не хочется говорить».
Поначалу считала, что наткнулась на очередную историю о команде фриков. Ну а как ещё назвать компанию, которая коллекционирует теории конца света? Но действие из офиса организации-крохотульки быстро перемещается в гигантский медицинский центр «Ливанские кедры», а там творятся странные вещи. Что-то вроде эпидемии Альцгеймера среди пациентов 62+ обычным делом не назовёшь, хотя и она получает в итоге правдивое и грустное объяснение. Зато бюрократический абсурд, царящий в медучреждении, более чем реален — хоть, может, и несколько гипертрофирован.
Знаю, знаю: история об «ужасах нашего городка» (с медицинским уклоном) есть у каждого. Но от этого только горше.
И вот перед читателем бесконечной чередой...

апарт: да правда бесконечной, на вышеупомянутые сто сорок с небольшим страниц книги приходится больше пятидесяти поименованных персонажей, и это не считая просто упомянутых, вроде тех, кто уже умер или не участвует в действии!.. у меня просто голова кругом шла от вороха имён, а их обладатели могли мелькнуть в двух-трёх строчках, чтобы в дальнейшем не появляться...

…проходят люди, в большинстве своём пожилые, и их невесёлые истории. От некоторых из них оторопь берёт, а то и вроде бы отстранённый, но всё равно леденящий ужас. Особенно впечатлили сюжетные линии Фрэнсиса Райлендера, необыкновенно высокого старика с разбитым лицом, который везде слышал музыку, и Самсона Горвица, внезапно парализованного на пляже и в результате этого чуть не утонувшего — хотя не раз мимо проходили люди, но никому, конечно, не могло прийти в голову, что безмятежно лежащий с рубашкой под головой пожилой толстяк не может ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово.
Отмечу ещё необыкновенное долголетие (и творческое тоже) писательницы. Не понаслышке знает, о чём пишет. Интересным точечным открытием стал шабатний лифт медцентра, по субботам сам открывающий двери на всех этажах подряд — чтобы не надо было нажимать на кнопки.
Ну, и история Люси Фридгольд — не история болезни, а цепочка литературных мытарств — очень тронула.