0.5 Спойлер Педофрастия открывает глаза.

Яхина написала новый исторический роман. По крупицам собирала информацию и выдала очередной шедевр. Тираж, если верить сайту магазина Читай-город, солидный: 75 000 экземпляров.
Гражданка Яхина в интервью гражданину Познеру:

Советский союз это мифическая страна, которая осталась в прошлом…

От себя добавлю, что каноничного ЛОРа мифическая страна не имеет, фундамент заложил Солженицын. А дальше Аксёновы, Улицкие и прочие читатели журнала «Огонёк» по кирпичику пытались что-то там строить, но путного ничего не вышло. Поэтому наследники, в лице Яхиной, могут творить всё, что захотят в этой мультивселенной.
Но, вернёмся к роману «Эшелон на Самарканд». Не трогая историческую достоверность. Держа в уме, что страна мифическая.
Авторку уже завалили хвалебными одами. Вот люди пишут, мол, темы табуированные авторша поднимает, и за это её не любят. А может не за подъём тем? Может за отношение к событиям, и, самое главное, к людям, которые в этих событиях участвовали. На людях, пожалуй, и остановимся. Ведь Яхина пишет пошлость, самую натуральную звенящую пошлость. Ей люди той эпохи, как и любой другой, неинтересны, ей бы по вершкам пройтись. Яхина решила взять за основу модную нынче педофрастию. Николас Спаркс из сентиментальных женщин выдавливает слёзы смертями всякими неожиданными, которые разрушают любовные отношения. А Яхина решила сыграть на детках, ну деток всем же жалко, ну, вы не книгу ж ругать будете, вам деток просто не жалко.
Главные герои: Деев и Белая. Стандартная яхинская концепция: сильная, волевая женщина и слабый, невротичный мужчина. Сводит их в герметичное пространство, долго будет сводить, и в районе последней трети романа, они обязательно будут совокупляться. Совокупляться под стук колёс.
Деев персонаж странный. Встаёт ближе к обеду:

Блеклое октябрьское солнце еще не достигло зенита, а Деев уже поднялся на ноги.

Гражданских терроризирует:

— Титьку покажи, – приказал Деев сурово.
— М-м-м? – только и смогла промычать от страха и недоумения.
— Ну?!
Выкатив донельзя ошалевшие глаза – того и гляди выпадут! – баба переложила кулек с младенцем в одну руку, другой распахнула меховую тужурку, залезла в створ платья и вытащила на свет грудь – круглую и пышную, как каравай, усыпанную веснушками, в буграх голубых вен.

Вредительством откровенным занимается:

Деев никому не сказал, что провизии в эшелоне – на три дня пути. При скудном пайке – на четыре. При нищенском – на пять.
А кому скажешь? Белая, узнай об этом, ссадила бы всех калек-лежачих на казанский перрон и глазом не моргнув. Фельдшер того и гляди сам бы на вокзале остался. Не было у Деева в пути товарищей – одни противники. Словно не одно дело делали, а воевали друг с другом.

Сопутствующий персонал: Он тут нужен, как функция. Делать то, делать сё. Образы тусклые и не запоминающиеся.
Дети: Четыреста мальчиков, сто девочек и один грудничёк. Ни один ребёнок не раскрыт, ни один не проработан. Авторка в лучших традициях АУЕ наделяет персонажей кличками:

Прозвища были важнее имен.
Что расскажет о пацане или девчонке имя, ровным почерком заведующей Шапиро вписанное в документы? Коля, Петя, Дуняша, Махмут или Зифа – несколько чернильных букв на бумаге всего-то.
Что расскажет о человеке кличка-прозвище? Многое. О родителях расскажет или о родине. О перенесенных болезнях или сокровенных мечтах. Какие книги человек читал или какие фильмы смотрел. Что едал, где бывал-бродяжил. Иногда – расскажет всю жизнь.
Имена служили в эшелоне для учета контингента, как номера на плацкартных лавках служат для удобства размещения пассажиров. А прозвища – для общения.

Работает это? Не-а. Не имена человека характеризуют, а поступки, характеры, внутренние переживания. У Яхиной получилась детская масса, которая то уменьшается, то прибавляется. В литературе, гражданка Яхина, давно уже придуман приём, когда говорится конкретное число. Скажем: 367 мальчиков и 132 девочки; и у читателя уже другое восприятие будет. Но, как писал выше, Яхиной люди не важны.
Эшелон – идеальное герметичное пространство для раскрытия персонажей, но Яхина выбирает иной путь. Она сталкивает эшелон с препятствиями внешними, коих бессчетное количество, а каждое новое обесценивает предыдущее. Кроме препятсвий в кустах сидят и рояли, которые по мере необходимости выпрыгивают и помогают героям. Разбросаны рояли небрежно и пошло.
Пошлостью пропитана и внутренняя яхинская философия:

Да и леший бы с ней, с радостью. Ведь люди созданы не для радости или удовольствия. Но и – не для смерти. Люди созданы просто для жизни.

Тут у нас философия разбавленная щепоткой яхинского юмора:

— Ладно. – Комиссар поворохалась еще немного, видно, устраиваясь поудобнее. – Раз не знаете, о чем говорить, расскажите мне, Деев, что вы делать будете, когда коммунизм наступит?
Вот так спросила! Сразу – и о самом заветном. Можно было придумать что-то красивое и отбрехаться, соврать. Но – не захотелось мараться. Деев присел на свой диван, вдохнул поглубже и честно ответил в темноту:
— Женюсь.

Пошлые фантазии:

В одной из церквей Оренбурга откроют музей антирелигиозной пропаганды, с прибитыми поверх золотого убранства лозунгами и фанерными фигурами попов по углам. Содранные со стен иконы развесят вниз головами, а вскрытую раку с мощами поставят на амвон – для обозрения. Торжества по случаю пройдут весело, с комсомольскими пениями и сожжением церковных книг.

А ещё у Яхиной какая-то странная любовь к америке или она актуалочку решила вписать:

Мужики топтались у состава, наблюдая и рассуждая.
— За деньги детей-то спасают? Или даром?
— Так даром разве что делается?..
— Куда везут-то? В Китай, к окияну с рыбой?
— В Америку, говорят! Там тоже окиян имеется…
— Детей начали увозить. Может, война?
— Да хоть бы и она! В войну хоть не голодали.
— Даешь войну, граждане!

Ну или может для читательниц определенного интеллектуального круга, чтобы прочитали и вскрикнули: «ох, ну прям, как сейчас, ну ничего не меняется»

— Знаете, почему девочки голодают? – спрашивает. – Они думают, каша отравлена.
— А? – никак не может прийти в себя Деев.
— Они думают, мы убиваем детей, а после продаем их тела американцам.
— Как… – Голос еще не слушается, приходится откашляться и повторить: – Как – продаем?
— Довольно дешево. – Белая говорит спокойно, четко выговаривая каждое слово. – Русских мальчиков по двадцать рублей. Татарских – по пятнадцать. Чувашей и мордву – по десятке. И девочек – всех по десятке, независимо от национальности.

Яхина затронула табуированную тему голода. Но есть ли тут анализ происходящего? Нет. Есть ли попытка анализа? Нет. Никаких причин и следствий. Никаких голых фактов. Это не большая литература, думаю всем очевидно. Является ли эта книга качественной беллетристикой? Опять нет. Не владеет Яхина ни законами жанровой литературы, ни драматургии. Тогда зачем написала? Для кого или чего? Отвечает Гузель Яхина:

Честные романы о советском времени сегодня необходимы — чтобы выдавить из нас советское, пусть и по капле, и окончательно оставить позади.

Выжимать советское! Вдумайтесь! Страшно, и никто ведь не спросит за это с неё.
А вот когда выжмут Яхина и Ко всё советское, и заполнят яхинско-водолазскинским, то кто потом всё это выжимать будет?