4 Писатель - человек?...

Все еще часто я грешу тем, что испытываю некоторую неприязнь к авторам, пишущим о высоком, в то время, как сами они – один почти сплошной недостаток. Как сейчас, помню первое подобное разочарование. Читала стихи Фета, представляла, какой он тонко чувствующий, глубокий, страстный… Правда, вскоре учительница по литературе щелкнула по носу мою наивность, сообщив, что Афанасий Афанасьевич – всего лишь ленивый поросенок, променявший любовь на богатство.

Моэма я читала много еще в университете, особой любви он не вызывал, но Сомерсет Моэм - Луна и грош и Сомерсет Моэм - Разрисованная вуаль до сих пор – яркие пятна в памяти. Интереса, как личность, британец тоже не разбудил. Может, строки его были слишком гладкими, может, смотрела под иным углом – углом изучения иностранного языка. Так или иначе, я почти ничего не знала о Сомерсете Моэме.

До 11 лет британский писатель жил во Франции и совсем не говорил на английском. Язык он шлифовал, читая классиков и подражая им. Одно время Моэм часто захаживал в библиотеку и старательно выписывал для заучивания названия редких драгоценных камней, оттенков изысканных эмалей, тонких тканей и прочей ерунды. Он искал свой стиль, как примерный заучка, а, в конце концов, осознал, что ясность – лучшее, что дает язык. Такая простая, но такая часто игнорируемая мысль.

Моэм, кстати говоря, не испытывал ни интереса, ни симпатии к модным в начале 20 века техническим ухищрениям писателей, вроде, например, изображения потока мыслей героя. Еще он забавно парадоксально рассуждает о литературных критиках, считая, что они должны держаться традиционности, но чувствовать новые запросы времени и откликаться на них. Потом повеселили сетования Моэма на тот факт, что он

всерьез взялся за жанр рассказа в такое время, когда лучшие писатели Англии и Америки подпали под влияние Чехова.

Он, конечно, похвалил Антона Павловича за неповторимую изюминку, но потом не раз и не два упрекнул за уныние, грусть, ограниченность таланта и взглядов. Это все может коробить, но сразу замечу – Моэм не претендует на универсальную истинность, он вообще очень снисходителен к людям. Не потому ли, что, большей частью, ему нет до них дела?..

Моэм писал эту книгу, чтобы вытрясти из головы главные мысли, подчеркнуть красным карандашом свое «важно», отпустить то, что уже не имеет значения. По сути, это просеянный художник и человек, самая сердцевина сложившейся личности. И я не могу не попробовать описать ее. На мой взгляд, Сомерсет Моэм – одиночка, видевший в людях скорее потенциально интересных героев собственных произведений, нежели приятелей, друзей и любимых. Он редко говорит о сердечных привязанностях и страстях. Будто стесняется их, или же не придает им большого значения. Моэм был жаден до жизни, он познавал ее многогранность в путешествиях и то, что считал любопытным и полезным, старательно записывал в блокноты. Он сдержан, педантичен и умен. Наверное, Моэм – не такой человек, с которым приятно провести бесполезный вечер, жевать бутерброды, смотреть чепуху и будить соседей хохотом. Он черпал жизнь ложками потому, что ее в нем не было. И когда молодость, а с ней и энергичность ушли, в остатке получился суховатый старик.

Думаю, с такими, как Моэм, можно говорить лишь по делу – о литературе, искусстве, философии, политике. Четкими и выверенными фразами. С блокнотами и карандашами. Полезно. Информативно. Без дурачеств и самоиронии. Как взрослые.

И пусть, Сомерсет Моэм-человек не вызывает у меня ни симпатии, ни понимания, он еще на шаг приблизил меня к принятию того, что писатель – это одно, а его личность – часто совсем другое.