5 Мой дом - моя крепость или концентрационный лагерь?

Если вокруг меня выстроена неприступная стена, отгораживающая мой дом от остального мира, могу ли я умозрительно определить, защищает ли эта непреодолимая преграда мою страну от страшного внешнего врага или от информации, которая превратит во врага государства его же собственный народ? Попытке доподлинно определить находится ли злодей на подходе к границе или сидит на троне и посвящена эта книга.

Арендт уделяет лишь малую часть объема повествования непосредственно тоталитарным государствам, на примере наиболее исторически запятнавшихся: России, то есть СССР (оговорчка вышла) и нацистской Германии. Обе эти тоталитарные системы канули в лету, но сам тоталитаризм, безусловно, все еще присутствует в популяции: иногда в совершенно неприкрытом своем виде, как в Северной Корее, а порой скрываясь за вуалью псевдо демократии и конституционного права.

По большей части Автор находится в поисках предтечи, события или событий, определивших столь мало привлекательный виток истории, чуть не удушивший Европу в момент ее, казалось бы, перерождения «из гусеницы в бабочку», когда все границы открылись, и мир склонился перед «цивилизованным европейцем». Настолько ли цивилизован был среднестатистический европеец, и из чего сложились основы нацистской идеологии – это и есть предметы для рассуждения Ханны Арендт.

Логичный расизм, как признак великой империи

Еврейка, рассуждающая о расизме - что может быть банальнее? Но для Арендт нетерпимость к иным народам не зациклена на Холокосте (хотя ее видение роли евреев в мировом сообществе достойно внимания и выглядит весьма правдоподобно), скорей, она пытается провести параллель между немецкими националистами и цивилизованными европейцами, на протяжении столетий демонстрирующими не только нетерпимость, но и самый настоящий махровый расизм.

Рассвет национализма Автор напрямую связывает со становлением Империй, ведущих в конце 19 – начале 20 веков активную политику колонизации и аннексии, безусловно, сопряжённых с уничтожением/подавлением покорённых народов (речь идет, прежде всего, о Черном Континенте). Европейцы вошли в Африку, как высшая раса, самолично выдавшая себе право доминировать над местным населением. Так коренные африканцы уподобились варварам, если не животным.

«…они были как бы природными человеческими существами, лишенными специфически человеческого характера. Так что когда европейцы умерщвляли их, они как-то не осознавали, что совершают убийство», - описывает Арендт процесс формирования колоний в Африке, возведенный в ранг национальной политики.

«…его обращение с подчиненными было продиктовано принудительностью в контактах с народом, живущим в нижележащей плоскости», - пишет Автор о бессмысленной жестокости, с которой эта колониальная политика приводилась в исполнение. Кстати, речь в данном отрывке идет не о немцах, а о сотрудниках Британских служб, работавших в Египте.

Благодаря экспансии европейское общество вдруг получило подтверждение идеям, которые и так витали в воздухе (правда, по причинам скорее социальным и экономическим) – оказывается все люди разные, одни рождены повелевать, другие пресмыкаться. Так Африка потеряла весомую часть своего коренного населения, также чуть позже Европа потеряет свою, ведь когда колонизировать больше нечего, приходится завоевывать уже занятые территории.

«Нарушение прав одного человека является нарушением прав всех»

Пожалуй, никогда еще понятие истины не становилось столь абстрактным, как внутри тоталитарных государств, где в условиях полной изоляции от внешнего мира насаждалась тупиковая идеология. Тоталитаризм похож на ортодоксальную религиозную секту, где факт базируется на вере, а правда на догматах, претендующих на непогрешимость. Да и сами новые вожди пошли по пути совмещения вакансий и вполне успешно единовременно занимали несколько позиций: от одиозного лидера до первосвященника и обратно.

«Факт полностью находится во власти человека, способного сфабриковать его», - пишет Арендт. С таким подходом легко переписать прошлое и создать совершенно иное настоящее, не имеющее никаких параллелей ни с историей конкретного народа, ни с его социальными и экономическими интересами. Маниакальная устремленность в будущее, которую демонстрировали и нацисты, и коммунисты, не позволяла людям оглянуться по сторонам и увидеть, какая дикость творится здесь и сейчас под знаменем вечного движения к мифическому социализму или арийскому миру полгубогов.

И поскольку тоталитаризм подобен секте, выбраться из него для прозревшего адепта практически невозможно: ни физически, ни морально.
«…открытое соучастие делало почти невозможным для членов движения покинуть его…», - говорит Автор об СС.

Поэтому понятие концентрационного лагеря перестает быть локальным, теперь колючей проволокой ограничена вся территория страны, где установлено тоталитарная форма правления, и все ее жители становятся заложниками идеологии, даже если выступают на стороне правителя. При идеальном сценарии происходит полная ампутация личности и уничтожение индивидуальности гражданина, причем, эта схема работает совершенно одинаково и в случае заключенного, и в случае надсмотрщика.

В чем польза социальной философии?

По СССР ходила полушутка, что при Сталине пол страны сидело, а пол сторожило. Трудно смотреть объективно на несправедливость, в которой ты самолично принимал участие, хочется абстрагироваться от произошедшего, пусть и через юмор или даже по-прежнему отстаивая верность линии своего поведения. Советские документы времен Второй Мировой засекречены до сих пор, вероятно, скрепы проржавели настолько, что не вынесут подтверждений тому, что и так очевидно для мыслящей аудитории. Зато нацистские архивы открыты, и что самое потрясающее, нацистские офицеры открыты к диалогу.

На Ютубе (пока наше демократическое правительство его не запретило) выложены для меня шокирующее интервью с нацистскими офицерами (их легко найти), которые спустя 70 лет все еще остаются преданными той идеологии, которая воспитала их и на короткий миг возвысила. Это страшно и одновременно печально, потому что эти старики так и не нашли в себе моральных сил узреть тот ужас, что творился их руками и признать за собой неспособность ему противостоять. В осознанности и принятии мы, увы, не далеко ушли от немцев версии 1933-1945.

Я рекомендую Арендт. Ее книги очень дискуссионны и рассуждать на основе тезисов, озвученных Автором, можно бесконечно. Эта глубокая философия, написанная не ради того, чтобы поумничать, а для того, чтобы влиять и побуждать к самостоятельному рассуждению, к уважительному диалогу и к сравнительному анализу информации, даже если она представляется аксиомой.

Мы не тоталитарные правители и не можем изменить историю, но мы можем начать менять мир не с прошлого, а с настоящего, не позволяя подменить состязательный мыслительный процесс в наших головах однозначной идеологической моделью, которая льется из подневольных СМИ. Я надеюсь, что явления, описанные в этой книги, никогда не повторятся с нами, иначе незачем было эту книгу писать.

Приятного чтения!

Литературный диалог. Рецензии на разные книги