4

О мощнейшая и величайшая книга из книг, число страниц в которой больше, чем песчинок в пустыне и звезд на небе, корешки томов твоих как ноги слоновые, и буквы своей красотой смущают смотрящего и заставляют устыдиться создателей шрифта Comic Sans, и страницы белы, как полоса под купальником юной девы из Норильска, и запах от них - жасмин, мускус и амбра! Да позволено будет скверному рабу Аллаха (слава всевышнему!) благочестиво совершив возлияние в два наката поведать почтеннейшим правоверным славной Ла-ив-Либии о тебе! Дошло до меня, о любезнейшие, что мудрецы и толкователи законов полагают эту книгу древнейшим собранием удивительных историй, которые могли бы служить назиданием для поучающихся, даже будь они написаны золотыми иглами в углах глаз. И столь велико это собрание, что если бы разложить на земле страницы одну за другой, то всадник не покрыл бы их все за три дня пути в любую сторону, а если все же захотеть написать их иглами в уголках глаз, то поистине, и всего населения страны Синь не хватило бы для этого благочестивого подвига! Говорят также, что сюжетов в ней заключено неисчерпаемое множество: есть и простые волшебные сказки о животных, где звери и птицы разговаривают между собой языком сынов Адама и в назидательном ключе решают свои звериные проблемы. Говорят, есть и сказки посложнее - они из тех, что заставляют вспомнить мудрые и поучительные книги Проппа, осиянные светом истины, в которых рассказывается, что же в действительности значат цареубийства, похищения животными и волшебные пустые дворцы с табуированными залами (да оградит нас Аллах от всяческого зла!). Говорят, есть и сказки, в которых больше литературного чем сказочного - городские плутовские рассказы о хитрецах и ловкачах, многим схожие с тем, что писал аль-Бокаччи в землях франков. Говорят также, что бывают и поистине особенные сказки, написанные правоверными для правоверных, в которых добро побеждает зло и обращает его в ислам, распространяя свет истинной веры огнем и мечом. И переплетены все эти типы сюжетов между собой, как нити в персидском ковре, и невозможно глазу увидеть, где кончается одна и начинается другая.

Фарджия со словами "18+", написанными четырьмя различными почерками в ее углах, прикрывает срамоту...

Дошло до меня также, о вечные обитатели четырехкомнатной коммуналки моего сердца, что толмачи местами явно подхалтуривали и выбирали академичный путь наименьшего сопротивления, что присущ теоретической механике, но не подобает литературе. Ибо поистине, лишь не страшащийся Аллаха станет переводить стихи отвергая рифмы, да еще и надменно заявлять при этом, что наречие франков, именуемых россами, не годится для того, чтобы передать изысканые и сложные рифмы языка фарси. Более того, обвиняет также сей злокозненный толмач одного франка из бриттов, что тот порочно переложил прекрасную эту книгу угождая толпе и людям происхождения низкого, усиливая непристойное и подбирая слова как можно более бранные. Сам же толмач решил непристойного и вовсе не переводить, а лишь оставить все слова как они есть, и вот как стали выглядеть, к примеру, стихи достойнешего поэта аль-Гуфейни (мир праху его!):

В саду цветущем зебб и фардж раз в караван играли,
Но кости уже бросила судьба недобрая,
Злосчастный камень зеббу подвернулся под ногу
И фардж уж им пронзен, подобно витязю копьем в бою.

Но в руках Аллаха судьбы рабов его, и сколь бы ревностно и ханжески не соблюдали книжники невинность ислама, не выкинешь из сказок слов про жемчужины несверленные и кобылиц необъезженных, а также и многих подобных им. Однако не стоит спешить с суждением об этих сказках по таким деталям а также им подобным; а кто спешит с суждением, тот попадает в положение, подобное тому, в которое попали бедный студент и злокозненная старуха-ростовщица.
Страны Магриба и Аравии, несчетные племена арабов, персов, индийцев, джинов из шайтанов и ифритов из маридов, цари, халифы, султаны, везири, принцы и царевны ждут своих читателей. Расправьте грудь и прохладите свои глаза, входя под своды этой книги; уют и простор вам, а Аллах знает лучше.