4

У меня так почему-то часто бывает – прочитанные книги как детали мозаики складываются в одну картинку. Это может быть и художественная, и историческая литература, и мемуары. Тут, конечно, нет чуда, все просто: тобой овладевает одна какая-то мысль и в том, что читаешь ты находишь подтверждение ей.

Та цепочка, для крайнего (но не последнего!) звена которой я и затеял этот пост, началась с «Архипелага ГУЛАГА» А.И. Солженицына. Вопрос «почему наш народ допустил это» не перестает мучить меня. Кто мог не допустить трагедии и где ее корни – в поисках ответа на эти вопросы я наткнулся на роман «Некуда» Н.С. Лескова.

Отводя глаза от экрана монитора, опуская их к стопкам книг, беспорядочно расположенным на полу и нижних полках новой мебели моей комнаты, я упирался взглядам в собрание сочинений Лескова. Любимый со школьных лет автор терпеливо ждал своего череда для прочтения, а его нагло обгоняла злободневная литература и литературка.

А что был этот Лесков? Наш ли он был человек? – как-то подумал я, и поднял глаза на монитор. «Википедия» сообщила мне немногое – Лесков не был ни охранителем, ни отмороженным, как модно теперь говорить, либералом, ни социалистом. Он был прогрессивен, но умерен и критичен, за что снискал упреки и непризнание таланта среди современников. О, как он мне сейчас близок!

«Кто не был в молодости революционером – подлец, кто не стал к старости консерватором – дурак», - эти слова приписывают Черчиллю. Я увидел их недавно и, не дожив до старости, оценил их мудрость и справедливость. Я, конечно, не стал консерватором, но давно уже качнулся от революционности. Я все стал подвергать сомнению, отказался от многих идеалов, большие муки мне доставляет лишь развенчание любимых людей, оттого я стараюсь к этому не прикасаться пока.

«Некуда» - одно из первых произведений Лескова. Оплеванный и осмеянный критиками, роман представляет собой жесткий анализ передовых слоев интеллигенции середины 19 века, шестидесятых годов в частности. Я еще у Солженицына узнал о тех шестидесятниках, у Лескова имел удовольствие познакомиться с ними ближе.

Школьные уроки литературы, преподаваемые мне продвинутой теткой, все же не были лишены изрядной доли советских штампов и стереотипов. Навешивание ярлыков, свойственное всем филологам, привило у меня неприятное отношение к самим терминам «нигилизм» и «нигилисты», а заодно и «разночинцы». Черно-белый мир, с хорошими «отцами» и несносными «детьми» утвердился во мне, и я не пытался найти оправдания последним. В последнее время я только и дело, что искал истоки нашей русской либеральной традиции, но мне и в голову не приходило искать ее на этой черной половине негодных зазнавшихся людишек с высоко поднятыми носами. А там-то они и были.

Я смутно помню, кто был Базаров, но припоминаю, что он экспериментировал с естественными науками. Таков и мой герой романа «Некуда» - провинциальный врач с фамилией известного русского философа – Дмитрий Петрович Розанов. Розанов, как и я (как учил Черчилль) со свойственной нам долей рассудительности, отходил на протяжении книги от крайнего либерализма (который в то время мог означать и социализм и вообще все самое радикальное и передовое, отрицание старых порядков иными словами, нигилизм) к «постепенству», то есть к известной степени консерватизма, когда человек не готов отказаться сразу от старых порядков, но признавая и уважая прогресс, хочет, чтобы мир менялся и развивался, но постепенно.

Другие главные герои книги своих принципов столь радикально не изменяли и нашли в этом свое счастье, свое несчастье, а третьи – самые симпатичные и яркие – и вовсе свою смерть. Я не буду сейчас касаться основной сюжетной линии романа – кто пожелает, тот прочтет. Мне интересно коснуться другой темы – нравов, из которых только и можно черпать традицию.

Главные наши герои, чувствуя перемены в обществе и пожелав стать катализатором этих перемен, тянуться к делу. Дело, как у нас водится, не может обойтись без самого широкого обсуждения. Убивая вечера и целые ночи напролет, свет общества заседает в квартирах и домах богатых своих представителей.

Всякие подобные общества и тайные организации охватывает паранойя. Каждый член кружка чувствует за собой слежку и все обязательно ждут полицейской облавы. Этого, конечно, не случается.

И вторая характерная черта этого круга людей – простота нравов и, отсюда, крайняя бесцеремонность в отношениях с женщинами и друг с другом. Отвергая общепринятые правила поведения, этот круг людей становится пристанищем для бездельников и развратников, подчас паразитирующих друг на друге.

Каково было мое удивление, когда я узнавал эти «характерные черты» в известных мне историях молодежных либеральных организаций. Завершая эту мысль, но не стараясь развить ее, хочу сказать еще об одном важном различии, не содержательного, правда, плана.

Я долго думал, что обеспеченность некоторых дворян этого круга и некоторых же купеческих детей создавала возможность существования таких кружков, а потом и Домов согласия, на протяжении относительно долгих периодов времени. В наше же время сроки эти объясняются молодостью участников. Но это совсем не так, дошло до меня сейчас! Средний возраст такого вот либерала совсем не изменился. Разве что серьезнее тогда ровесники наших активистов были, а по годам – то же. Иными словами, дайте наших современникам капиталы на прожигание жизни, и разницу, сравнив века, вы увидите только в нарядах.

Неужто только в этом и есть наша либеральная традиция – спросите вы. И я, пожалуй, утвердительно отвечу. Это очень упрощенная схема, но главное остается неизменным – нет среди нас достаточного числа «постепенцев», людей умеренных и здравомыслящих, стоящих на твердой основе нравственности, благонамеренности и последовательности. А пока нет таких людей, вектор развития страны будут определять дураки, подлецы и хапуги.

И снова НЕКУДА