2 Злой-злой кололь и блатцы

– Бабуска, мне папа вцела цитал сказоцьку пло волсебную фею. Мне оцень-оцень понлавилось. Я тозе хоцю быть феей, стобы делать много-много иглусек!
– Машенька, а как звали фею?
– Фея! Она была оцень холосая и оцень доблая, но её злая мацеха её всю измазала вонюцькой и плогнала. А её блатцев она закодовала в птицек, и они улетели далеко-далеко, за моля и за леса, и сестлица Фея оцень скуцяла. А потом блатцы плилетели к Фее и сказали, сто они больсе не хотят быть птицами…
– Машенька, братья Феи были лебедями. Знаешь, есть такие большие красивые белые птицы с длинной шеей?
– Знаю, нам в садике показывали мультик пло такую птицьку. Она была некласивая, и её никто не любил. А потом она вылосла и улетела со своими подлусками далеко-далеко, за моля и за леса!
– Да, Машенька, получается, что этот гадкий утенок… тьфу ты… ну, этот красивый лебедь – он улетел прямо как братья Феи!
– Да-да! Блатцы плилетели к Фее и сказали, сто не хотят быть птицами.
– Лебедями. Они – ле-бе-ди.
– Ле… би… ди…
– Ну и что дальше?
– Она их ласкодовала. Но не слазу! Она им сказала: «Подоздите, я не умею бысто ласкодовать!» И они стали здать. А ей надо было делать много лубасецек из клапивы. А знаес, как клапива кусается? Меня летом так кусила, сто я долго-долго плакала! И Фею тозе клапива покусала – луценьки, нозеньки – болят, плысики везде, оцень долго плакала. Потом плисли злые солдаты, схватили Фею с клапивой и блосили в тюлму. (хмурится) В тюлме она делала-делала лубасецьки из клапивы, а потом плилетели ее блатцы и говолят: «Давай нам лубасецьки! Мы надоели здать!» (серьёзно) А она им говолит: «Вы сто, дулаки? Я есё одну лубасецьку никак не сделала, дайте, сецяс доделаю!» Они говолят: «Ну, доделывай, токо быстлее!» Она нацяла толопиться, а нам Тамала Михайловна говолит: нельзя толопиться, потому сто тогда всё из лук валится и лазбивается. Вот не надо было Фее толопиться! Но тут плибезали солдаты и повезли ее казнить. Фея умная и все лубасецьки заблала с собой. Ее везут-везут казнить, а блатцы плилетели и клицят всем, сто это их сестла. А им никто не вéлит и смеются. Тогда блатцы клицят Фее: «Давай сколее нам лубасецьки, а то нам не вéлят!» Она блосила им все лубасецьки и попала плямо на них, и они снова стали доблыми целовеками и всех злых солдат побили оцень сильно, стобы они их сестлу больсе никуда не возили!
– Машенька, а что потом было?
– Где?
– Ну, в конце этой сказки?
– А, вспомнила! Эта Фея увидела кололя и сказала ему, сто он злой кололь, потому сто повез ее убивать! А убивать никого нельзя! Тамала Михайловна говолит, сто таких людей самих надо убивать! И Фея сказала солдатам, стобы они взяли злого кололя и увезли его убивать.
– Машенька, но ведь нельзя никого убивать!
– Ну злых зе мозно? Но ты не плаць, бабуска, кололя не убили. Блатцы взяли его за волотник и блосили в моле. А в моле не было ни одного остова, стобы он мог вылезти и зыть – помнис, как в скаске пло Салтана?
– Помню.
– У Салтана был больсой остов, там был голод и белоцька с олесками… А в этой скаске в моле был один-одинёсенек больсой камень в селёдке, но оцень далеко. Кололь плыл-плыл долго и доплыл до этого камня и стал там сидеть. Пускай сидит, он злой.
– А что потом было с Феей и ее братьями?
– А-а-а… Ницего не было. Я тебе всё лассказала.
– Но тебе понравилась сказка?
– Ну-у… Я не знаю, бабуска. Она какая-то неинтелесная. Мне блатцы не понлавились – они какие-то толопятся всегда. И кололь не понлавился, и солдаты. Злые все. Мне токо Фея понлавилась, и пла… и пло клапиву с лубасецьками. Когда я выласту, тозе хоцю делать лубасецьки из клапивы, много-много! Токо я не буду лукáми ее лвать, стобы не кусалась. Я позову людей в валесках – они будут мне лвать клапиву, а я буду делать лубасецьки и залаботаю много денег, как папа!