5 Лакмусовая бумажка в мутной воде

У Замятина я читала роман «Мы» (рецензия на трилогию антиутопий Замятина, Хаксли, Оруэлла) и рассказ «Часы» (рецензия). Теперь же решила прочесть у него ещё и какую-нибудь повесть. И, выбрав «Наводнение» (хотя иногда его называют рассказом, но это не так важно), не ошиблась. Эти три произведения очень разные, но все мне понравились.

Если в «Часах» заметна перекличка Замятина с Чеховым, то в «Наводнении», видимо, не обошлось без влияния Достоевского, как и в широко известной антиутопии «Мы», в которой чувствуется дыхание Великого Инквизитора. При чтении повести вспоминался мне и Раскольников со своим топором. Прослеживается в ней и идея двойничества, первооткрывателем которой справедливо считал себя Фёдор Михайлович, переведя эту интересную тему из гоголевского мистического мира в мир психологии. Причём похоже, что Замятин успел отразить в своём творчестве раздвоение личности («Наводнение», 1929г) чуть раньше, например, Набокова («Соглядатай» (рецензия), 1930г). И у Замятина мучительным раздвоением страдала женщина, а не мужчина.

Повесть «Наводнение» одновременно и странная, и страшная. Попавшая в приёмную семью девочка-сирота стала своеобразной лакмусовой бумажкой, проявившей тёмные стороны обоих супругов. Ни жена, ни муж и предположить не могли, на что каждый из них окажется способным. Но если отец семейства совершал свои мерзости вполне осознанно, то мать, вероятно, тронулась умом и явно нуждалась в помощи специалиста. А вот несовершеннолетнего ребёнка я не стала бы ни в чём обвинять, хоть девочка и вела себя далеко не самым лучшим образом. Ведь за выстраивание отношений с детьми всегда несут ответственность, конечно, взрослые, в данном случае – приёмные родители.

Трагична и сама повесть, и её финал. Но путь к спасению всегда проходит через правду, какой бы горькой она ни оказалась. Ведь с огромным камнем на душе жить невозможно. Героиня ощутила облегчение и освобождение, рассказав всю правду и признавшись в содеянном. И очень боялась, что ей не поверят. А что будет с ней дальше, уже не волновало эту женщину совсем. «Она медленно, как птица, опустилась на кровать. Теперь всё было хорошо, блаженно, она была закончена, она вылилась вся»…

Как отмечал сам Замятин, интегральный образ наводнения он попытался провести через произведение в двух планах: реальное петербургское наводнение отражено в наводнении душевном.