4

Не буду говорить, что те, у кого не состоялось знакомство с Расселом Хобаном, многое теряют.
Потому что не знаю, насколько это много — целый субжанр фантастики.
Одно верно: однажды героическому космонавту, в шлеме которого отражается маленькая голубая планета, пришлось подвинуться на пьедестале, потому что пришли антигерои — Кляйнцайты, Фремдеры и Пильгерманны с Панчем во главе (впрочем, о знаменитом «Риддли Уокере» как-нибудь в следующий раз). Сразу нужно оговориться, что приставка «анти» относится не к моральным качествам хобановских героев с говорящими именами, а к субстанции, из которой они сделаны.

Романы его с трудом поддаются классификации — к ним так и напрашиваются самые суррогатные, расплывчатые и малоинформативные ярлыки: лингвистическая фантастика, философская фантастика, визионерская фантастика, слипстрим, магический этотсамый. Guardian, цитату из которой вынесли на обложку, и вовсе в растерянности: им «вспоминаются "1984" и "Машина времени"». Даже не хочется плюнуть автору статьи в рожу — скорее всего, он действительно ничего подобного не читал, и ему правда похоже. Если уж настаивать на сравнении с чем-то укоренившимся в сознании, то в качестве заманухи больше бы подошли, что ли, «Заводной апельсин», Воннегут какой-нибудь, «Долгий джонт». Но не «вспоминаются», — так, мелькнут по дороге, а дальше — только узнаваемый с первых строк голос, который то чеканит сочнейшие афоризмы, то бубнит дурацкие каламбуры; вдруг, — когда, кажется, бредящий травой у дома героический космонавт уже неизбежен, — разражается тирадой о судьбе евреев или неожиданной пародией на попробуй-угадай-что-это-вообще-было-то.

Фантастика Хобана, конечно, из нонклассического эшелона. Припечатать ее «интеллектуальной» будет несправедливо, потому что к тому же «Фремдеру» необязательно подходить с Ветхим Заветом и курсом химии за плечами: достаточно этой биографии, этого зрелища, этого рисунка и еще кое-каких деталек. Но не стоит себя обманывать: к книге, к ее миру, героям, сюжету это не приблизит. «Фремдер», как и «Кляйнцайт», — тот случай, когда при самом близком контакте с созерцаемым миром оказываешься не в романе, а где-то здесь, в святая святых:

Кого-то такая приближенность к авторской кухне, витающие в воздухе «мета-» и «po-mo» катапультируют из созданных Хобаном текстов; меня это только сильнее вовлекает в его миры. Миры, где человек выживает в открытом космосе без скафандра, потому что сумел задержать дыхание, нырнув в философское не-бытие. Где постапокалипсис во все поля, но никому не интересно: его затмил Бах, и Каспар Давид Фридрих, и его сова на маленьком гробике, — впрочем, кто сказал, что он маленький? быть может, сова огромна.