4

Книга неплохая, но какая-то немного неестественная. Почему-то мне показалось, что жизнь афганских женщин вряд ли лучше, чем описывает роман, но не совсем такая, как это в нем изображается. Как будто чего-то не хватает – не то ощущения повседневности, не то понимания этого мира изнутри (не то что бы у автора этого нет, но какой-то зазор остается).
В романе переплетены две истории, как это сейчас модно: в настоящем третья дочь из пяти в обыкновенной семье из обыкновенной афганской деревни с девяти лет по решению матери и тети и с согласия отца играет роль мальчика, сына, которому позволено в жизни гораздо больше, чем дочерям. Это старинная традиция, которая была принята для удобства семей, в которых нет сыновей: кто-то же должен выходит из дома: ходить за покупками, бегать по поручениям, за доктором или отдавать туфли в починку. Отцу семейства по статусу не положено, женщины из дома выходить не должны без сопровождения, так что одна надежда на сыновей, а если их нет, то одну девочку временно вполне позволительно считать мальчиком. И вот такая девочка Рахима временно становится Рахимом, ходит в школу, делает покупки, играет с мальчишками, даже учится тхэквондо. Старшая сестра ее матери, которая и надоумила семью на такой маскарад, рассказывает об их прабабке – Шекибе, которая также была вынуждена переодеваться мужчиной для работы охранницей в гареме эмира. Так сюжет и течет: глава о Рахиме и от ее лица, глава о Шекибе от третьего лица (рассказ тети), иногда две-три главы об одной героине и две-три главы о другой. Обе страдают – и от общей несправедливости женской доли и от интриг окружающих (больше всего достается именно от других женщин, мужчины – это, конечно, зло, но с ними героини проводят гораздо меньше времени, чем с товарками по несчастью). Впрочем, у обеих в финале появляется надежда.
(Небольшое недоумение: как могли родители, особенно отец, хранить рисунки одной из своих дочерей, в том числе портреты? Разве изображения не запрещены в исламе? Или у афганцев немного не так? Откуда у Шекибы вообще возникло такое вольнолюбие, что ничем не было из нее вытравлено? Это, конечно, потрясающе, но маловероятно.)