5

Сюжет раскрывается в своём смысле для меня на последних страницах этого произведения. Возможно, я считаю, дать этому произведение другое название- Осуждённый на жизнь.
На суде:

-Да! - закричал он с жаром. - Я обвиняю этого человека в том, что на похоронах матери он в сердце своём был уже преступен

Данная цитата наталкивает меня на мысль о настоящих чувствах у немногих осуждённых на жизнь. И о чувстве "симуляции" у большинства, что лишено сознания своей вины - их чувства "жизнененны". Ведь на всём протяжении книги мы явственно замечаем эту бесчувственность главного героя, которая нас никак не пугает, а даже роднит с ним.
Примечательно, что у обвинителей ярко выражены их чувства - экспрессия и живость-желане жизни Если  можно провести параллели с этой живостью в их синонимичности.
У героя же нет чувств и желания защищать себя, свою жизнь, что и объясняется в финале произведения, в разговоре со священником. Говоря об отсутствии желания себя защищать проясняется в следующих словах прокурора:

Он говорил, что пристально в неё всмотрелся- и ровно ничего не нашёл, господа присяжные заседатели! Поистине, говорил он, у меня вообще нет души, во мне нет ничего человеческого и нравственные принципы, ограждающие человеческое сердце от порока, мне недоступны

-Без сомнения, - прибавил прокурор,- мы не должны вменять это ему в вину. Нельзя его упрекать в отсутствии того, что он попросту не мог приобрести. Но здесь, в суде, добродетель пассивная - терпимость и снисходительность- должна уступить место добродетели более трудной, но и более высокой,а именно - справедливости. Ибо пустыня, которая открывается нам в сердце этого человека, грозит развернуться пропастью и поглотитть все, на чем зиждется наше общество.

Нет души? Меня всё заботит эта отсраненность героя от самого себя, как и само это чувство некого равнодушия, что магических образом появляется и в нас. И лично я не могу дать объяснение причинам появления этого внезапного абсурда.
Что про душу, то про героя не скажешь этого, ведь он помог своему приятелю, которого видел только два раза в своей жизни. Избил арабов вместе с ним, а одного вовсе убил и в тексте совсем нет обвинений в сторону этого самого приятеля. По существу, его приятель и впутал главного героя в эту безысходную передрягу, что подтверждается в словах его адвоката:

-Я тоже всмотрелся в эту душу, - сказал защитник, - но в отличие от многоуважаемого представителя прокуратуры я там кое-что нашёл и могу сказать, что читал в этой душе, как в открытой книге. Он прочёл, что я честный  человек, прилежный и неутомимый труженник, верный интересам фирмы, в которой служил, любимый окружающими и отзывчивый к чужому горю. По его мнению, я был примерным сыном и отстался опорой матери до последней возможности,а в дом призрения отдал её в надежде, что она обретёт покой и уют, каким я при своих скудных средствах не мог её окружить.

Возможно, что Постороний это как бы вторая сущность в человеке, в оболочке, которая движется в мире абсурда с этой сущностью вне себя, в мире - в постороннем. И мы как частицы обитаем в абсурд-марионетки, знающие это. Живущие лишь с одним желанием-поскорей сыграть свою ненужную роль в кукольном спектакле и быть выброшенным в урну после его конца. Как подходящее звучат строки из песни Yung Lean- Kyoto:

See me swervin' through, they want me locked up

Been locked up, in my own mind

My thoughts will never be shallow

И собственно финал - разговор со священником. Финал, что одинаков у всех, но финал без надежды нового старта. Постороний? Постороний быть может есть сам отсраненная смерть в мире, смерть во плоти, то что смотрит на тебя сквозь зеркало. То чем ты являешься, но не есть. Поразительно, что мысль моя была сказана Камю в его следующем произведении, что я прочёл - в Мифе о Сизифе:

Равно как напоминает об абсурде и тот чудак, который подчас движется нам навстречу из глубин зеркала, тот родной и, однако, вызывающий в нас тревогу брат, которого мы видим на наших собственных фотографиях

И возвращаясь к священнику и разговору- в этом диалоге и отрицается ценность этой гонки, бессмысленность её финала и нет надежды на новый старт be like

Так что же? Значит, я умру. Раньше, чем другие, разумеется. Но всякий знает - жить не стоит труда. В сущности, я прекрасно понимал, что умереть в тридцать лет или семьдесят - невилика разница, все равно другие мужчины и женщины останутся жить после тебя, и так будет еще тысячи лет. Ясно и понятно, чего проще. Теперь или через двадцать лет - всё равно я умру. Сейчас при этом рассуждении меня смущало одно: как подумаю, что можно прожить еще двадцать лет, внутри все так и вскинется. Оставалось глушить это чувство, внушать себе, что те же мысли одолевали бы меня и через двадцать лет, когда я все равно очутился бы в таком положении. Ведь ясно и понятно: смерти не миновать, а когда и как умрешь - что за важность.

Может быть, по традиции, мы обвиним капитализм во всех наших бедах и скажем,что единственная цель самого этого строя-накопление прибыли. Ясно, что всё в этом мире подчинено этому. И парадокс - некий смысл, цель, но без смысла и цели - без чувств, без человеческого начала. Эта немощь эмоционального, немощь чувств - импотенция (жизни) . Тут подходит английское слово Numb и его перевод
-онемевший, оцепеневший, окоченевший. Мне хочется вставить цитату из недавно прочитанной книги Александра Беркамана про анархизм, которая возможно характеризует и очерчивает причины этого :

Авторитет контролирует всю нашу жизнь с колыбели и до гроба – авторитет родительский, церковный и божественный, политический, экономический, социальный и моральный. Какой бы характер ни носил авторитет, над вами всегда проявляют власть, запугивая наказанием в той или иной форме. Вы боитесь бога или дьявола, священника и соседа, судью и тюремного охранника, закона и государства. Вся ваша жизнь состоит из длинной цепочки страхов – страхов, терзающих ваше тело и разъедающих вашу душу. На этих страхах покоится авторитет бога, церкви, родителей, капиталистов и властителей.Загляните в себя и проверьте, правду ли я сказал. Почему в противном случае даже среди детей десятилетний мальчик помыкает своими младшими братьями и сёстрами благодаря своему физическому превосходству, точно так же как его отец помыкает им самим благодаря своему превосходству и материально зависимому положению сына? Вы настаиваете на авторитете священнослужителя и проповедника, потому что верите, что они могут «обрушить божественный гнев» на вашу голову. Вы подчиняетесь воле начальника, судьи и государства, потому что у них есть власть, возможность отнять у вас работу, закрыть ваше дело, заточить вас в тюрьму. Но эту власть вы дали им сами! Таким образом, авторитет правит всей вашей жизнью – авторитет прошлого и настоящего, мёртвых и живых – и ваша жизнь состоит из непрекращающихся нападок на вас, из попрания вашей личности, из постоянного подчинения мнению других. Вы мстите другим, проявляя свою власть над ними, оказывая на них физический или моральный нажим, проявляя насилие над ними и раня их так же, как поступают с вами. Таким образом, жизнь – это отвратительный сплав авторитета, господства и подчинения, приказа и повиновения, принуждения и покорности, насилия и власти в тысяче и одном облике.

Беру на себя смелость сказать, что постоянное доминирование, навязывание, контроль настолько уничтожают естественное в человеке, что оставляют лишь наблюдателя, который созерцает своё управление кем-то из вне. В конце книги,я думаю, Камю сделал неправильный вывод и связалту безысходность с всеобщностью - с жестокой галактикой. Он вывел некий постулат стоицизма о тщетности всего сущего. Но мы все понимаем, что смертны. Другое дело, когда наша жизнь не наблюдаема из потусторонего,а проживаема, проживаемая как осмысленность, отрицающая абсурд (и признающая его?) Мечты?