2

Этот город, с душой мужественной и женской, был так же обречен, как и она, а разница в сроках - семь месяцев или семьдесят лет - ... такая чепуха для бездушного безграничного времени! И это предощущение нашей общей гибели, общей судьбы - вот, что носится здесь над водой каналов.

Я давно хотела почитать Дину Рубину. Какие-то наскоро стёртые личные мотивы, какие-то лоскутки впечатлений, какие-то пара слов из интервью вбили мне в голову, что читать её непременно надо. Я не ассоциирую её ни с какими улицкими и мариниными, потому как этих я попросту не читала.

И что же принёс мне этот рассказ (да, в аудиоверсии произведение назвали именно так)?
А ничего.
Стандартный сюжет, повествующий о немолодой уже женщине, узнающей о том, что она больна до смерти (простите за каламбур). И это не спойлер, поскольку говорит об этом госпожа Рубина чуть ли не на первой странице.

Но знаете, что? Удивительно, при таком-то отзыве, но она меня вдохновляла! Когда я обратила внимание на её слог, он мне понравился, и краски полились мне в душу. Наверное, это следствие зелёных Иерусалимских холмов и песочно-серого моря, которые Рубина впитала в себя.

И долго разговаривали колокольни окрестных церквей, перебивая друг друга, вскрикивая, захлебываясь лепетом маленьких колоколов, увязая, как в киселе, в тревожном густом гуле.

или вот ещё

Небо, словно выдутое из венецианского стекла, еще горячее внизу, у искристой кромки канала, вверху уже загустевало холодной сизой дымкой.

Красиво, правда?

Однако, к концу рассказа эта красота неописуемая куда-то делась. Появился мужчина, появилась постель, появились телефонные разговоры и вломилась посредственность. Дина, куда же ты?!