0 Настоящее зло или шестеренка в чудовищной машине?

Эта книга, написанная сразу после суда над Адольфом Эйхманом - одним из главных ответственных за уничтожение евреев, - вызвала широкий общественный резонанс. Действительно, Ханна Арендт была подвергнута жестокой критике за свой цикл статей об Эйхмане в журнале The New Yorker, по которому в дальнейшем была составлена книга.

Арендт при написании книги старалась смотреть на преступления Эйхмана против евреев и на сам судебный процесс максимально объективно и отстраненно. Примечательно то, что она сама была еврейкой: во время войны она оказалась в концлагере во Франции, после чего ей удалось спастись оттуда и бежать в США. На мой взгляд, у нее скорее получилось быть объективной, хотя я не могу этого утверждать. Ханна Арендт пыталась показать изъяны судебного процесса, то, что обвинение строилось "на страданиях евреев, а не на деяниях Эйхмана"

На самом деле, книгу было очень тяжело читать по нескольким причинам. Во-первых, это, конечно, непривычный жанр. Это и эссе, и публицистика, и философский, и исторический труд - все вместе. Во-вторых, поверхностное знание истории Второй мировой войны, да и всемирной истории вообще, не давало полностью понять написанное. Очень сложно оценить эту книгу, не имея внушительного бэкграунда: не только поставить звездочки на LiveLib'е, но и вообще судить о правдивости написанного.

В любом случае, не нужно забывать, что эта книга - это не истина, это мнение. Не нужно слепо доверять или, наоборот, не верить не только конкретно этой книге, но и вообще всему, что пишут, о чем говорят. Мы не можем знать наверняка как это было на самом деле, даже побывав в центре тех событий. Кроме того, мы не можем залезть в головы других людей и до конца понять их мотивы.

И все же, что меня поразило в этой книге больше всего - это, собственно, то, что и было заявлено в названии. Банальность зла. Эйхман до невозможности обычный человек. Он не закончил школу, не преуспел ни в каком деле до войны. При этом он ревностно исполнял приказы и законы того времени. Для него жизнь без приказов и четких предписаний была бы бессмысленной. Он не видел своей вины, он лишь подчинялся существующим законам:

Я не убивал евреев. Я не убил ни одного еврея и ни одного нееврея - я не убил ни одного человеческого существа. Я не отдавал приказа убить ни еврея, ни нееврея, я просто этого не делал.

При этом он принимал приговор и даже предлагал публично повешаться. Но сейчас не об этом. Эйхман был до ужаса нормальным и исполнительным. Он очень хорошо относился к своей семье, не испытывал безумной ненависти к евреям, не был яростным антисемитом. Кроме того, Эйхман был хвастуном - во время суда очень часто проявлялось его бахвальство. Он также не был способен произнести ни одной неклишированной фразы, из чего можно сделать вывод, что и своих мыслей-то у него не было:

Что бы он ни писал в своих мемуарах в Аргентине и в Иерусалиме, что бы он ни произносил во время предварительного следствия и в суде, он использовал одни и те же слова. И чем дольше вы его слушали, тем становилось более понятным, что его неспособность выразить свою мысль напрямую связана с его неспособностью мыслить, а именно неспособностью оценивать ситуацию с иной, отличной от собственной точки зрения. Общение было для него невозможным, и не потому, что он лгал и изворачивался, а потому, что был окружен самой надежной защитой от слов и самого присутствия другого человека, а значит — от действительности как таковой.

Ханна Арент пишет о том, что эта его неспособность высказывать собственные мысли мешала следствию, и для того, чтобы разрешить противоречия между ужасом деяний и его серостью, некоторые пошли по самому легкому пути, роль Эйхмана сильно преувеличили, а его самого объявили искусным лжецом, тогда как на самом деле он таким не являлся.

Из всего этого можно сделать вывод, что Эйхман не был вселенским злом, не был поехавшим маньяком или психопатом, он был лишь винтиком в этой чудовищной машине. Или же, наоборот, настоящим злом являются как раз такие невероятно простые, совершенно немыслящие, серые люди, как Эйхман. При этом нужно учесть, что никто из знакомых Эйхмана не был против "окончательного решения" (этим он успокаивал свою совесть), все эти люди считали, что они причастны к чему-то грандиозному, историческому, не имеющему себе равного. Также он лишь гнался за карьерой, не вдаваясь в подробности, к каким последствиям это приводит - идеальный карьерист. В этом-то и есть весь ужас.

Честно говоря, в этой книге я ожидала больше социальной психологии, "психологического" разбора деяний Эйхмана, но это оказалось небольшой частью. Здесь больше рассказывается про несостоятельность и ошибки судебного процесса и бюрократический аппарат нацистского режима.

В общем, с мыслями Ханны Арендт можно соглашаться или нет, но спорить с тем, что она задает действительно важные вопросы и пытается объективно на них ответить - по меньшей мере глупо.

P. S. В предисловии у русскому изданию было сказано, что книга кишит неточностями, возникшими при переводе, которые даже искажают первоначальный смысл.