5

Я начал читать эту повесть в шесть часов вечера. И закончил её чтение в восемь часов. Тоже вечера. Того же самого дня. Сегодня.
Можно сколько угодно говорить о войне красивых и правильных слов. Можно писать о ней сердцещемительные и слёзовыжимательные книги. Можно снимать про войну цветные кинофильмы и раскрашивать фильмы чёрно-белые. Можно слагать и петь военные песни — маршевые, победные, лирические... разные. Можно рассказывать про неё анекдоты и ржать над приключениями удачливого и вороватого Прапорщика. Многое, что можно делать в связи с войной. Но всё это только если ты сам там не был. Если это не тебя убили в бою под бывшим советским городом Грозным, и если это не ты сгорел в бэтээре заживо. И если это не тебя потом кололи сверх всякой меры промедолом жалостливые медсестрички военного госпиталя. И если это не ты отдаёшь соседке последнее сохранившееся в доме зеркало, и это не тебя зовут, чтобы пятилетний мальчонка перестал капризничать и немедленно лёг спать, испугавшись того, что у всех называется Лицом, и что у тебя заменяет красный комок мяса.
Всего-навсего сто одиннадцать страниц электронно-чернильного и довольно крупного шрифта. И вся жизнь двадцатилетнего парня. С карандашом в руке. И с сердцем в груди. С живым сердцем...