4.5

Стоит произойти перевороту, революции, смене власти, как наступают смутные времена. Истинным приверженцам проще, они сражаются за идеалы, верят в них. Кто надеется на возвращение старого режима, тот тоже верит. Но когда ты простой обыватель и не знаешь к кому примкнуть, то приходится метаться в поисках правильного выбора: то ли в коммунисты записываться и сводить дружбу с рабочими, то ли царское платье хранить в надежде на возвращение монархии.

Павел Сергеевич. Но вы забываете, мамаша, что при старом режиме меня за приверженность к новому строю могут мучительской смерти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если у тебя платье?
Павел Сергеевич. Ну, стало быть, при новом режиме за при­верженность к старому строю меня могут мучительской смер­ти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если ты в пар­тии?
Павел Сергеевич. Мамаша, значит, я при всяком режиме бес­смертный человек.

Николай Эрдман обыгрывает ситуацию метаний и заблуждений отдельных граждан, взяв за пример семью Гулячкиных. Павел Сергеевич прикладывает немало фантазии, лишь бы приспособиться, удержаться в новом мире: протирает в матовом стекле дырку-глазок, чтобы быть в курсе творящегося за дверью; старые картины на стенах делает двойными, и «Вечер в Копенгагене» в одну минуты может превратиться в портрет Карла Маркса, достаточно перевернуть раму на оборотную сторону. «Лавировать, маменька, надобно, лави­ровать» - учит сын неразумную мать.
Сестру Павла Сергеевича согласны взять в жёны, если в приданое дадут коммуниста. С такой сатирической ноты начинается пьеса. Сюжет незамысловатый, в пьесе важны не события, а изображение попыток "втереться в революцию", стать своими, обезопасить свою жизнь и быт. Взгляды героев обманчивы, как фальшивый мандат, нарисованный Павлом Сергеевичем...
События, изображённые в комедии, давно не актуальны, но речь героев настолько своеобразна, что смеяться хочется и сейчас.