4

Несомненно, знаковая работа, которая нелегка в прочтении. Такое чувство, что я постранично ела брикетик за брикетиком, но в отличие от советской нормы Норма Сорокина действительно осмыслена. Роман читается как манифест и бравадные лозунги, как бессмертная литературная классика, как памфлет и грозное оружие. Сорокина я очень люблю за его прямолинейность и неординарность; мне нравится, как он работает на стыке классики и авангарда, в его литературе поразительно сочетается несочетаемое. Норма не исключение, а скорее, восхитительное воплощение. Я свою норму выполнила.

Поделенная на восемь частей, книга теряет в цельности, но выигрывает в полифоничности. Конечно, впечатляет и моментально влюбляет в себя первая часть про поедание говна. Мыши кололись, но продолжали жрать, это ли не идеальная метафора безвольного человеческого бытия в ачеловечных общественных условиях. Тем удивительнее смотрится контрастная третья часть про потомка Тютчева. Написанная в лучших традициях русского романа, она наполнена любовью и ностальгией. Словно марево, которое ненадолго закрывает глаза и колышет почти позабытое тёплое чувство к стране. Впрочем, марево на то и марево, чтобы стремительно рассеяться и вернуть убаюканного мечтателя обратно в грубую и неотёсанную реальность. Великолепна ода нормальным родам. Не менее великолепны обрамлённые в прозу советские стихи. И в каждом предложении, в каждом абзаце издёвочка, изподвыподверт, тыльная сторона вышитой картины с узелками и порванными нитками. За портрет страны, поколения, человека Сорокину благодарность. Хоть истошно рыдай или истерически хохочи.