3.5 Обломов наоборот

Довольно интересная история про маму Арину Петровну Головлёву и её сыночка Порфирушку, также известного под именем Иудушки. Кажется, я это должен был прочитать в школе, но как-то не сложилось тогда.
Главной, если не единственной, чертой характера обоих героев является безграничная и всеобъемлющая жадность в духе человека экономического, впервые исследованного Адамом Смитом.
Глубины характеров я особенной не заметил. История длинная, и где-то в середине я даже заскучал: ну да, всё ясно, Иудушка -- сволочь и жадина, чтобы это понять, вполне достаточно и полудюжины эпизодов, совершенно не обязательно приводить их десятками. Правда, потом стало снова интересно.
Есть у Иудушки и настоящая страсть: арифметика. А сколько деревьев в лесу и за сколько можно лес этот продать? Надо было ему заняться исследованием простых чисел. Но нет, не догадался. За всю жизнь наверняка получил бы несколько интересных результатов, а то и -- чем чёрт не шутит? -- гипотезу Римана доказал.

Иудушка показан моралистом, наихристианнейшим из христиан. На самом деле это чистое ханжество, этим он всего-навсего прикрывает собственную жадность и полное отсутствие совести.
Думаю, Салтыкову-Щедрину удалось показать эти черты характера так убедительно, потому что и сам он не чужд морализму и ханжеству. Некоторые его идеи имеют отчётливый специфический оттенок. Таково, например, длинное лирическое отступление про лицемерие и добродетели Франции. К тому же не совсем понятно, зачем оно: этот кусок просто торчит из страницы перпендикулярно всему остальному тексту. Ну и об актрисах он отзывается в подобном же духе.
Да и в целом история весьма нравоучительная.

Очень интересно было прочитать про изменения сельской жизни. Повествование захватывает конец крепостничества и первое десятилетие после освобождения крестьян. Это поистине глубочайшая реформа, коснувшаяся как помещиков, так и тружеников. Это приблизительно то же, как если бы сегодня запретили пользоваться частными автомобилями и законодательно заменили их общественным транспортом. Удивительно, что всё не развалилось тогда до основания.
Помещиков автор явно не любит, ни одного привлекательного персонажа не видно. Крестьян любит больше, по крайней мере показывает их разными.

Удивительно, сколько непонятных слов использует Салтыков-Щедрин: бурмистр, полоток (соленый), ухичивать, заволока, паданцы, чухонское масло (и заодно масло деревянное), кортомить, французская водка (коньяк? перно? кальвадос?), зажоры в поле и много ещё. Достоевский, например, без таких слов как-то обошёлся, хотя писал в то же время. Видимо, деревенская жизнь с тех пор изменилась намного больше, чем городская.
Надо будет как-нибудь отдельно исследовать и вопрос о самоварах:

Самовар так и заливается; то загудит во всю мочь, то словно засыпать начнет и пронзительно засопит.

По моим понятиям, через пять минут в помещении с самоваром все должны задохнуться от дыма, но нет, чай пьют, беседу ведут. Какая-то ныне утерянная космическая технология, не иначе, использовалась, так что огонь в самоваре горел без дыма и угарного газа. Видимо, дело в таинственном самоварном угле.

Историю эту, разумеется, должен знать каждый, поскольку она есть часть национального культурного кода. Вот и я причастился наконец.
Тем не менее, в целом она, на мой взгляд, сильно уступает "Истории одного города".