5 Бежит дорога всё вперёд — куда она зовёт?

Знаете, сейчас я скажу для кого-то крамольную, а для кого-то вполне здравую вещь — «Хоббит» мне нравится больше, чем «Властелин Колец». И дело не в том, что «Хоббит», как изначально детская повесть, проще для восприятия. Клайв Льюис, близкий друг Толкиена и автор другой известной книги, в своей рецензии писал, что «Хоббит» — это книга детская только в том смысле, что её можно впервые читать даже малышам. Дело в том, что «Хоббит» — это продуманно построенная, компактная, будто бы камерная — в отличие от глобальной симфонии «Властелина Колец», — и оттого очень душевная повесть. Благодаря её компактности в ней нет ничего лишнего, мысль в ней не растекается по древу; и в то же время лаконичный рассказ Толкиена оказывается прочной основой, на которой детское воображение может придумать что угодно — и поэтому повзрослевший ребёнок ещё много лет будет вспоминать «Хоббита» с теплотой.

Благодаря камерности повести образы персонажей, которых тут немного, получились более живыми и правдоподобными, чем во «Властелине Колец». После чтения (вернее, уже перепрочтения) «Хоббита» у меня сложилось впечатление, что небольшие произведения Толкиену удавались лучше, чем глобальные романы — и после того, как я прочитал «Детей Хурина», это впечатление только подтвердилось.

Характер Бильбо Бэггинса и соотношение в нём специфических качеств Бэггинсов и Туков давно уже стали пищей для профессиональных литературоведов — вряд ли я смогу добавить что-то существенное, так что не буду отбирать у них лембас. Замечу разве, что если бэггинсовские черты — это рациональная сторона Бильбо, а туковские — эмоциональная, то Бильбо отправился в поход против воли своего разума, но в соответствии с эмоциональной волей. Забавно наблюдать, как по утрам во время странствий бэггинсовская сторона Бильбо просыпается первой и начинает мечтать о яичнице с беконом, о неспешном утре в тёплом уютном доме — но вместо этого приходится завтракать холодной крольчатиной и брести пешком под нескончаемым дождём по унылым пустошам.

Гэндальф в «Хоббите» отличается от себя из «Властелина Колец»: он малость тщеславен, и любит при случае прихвастнуть своей мудростью, за счёт чего смотрится немного комично.

— Я с самого начала намеревался по возможности благополучно переправить вас через горы, — начал волшебник. — Благодаря моему умелому руководству и, что не столь важно, удачному стечению обстоятельств, с этой задачей я справился.

Он может быть весьма настойчив, если не сказать — назойлив: фактически, он заставляет Бильбо отправиться в путешествие и навязывает его гномам в качестве четырнадцатого участника похода, притом, что ни Бильбо, ни гномы не очень-то этого и хотели. Не исключено, что Гэндальф включает Бильбо в отряд гномов в расчёте на то, что разум и добродушие хоббита спасут всю компанию от возможных последствий гордости и жадности Торина — на такую мысль наталкивает разговор нового Короля-под-Горой и волшебника после пропажи Аркенстона.

Независимое поведение и неожиданные исчезновения Гэндальфа в самые неудобные для компании моменты (чего стоит только его поворот на границе Лихолесья) показывают, что поход к Эребору — это только один из проектов, которыми он сейчас занимается, и скорее всего — не самый важный. На уровне «Хоббита» исчезновения Гэндальфа лишний раз подчёркивают его образ важного волшебника, у которого есть и другие дела, кроме помощи простым смертным в их походе за сокровищами. Если же смотреть более глобально — мы знаем, что Гэндальф участвует в борьбе с Сауроном, который начал своё возвращение в обличии Некроманта.

В случае Торина классический образ наследника, возвращающегося в своё королевство, разбавляется непомерной гордостью, жадностью и склонностью к неблагодарности. В этом главное отличие Торина от ещё одного наследника — Арагорна, который положителен до последней морщинки на лице и последнего волоска в усах; и в этом Торин более реалистичен, чем Арагорн. А ещё потомок Дурина предпочитает отдавать сложные и специфические задачи на аутсорс, снимая с себя ответственность — он поручает Бильбо разработать план побега из тюрьмы Трандуила, провести разведку в подземельях Одинокой Горы. Речь Торина похожа на язык английских официальных документов XVII века, со множеством повторов и синонимов — «наши планы, способы и средства, наши умыслы и уловки», — всё это звучит очень по-юридически. Вообще, его излишняя многословность напоминает какого-нибудь адвоката.

Любопытно сочетание героического и иронического в образе Торина — к примеру, после ужина в доме Бильбо он играет на арфе. Вы вот можете представить себе короля бородатых гномов, с боевым топором (ну ладно, с мечом) за поясом, играющего на арфе, словно какой-нибудь эльф или выпускница нижегородской консерватории? Мне вот это сделать сложновато.

Чрезмерная гордость, беды и страдания, которые она приносит — это одна из ключевых тем в произведениях Толкиена. Гордость Боромира и Денетора мешает им договориться с союзниками, гордость Турина Турамбара разрушает всю его жизнь, о надменности эльфов и говорить нечего — достаточно вспомнить короля Тингола и пламенного Феанора. Свойственна она и гномам. Они не особенно-то почтительны по отношению к Гэндальфу — для них он не столько почитаемый мудрец, сколько полезный партнёр в рискованном деловом предприятии. Что уж говорить об их отношении к Бильбо… какие-то намёки на уважение появляются только после того, как он многократно доказал свою ловкость, находчивость и полезность для компании и общего дела. Что странно, гномы очень эмоциональны и впадают в истерику при любой временной неудаче; впрочем, и эльфы «Сильмариллиона» рыдают при каждом удобном случае.

Анахронизм Бильбо и хоббитов вообще, различие между его миром и миром гномов, гоблинов, драконов и волшебников подчёркивает введение Толкиеном в текст оборотов, заимствованных из XIX и ХХ веков — он сравнивает хоббичью нору с железнодорожным туннелем, пронзительный крик испугавшегося Бильбо — со свистком паровоза, а рёв Беорна — с грохотом пушек. Кстати, хоббиты носят фамилии, в то время как гномы, представители более древнего мира, представляются как «сын такого-то». Хоббиты используют деньги, но неясно, кто чеканит эти монеты — ведь княжество Артедайн, к которому относился Шир, пало под ударами Ангмара много веков назад.

Особенный интерес вызывают встречающиеся в тексте остатки первоначального замысла автора, когда история Бильбо Бэггинса ещё не была частью истории Кольца Саурона, да и весь мир Толкиена находился на ранней стадии разработки и теснее соприкасался с нашим, реальным. Встреченные путешественниками тролли носят обычные английские имена и фамилии. Плывя по реке, Бильбо вспоминает о земном созвездии Большой Медведицы. Элронд из Ривенделла назван в повести (во всяком случае, в переводе Натальи Рахмановой) другом эльфов и предводителем людей-потомков эльфов, а не эльфом как таковым, в качестве которого он выступает во «Властелине Колец». Сейчас такие фрагменты воспринимаются как нечто вроде апокрифа, как обрывки истории, не вошедшие в итоговый канон.

Часто говорят, что через идиллическое изображение жизни Шира Толкиен выразил свою любовь к сельской Англии, едва затронутой капитализмом и техническим прогрессом. В самом начале повести автор, рассказывая о родителях Бильбо, говорит о том, что Туки были не столь почтенным родом, как Бэггинсы, хотя были несравненно богаче. Уважение к человеку не ставится в зависимость от его достатка — и в этом ярко проявляется особенность мышления людей докапиталистической эпохи. Противостояние традиционного и индустриального завершается в последних главах «Властелина Колец» изгнанием из Шира Сарумана и его смертью.

На что ещё я обратил внимание — прославляя Бэрда, убившего дракона, жители Эсгарота хотят свергнуть бургомистра, который явно представляет интересы торговых слоёв города, и сделать Бэрда, потомка династии правителей Дейла, своим королём. Я вижу в этом протест городской бедноты и наёмных работников против жёсткого прессинга их работодателей-капиталистов — здесь этот протест выражается в идеализации прошлого и желании вернуть режим «добрых королей». Озёрный город легко проассоциировать с Венецией — торговым и банковским центром реального Средневековья.

Меня всегда удивлял статус вора или взломщика, которым Толкиен наделил Бильбо, этого хоббита-домоседа из почтенной семьи с безупречной репутацией. Именно в этой роли Бильбо взяли в экспедицию к Одинокой Горе. За несколько десятков лет, прошедших со времени написания «Хоббита», сознание людей уже стало другим — хоть убей, у меня этот статус ассоциируется с классом персонажа в какой-нибудь RPG (если не говорить об уголовниках реального мира, конечно). А Толкиен, скорее всего, опирался на очередной архетип из какой-нибудь древнегерманской саги.

Между прочим, Толкиен в «Хоббите» пишет, что гномы Эребора использовали воронов для доставки почты. Не отсюда ли взял идею вороньей почты Джордж Мартин?

Знаете, в развлекательной литературе (как и в компьютерных играх) я больше всего ценю то тонкое и неуловимое качество, которое зовётся атмосферностью — такую степень проработки книжного или игрового мира, при которой он кажется достоверным и при которой читатель начинает чувствовать свою сопричастность к нему. И в «Хоббите» это есть. Повесть прекрасна своим чистым, незамутнённым, каким-то первобытным духом приключения, который даст фору многим пиратским романам. Причин такой удачи, видимо, две. Во-первых, Толкиен писал «Хоббита» не торопясь, постепенно дорабатывая текст и внося в него изменения, и мог дать волю своему перфекционизму. Во-вторых, как я понял, сказка писалась им в том числе для своих собственных детей — естественно, что им он хотел дать лучшее.