3

Когда вспоминаешь собственную юность, то кажется, будто там, в юности, всегда светило солнце. Каждый день, неважно — осень не осень, зима не зима… Всё было весело, легко, и вокруг всегда было светло. Даже в новогоднюю ночь или мрачным ноябрьским вечером — на то она и юность, время, залитое светом. Светом, который виден только издали, через несколько десятков лет после того, как юность эта закончилась.
Алексей Рыбин «Майк: Время рок-н-ролла»

Прекрасный опенинг. Но этого света в документальном романе Алексея Рыбина мало. Ничтожно мало. Всё остальное — это снобизм и беспрерывное брюзжание в жанре «вот мы… вот в наше-то время…». Жизнь в СССР — ад, жизнь в России — дерьмо.

Вокруг всё было чрезвычайно мерзко. Настолько глубоко и крепко мерзко, что эта мерзость казалась вечной. Все эту мерзость понимали. Никто её не любил, но с теми, кто декларативно с мерзостью боролся, почему-то особой дружбы не водили.

В музыке плохо всё: от хард-рока до авторской песни. Наиболее частая конструкция в этой книге: «Когда А в период Б решил сделать В, у него получилось Г…». Или даже УГ. Кстати, об УГ: сквернословия и грязнословия на страницах более чем достаточно. Я не ханжа и не пуританин; считаю, что крепкое словцо бывает очень даже к месту и в жизни, и в книге, но здесь такая лексика не оправдана в литературном смысле: это просто словесная нечистоплотность, неумение взять себя в руки, неуважение к читателю, наконец.
…И ничего хорошего в мире нет, кроме рок-н-ролла, Роллинг Стоунз, Боба Дилана, Лу Рида, ну, ещё, может, Дэвида Боуи, а также Майка, Цоя и БГ — это лейтмотив книги.
Рыбину не позавидуешь: из трёх людей, которых он больше всего ценит в своей жизни, он похоронил двоих. Может, отсюда эта горечь, эта желчь, это стремление «окрасить всё в чёрное»?

Умереть совсем — страшно. Но многих это не пугает. Мрут, ничего не написав, а главное и самое удивительное — никого не родив. То есть добровольно отказавшись от бессмертия.
Ну и люди.

К счастью, о Майке Науменко автор говорит по-настоящему тепло, с любовью, по-прежнему остро помня его таким, каким Майк был тогда:

…Майк терпеть не мог светские тусовки. Хотя есть подозрение, что он всегда стремился в них участвовать, но для того, чтобы стать полноценным героем светских хроник и завсегдатаем модных домов, был слишком робок и порядочен.

Рассуждения о книгах в СССР, о роке, попсе и вытекающей из них моде интересны и не лишены здравомыслия; огромное удовольствие доставляют страницы, где Рыбин подробнейшим образом разбирает альбомы Майка «попесенно» — что откуда взялось и что как и почему звучит, — и эти фрагменты отчасти примиряют с мрачными глубинами авторского негативизма… равно как и фотографии легендарного Вилли Усова.
Но вот не знаю, за что получают деньги в уважаемом и любимом мною издательстве «Амфора» корректор Мария Дылева и ответственный редактор Марина Решетина. «Клеевая тёлка» (вместо «клёвая», причём дважды на странице; да, я знаю, что Ворд это по автомату исправляет, но текст-то вычитывать надо!), повтор фраз — буквальный! — через несколько строк, выражения типа «самый минимальный», встречающиеся на соседних страницах «так называемая классическая музыка» и «так называемая широкая аудитория»… А, нет, пардон, это опять по ведомству снобизма. На эту тему — ещё несколько примеров:

С какого перепугу все эти Градские и прочие виа-функционеры решили, что они что-то понимают в рок-н-ролле, — неизвестно никому, кроме них, да и им тоже, скорее всего, неведомо.
* * *
В их [Лу Рида и Velvet Underground] музыку российский слушатель не врубится никогда…
* * *
Половина из тех, кто читает сейчас эти строки, вскочит, захлопнет книжку, сожжёт её, развеет пепел по ветру, а если он читает в замкнутом пространстве без окон — то съест. Другая половина — из тех, кто никогда не брал гитару в руки, — просто ничего не поймёт.

Ну, Рыба, это уж слишком! А для кого ты всё это писал? Книга, между прочим, издана тиражом 3000 экземпляров. Для кого???
Пока читала, раз за разом морщась от чернушных оценок всего подряд, что-то такое шевелилось в памяти, беспокоило… Ну конечно! Тина Ивановна! Собирательный образ «жены главрежа», сатирически-метко выведенный Вениамином Смеховым!

…Ну, помнишь — и помни. Отстань, дереза. Всё. Кончился кураж. Обдавая собеседника смешанным ароматом французских духов и коммунального духа, дереза надменно учит, мучит, цедит, зудит и испытывает терпение… /…/ Ужас. Говорят, эта Тина с мужем-главрежем была у друзей в Киеве, у знаменитой актрисы Ляли Котовой. И Тина вела свой обычный адский разговор о том, что всё вокруг — прах и что всем изменяет вкус, а если есть что приличное, так это только следы влияния её мужа на театральное искусство страны. Ну, всех покрыла… Вахтанговцы — пошлейшие, «Современник» — пустейший, эксперимент на Таганке — «Мейерхольд для бедных»… Говорила, зудила… Вдруг Ляля, актриса, подруга, перебивает её раздражённо: «Тиночка, как можно! Ты преувеличиваешь. Вахтанговцы — народ талантливый, со своим прошлым и прочее. «Современник» очень любят, Таганка, говорят, яркая, смелая, всех радует. А ты, Тиночка, всё чёрной краской…» Тина побледнела и сказала феноменальную фразу, выпятив глаза и сокрушённо качая головой: «Ляленька-а, какая ты стала злая-аа…»
Вениамин Смехов «В один прекрасный день… Повесть о театре»

Предвижу традиционные (и резонные!) реплики: а зачем ты, дескать, всё это читала? Как — зачем? Братцы, я выросла на этой музыке, она для меня родная, Майк — любовь как минимум половины жизни (равно как и Цой, и БГ, «Битлз» и Боуи, и многие другие)… Да и сам Рыба (в отличие от нынешнего, теперешнего, вот такого Алексея Рыбина) — замечательный автор лучшего, на мой взгляд, произведения в отечественной рок-литературе, которое я перечитаю ещё не раз. Я наизусть помню, как оно начинается:

— Я новую игру придумал, — задумчиво сказал Цой.
— Какую?
— В девчонок камнями кидаться…
Алексей Рыбин «Кино» с самого начала»