2 Виноватого кровь – вода, а невинного – беда

Обложка обещает нам классический детектив. Начало тоже не предвещает беды — чопорные аристократы, в доме которых произошла трагедия — убита дочь главы семейства. Через первоначальное отрицание, под давлением четких улик, глава семейства идет к печальному принятию — убийца кто-то из домашних. Разумеется из слуг, не из господ же?! Господа не убивают никого — вся грязь от этих слуг, от этих вонючих плебеев. От этих тупорылых животных. От этой грязи. От этого мусора. От тех, кто одним своим видом засоряет землю, а солнце заставляет светить тусклее. От тех, кого поселили с ним на одной планете лишь по недоразумению. От тех, кто вообще непонятно, зачем родился — если они не поставили своей целью служение господам. К сожалению, вынужден остановиться, ибо рискую весь отзыв превратить в перечисление — если вам мало, можете почитать саму книгу.
Перед нами, конечно, зверское убийство — убит викторианский детектив. Жертва загублена с особой жестокостью и безжалостностью — просто изуродована до неузнаваемости. И мы, надев на себя костюм полицейского (инспектор Германарих берется за дело), попытаемся распутать это коварное преступление. И, конечно, начнем с формирования круга подозреваемых.

Подозреваемый № 1. Феминизм
Пару инспектору Монку составит не бравый сержант, как может показаться с самого начала, а дама — служившая медсестрой во время Крымской войны. Дама знает всё лучше всех. Её окружают презренные дураки. Сейчас она трудится в госпитале, где её третирует врач-мужлан. Он, разумеется, туп, преступно халатен, и ни о каком исполнении им собственного долга перед пациентом речи не идет. Он старательно отказывается от прогрессивных методик лечения, явно предпочитая смерть пациента тому факту, что дельный совет ему дала женщина. Он каждый раз напоминает, что она не может быть врачом, потому что она женщина, а раз она не врач — она ничего не может понимать. Он презирает Флоренс Найтингел. Короче, перед нами абсолютно дистиллированная, рафинированная, образцовая шовинистическая свинья в вакууме. Вообще, нашу милую леди шовинистические свиньи окружают повсюду — не найти мужика, кто не подходил бы под это определение хоть частично. Чаша сия не минула даже главного героя. Следы феминизма видны повсюду.
Но после допроса мы вынуждены признать — это не дело рук феминизма. Да, оно собиралось ограбить дом нашего викторианского детектива. Но оно скорее грабитель, а не убийца. Феминизм не ставит своей целью убивать произведения — вот обокрасть их, да, это можно. Но убийство? Зачем? Феминизм в произведении изрядно натоптал, но пришить ему непосредственно убийство пока невозможно. Ищем дальше;

Подозреваемый № 2. Нагон текста
При осмотре трупа данного детектива нельзя не заметить явную склонность жертвы к полноте. И мы понимаем, что это именно жировая ткань — совсем не признак богатырского здоровья. Едва ли не 1/3 жертвы состоит из прошлого (!!!) детектива — нас погружают в детали расследования, о котором мы вообще ничего не знаем, заставляют сопереживать персонажам, которых мы не видели, и одобрять действия персонажей, о которых мы узнали только что. Конечно, это вторая книга в серии — а серию надо начинать с первой, но вот Агате Кристи это не мешало. Иногда убийство только кажется таковым — а на деле смерть произошла от естественных причин. Значит надо поговорить с Нагоном текста.
Нагон текста здесь обосновался плотно. И даже не скрывает, что плотно взаимодействовал с жертвой. Вместе они обжирались ненужными словами, вместе они упивались подробностями, которые никуда не ведут. Сейчас жертва мертва, а Нагон текста ищет другую. Но предъявить Нагону текста здесь всё-таки нечего — жертва именно убита, причем убита жестоко, а Нагон текста действует медленно. Совершенно не его стиль убийства. Нагон текста убил бы эту жертву, но именно данная смерть не успела стать его — убийца кто-то другой. Нагон текста — помощник убийцы, и это надо еще определить, вольный или невольный;

Подозреваемый № 3. Социальщина
Роман о викторианской эпохе, написанный в конце ХХ века, не может обойтись без насильственной актуализации. Уклад общества из XIX века должен быть обязательно рассмотрен через призму ценностей конца ХХ века, признан порочным и отвратительным. Отчасти, подозреваемый № 1 член банды Социальщины — ведь феминизация текста в несвойственное для него время есть как-раз тот самый запрещенный прием, когда устройство одного общества мы пытаемся судить с позиции морали другого, забывая, что наши представления о морали есть продукт именно нашего общества. Кто знает, может когда прилетят инопланетяне-растениоиды, и расскажут нам, что каждая травинка чувствует — все вегетарианцы повесятся. Представляете какой простор будет для переписывания классики?
Социальщины здесь много. И если несправедливость правосудия, опирающаяся на статус человека, равно как и невозможность изнасилованной служанки пожаловаться на своего господина хоть как-то, но задевают, то корень этой несправедливости просто никак не раскрыт. Корень этот «а потому что потому». Автор не утруждает себя вглядеться в суть происходящего — что то, что кажется нам язвами общества, может быть лишь отражением этого общества, его объективных достоинств или контекстом эпохи. Для работы с такими материями нужна глубина — тогда социальщина из потенциального убийцы может превратиться в архитектора. Увы, этой самой глубины здесь критически недостает. Нет, это явно не убийца как таковой, как не убийца и нагон текста. Социальщина это соучастник, но убить детектив ей все-таки не под силу — надо искать дальше. Но беседа с ней наталкивает на интересные мысли;

Подозреваемый № 4. Картонность
А вот здесь уже горячее. Персонажи не то что картонные — картон слишком толстый материал для этих персонажей. Каждый из персонажей навеки застыл в рамках своей функции, и из неё не вырвется никогда. Вы можете сказать, что это стилизация под жанр викторианского детектива — тогда с глубиной персонажа тоже были проблемы, и автор так все ловко связала. На это я возражу — а откуда тогда эта насильственная актуализация современных вопросов в тексте? Если автор настолько стилистических продвинута, что может так ловко работать с тканью текста — как же она не приметила целого слона? Более того, даже не поняла, что педалировать современные вопросы в несвойственном антураже это: а) фишка постмодернизма, когда автор знает, что делать; б) банальное неумение, когда автор не понимает, с чем работает.
Маньяк «картонник», превращающий своих жертв в картонок, поработал тут на славу. Нет ни одного (!!!) хоть сколь-нибудь объёмного персонажа. Автор прыгнула выше головы — здесь даже главный герой плоский. У героя в первом томе случилась амнезия — поэтому его внутренний мир не раскрывается вообще никак. Местами он тужится что-то вспомнить, пытается — но двумерный объект не в состоянии понять свою двумерность. В его системе координат такого просто не существует. Сыщик описывается предложением: «Талантливый сыщик, преданный делу и справедливости» — не пытайтесь найти в тексте дополнительные штрихи к портрету. Их не будет. Как не будет их к портрету: «преданного помощника сыщика», «медсестры с характером и обостренным чувством справедливости», «доброй феи-тётушки, которая всегда поможет героям» или «аристократа-сноба». Уникальный случай — герои полностью совпадают с первым впечатлением о них. Подозреваемый № 4 это нечто большее, чем просто подозреваемый — считаю, что его надо взять в разработку. Он вполне может быть убийцей;

Подозреваемый № 5. Сериальность
Еще один опасный преступник, желающий превратить свою жертву в сериал. Член известной банды «Нагонщиков текста», он явно орудовал в этом доме. Ненужные персонажи, вытянутые из прошлых текстов, отсылки к текстам будущего — даже пресловутая амнезия главного героя может быть следами данного опасного преступника. А преступник этот хитер и коварен — он не только оправдает дыры в сюжете, вместо того чтоб их залатать, но еще понаделает новых, в результате чего даже самый крепкий литературный корабль может потонуть, только выйдя из гавани. Данного террориста никогда нельзя списывать со счетом — оставим его на карандаше.

Заключение
Инспектора по делам литературы Германариха
Об убийстве романа «Скелет в шкафу»
В ходе проведение оперативно-следственно-литературных мероприятий по делу № 190-2019 об убийстве, совершенном с особой жестокостью, и общественно-опасным для жанра способом, следственной группой было установлено следующее:
1. Жертва «Скелет в шкафу» скончалась в результате ряда колото-резаных ран. Убийство совершено настолько жестоко, что жертва абсолютно неузнаваема;
2. Экспертиза показала, что раны эти были нанесены разными лицами;
3. При проведении следственных мероприятий был выявлен круг лиц, которые могли совершить данное преступление;
4. В ходе проведения следственных мероприятий было выявлено, что работала целая банда, в состав которой входили: картонность, сериальность, социальщина, нагон и феминизация текста;
5. Руководителем преступной группы являлась писательница Энн Перри;
6. Выявлено, что писательница Энн Перри устроилась работать в дом викторианского детектива писателем. Она содействовала банде преступников путем открытия двери;
7. Преступники, ворвавшись, с особой жестокостью совершили убийство;
8. Алиби обеспечивали ложные показания Энн Перри, которая и являлась главарем банды;
9. Банда активно функционирует, выискивая новую жертву.
На основании вышеизложенного рекомендуется:
1. Жертву «Скелет в шкафу» похоронить, и не тревожить её прах;
2. Писательницу Энн Перри, ввиду её опасности для жанра и намерений продолжать преступную деятельность, изолировать от писательского ремесла.
Инспектор по делам литературы Германарих
07.07.2019 г.