2.5 Don't show

Вы теряли любимого? Неожиданно так, когда всё вдруг рушилось от названия диагноза? Как вы себя чувствовали при этом? Понимаю, что психика у всех разная, но обычно люди при этом не чувствуют абсолютно ничего: вокруг пустота и сам ты пустой. И этот взгляд родного человека, знающего, что он обречён, направленный вглубь, внутрь самого себя… Все понимают, что ничего уже нельзя сделать, но надеются на чудо, которое так и не происходит. А когда подкрадывается неизбежное, как всегда неожиданно, ты умираешь сам. Вокруг безмолвный вакуум, в котором ты растворяешься, ты даже плакать месяцами не можешь, потому что слёзы – это признак боли, страданий, это какая-то эмоция, а у тебя нет ни боли, ни эмоций, потому что тебя тоже уже нет. Была, вроде, осень, а потом я проснулась и увидела, что за окном уже конец мая. Что было в промежутке этого времени, почти не помню. Боль наступает позже, когда понимаешь, что давно не видела человека, и больше никогда не увидишь, он не позвонит утром, не спросит, как обычно: «Виконька, ты ещё спишь? Просыпайся, моё солнышко!». В эти моменты сердце останавливается, гаснет свет, и ты летишь в бездну. И вот тогда внутри тебя начинает всё взрываться от невыносимой горечи потери. Скорбь трудно передать словами, её можно только чувствовать. Какой там, к чёрту, Париж! Боже мой, «Я хочу, чтобы ты поехала в Париж, когда меня не станет!»… У Джоджо Мойес только песен и плясок на похоронах не было… «В горе и в радости» Тейлор Дженкинс Рейд – просто шоу, сляпанное из печали героини для слезливых дурочек. В жизни всё не так, всё жёстче, и даже грязнее: ты становишься другим, ты сам себя не узнаёшь, переосмысливаешь прошлое, настоящее, и тебе плевать на будущее. Ты уже злой, циничный, потерявший Веру… Даже «Исследуя скорбь» Клайва Степлза Люьиса, где герой спокойно и осмысленно, с некоторой долей мазохизма, анализирует свои чувства после утраты жены, мне гораздо ближе, чем яркие картинки шоу-романчиков. Боль утраты невозможно описать, если только ты не Набоков, создавший пронзительный рассказ «Рождество». Книгочеи в разговорах любят пролепетать, дескать, литература – это жизнь, так вот я и хочу читать про жизнь, про то, как на самом деле всё происходит, а не о том, что мать, похоронившая сына, решила подружиться с незнакомой ей ранее невесткой, и даже деньжат сына ей подкинула. А незнакомы они были именно потому, что мамуля – тиран и деспот, и сын страшно боялся её огорчить новостью о своей женитьбе: ведь он теперь любит не только мамочку, и это её сильно расстроит. Как-то это нелогично и противоречиво, но в стиле хорошо оплачиваемого заказчиком и востребованного дешёвым обывателем представления. Публика жаждет узнать, кто победит в борьбе за любовь мёртвого человека: мать или жена? Но всё так чудненько складывается и побеждает дружба! В реале же, тебе, успевшей следом за ним похоронить ещё и свою маму, его мать, такая же властная, как и героиня Рейд, не считаясь с твоим горем, не зная степени нашей близости с её сыном, наговорит о нём кучу небылиц, начнёт выяснять, сколько денег было на тебя потрачено и с кем из его окружения ты общаешься, а ещё даст понять, что шесть лет твоей жизни были «никак», что ты была ему «никем», а любил он только её. Тоже своеобразное шоу «скорбящей». Литература, да – это жизнь, а жизнь ведь тоже вроде литературы: мы её создаём, мы её пишем на страницах отпущенного нам времени, и другие так же могут не понимать написанного нами, как не понимают чего-то некоторые читатели. Но нам всё равно, кто и как поймёт нашу жизнь, мы пишем её так, как нам хочется, мы лишаем шоу многих, просто не отвечая им, выставляя из своей жизни за дверь как пакет с мусором.
Когда-то он затащил меня на Лайвлиб, уверяя, что у меня всё получится. Всё, что я тут писала, я писала для него. А когда он умирал, я подумала, что уже не смогу тут ничего написать. Но, начитавшись этих потешных романчиков, разозлилась.
И да, я всё ещё жду его звонка…

«Ни героев, ни злодеев, лишь один виновник,
Когда завядшие розы заполняют сцену.
И трепет, трепет исчез,
Наш дебют был шедевром,
Но, в итоге, для тебя и меня,
О, представление не может продолжаться.
У нас было всё, но уже зовут на сцену,
Не спешите с аплодисментами, о!
Мы машем толпе и делаем прощальный поклон,
О, нам пора уходить, но, по крайней мере, мы затмили остальных».

Kygo, «Stole the show»