4 Экономическая история через призму этнокультурологии

По крайней мере в мое время студенты-экономисты в обязательном порядке изучали курс «Экономическая история» или «История экономики». Это разные курсы, но в России под ними традиционно понимается одна вещь — описание экономической истории, т.е. экономические изменения в исторической перспективе (не путать дисциплину с Историей экономических учений — это совсем другое). Курс этот шел, как правило, уже после «Отечественной истории» (сейчас это просто «История» или «История России»), и призван был сформировать у будущих специалистов (бакалавров тогда не было) базис для понимания общественно-политических изменений. Именно из него мы знали, как менялась производительность труда от крепостных крестьян к «свободным» после «освобождения», после какая она была в колхозах, как она была в иных странах, и «смена общественных формаций» для нас переставало быть пустым звуком. Кстати именно оттуда я понял, что советский социализм был значительно более близок феодализму, чем капитализму, из которого он и должен был развиться. В общем мы учились, идейно, строго по Марксу, как надстройка меняется под базис. Сейчас эта дисциплина фактически выкинута из учебных планов высших учебных заведений (пала жертвой Болонского процесса), и все сознание будущих «бакалавров» оставлено на растерзание обычной, «политической» истории России.
Не секрет, что каждая наука формирует у человека несколько иное зрение. В каких-то вопросах человек становится астигматиком, где-то начинается миопия, причем как в сторону близорукости, так и дальнозоркости. У кого-то начинается дальтонизм. Все это входит в стандартный «суповой набор» профессиональной деформации. И любой специалист, как по мне, когда заходит на какие-то обещечеловеческие вопросы (а история это общечеловеческие и междисциплинарные вопросы), сразу видит разницу интерпретаций другими специалистами при взгляде на аналогичный объект.
Лично мне всегда было тяжело общаться с профессиональными историками. Как представители любой «рыхлой» науки с не до конца четким методологическим базисом (хотя где он четкий, кроме совсем уж жестких естественных наук?), они очень ревностно относятся к своим наблюдениям. И если замечаешь, что качество интерпретации недостаточно хорошо, а другая наука предлагает что-то лучшее — они крайне редко готовы согласиться с этим. Элементарный пример: давно состоявший спор между сторонником обычной «политической» истории и «историком науки и техники» (по образованию он был инженер) относительно научно-технической революции XVI в. и далее. «Историк науки и техники» предложил, на мой взгляд, достаточно четкую картину: эпоха великих географических открытий создает спрос на целый ряд наук, в частности, связанных с физикой (в первую очередь навигация) и инженерией. Конфликты, связанные с соперничеством за новые богатые земли, за золото, что из них проистекает, порождают спрос на химию (порох) и медицину (раненые, привезенные болезни). Светская власть, понимая. что наука стала серьезным конкурентным преимуществом — начинает ограничивать институты, мешающие научному прогрессу (в первую очередь церковь), и идет по пути заигрывания с наукой (университеты получают серьезные политические свободы). Это создает базис для научно-технической революции, катализатором которой выступает эпоха географических открытий (кстати, экономика на этот вопрос смотрит абсолютно аналогично, единственное что главным двигателем здесь выступает не наука, а та привлекательность золота, чтоб достать которое нужна была и наука, и академические свободы).
«Классического» историка от этих выводов корежило — действительно, данные постулаты мало гармонируют с традиционными затруднениями исторической науки относительно причин бурного научного роста именно в то время, когда он произошел. Собственно, ничего внятного обычная наука принять и не может, кроме пресловутого: «Было много чего, большая совокупность, тень на плетень, но в данном случае целесообразнее плетень чем тень...». Можно было бы согласиться — но нет, «историк» видел в этой простой логической цепочке посягательство на свой род деятельности. Ему было категорически неприятно, что сама «история» оказывается заложницей «внеисторических» факторов, т.е. корень исторических изменений должен лежать не в самой истории, а где-то рядом — и он старательно пытался этот тезис отвергнуть (аргументировано это было достаточно слабо). Уже тогда я понял, что с историками общение у меня не заладится — оно, собственно, и не заладилось. Экономисты в целом смотрят на историков как на людей, которые старательно высасывают из пальца ответы, тогда как реальные ответы лежат на поверхности. Историки смотрят на экономистов как на вульгарных хамов, которые предлагают ответ и на этом успокаиваются. Примерно такие конфликты происходят между врачами-психиатрами и психологами. Первые считают вторых болтунами, которые даже близко не понимают всю сложности физиологического компьютера, которым и является человек — а вторые считают первых коновалами, вульгарными этологами. И здесь я, конечно, на стороне психиатров.
С Никитой Александровичем Кричевским я знаком давно, правда, заочно. Доктор экономических наук (по специальности 08.00.10 «Финансы, денежное обращение и кредит»), профессор, достаточно известный радиоведущий и гораздо менее известный политик. К профессиональным компетенциям автора у меня вопросов нет — он действительно знает, о чем говорит. И хотя, вероятно, с большинством его тезисов я не буду согласен — это та самая точка зрения, которую выслушивать надо, пусть даже она кажется тебе неправильной, и ты готов с ней спорить и полемизировать. Хотя бы для поиска контраргументов заранее, а не в пылу дискуссии. И вот у него выходит книга с броским названием «Истоки государственного лицемерия», посвященная тому, чем автор занимается постоянно — макроэкономическому анализу, но теперь в исторической перспективе. Расширенное книжное исполнение телеграмм-канала автора Антискрепа.
Как любой ученый, автор не может без базиса, с которого он и проводит свое исследование. Базисом выбран ряд достаточно простых концепций, в частности:
1. Исторические события надо анализировать исключительно через экономическую призму;
2. Политические события рассматриваются через концепцию «борьбы за власть». Иные концепции интерпретации политических событий должны быть исключительно локальными, без обобщений;
3. Главная действующий прием исследования — ссылка на «русский менталитет»,
Если коротко, книгу бы я охарактеризовал как экономическая этнокультурология. Взяв инструментарий экономической истории как главный метод, и «русский менталитет» как открывашку к любым вещам, вооружившись прагматизмом и цинизмом, автор проходит через некоторые «спорные» события русской истории, старательно их препарируя.
Крещение Руси, Русь под игом, Раскол, Освобождение крестьян, «реформы» Столыпина, Коллективизация — автор идет по «больным» для отечественной истории вопросам, холодно подсвечивая их своим экономическим подходом. Большинство из выводов автора прекрасно известны всем, кто изучал пресловутую экономическую историю — да, выбор христианства как религии для Руси происходил не под воздействием какой-то особой духовности Владимира Святославовича — это был выбор прагматика, взвесившего все «за» и «против» и выбравшего самый оптимальный, на тот момент, путь. Да, Владимир Святославович хотел быть членом самых модных и трендовых «Евросоюзов» того времени — будь сейчас не нынешний Владимир, а тот Владимир правителем России — он бы первым делом захотел вступить в Евросоюз, НАТО, ВТО и пр. Уж точно бы князь Владимир не пытался раздать всем лапти. И уж точно Владимир не отказался бы от укрепления собственной власти. Даже если бы ради этого ему пришлось пойти на кровь — собственно, он и шел, и шел, и шел.
Да, т.н. «освобождение крестьян» никаким освобождением не было — это был пакет реформ связанный с гигантскими долгами и бюджетным дефицитом в результате недавно закончившейся русско-турецкой войны, который был призван пополнить казну + стабилизировать политическую обстановку. В результате низкого качества государственного управления в части проработки и реализации данных реформ не было достигнуто ни первого, ни второго.
Да, «реформы Столыпина» это пример провала, когда не очень умный и удачливый компилятор, но готовый идти на жертвы, пытался изменить все, ничего не меняя. И да, «культ Столыпина» это культ прежде-всего чиновничества, Столыпин это икона российского чиновника, это та высшая форма эволюции чиновничества, о которой мечтает любой мелкий чиновник за своей унылой конторкой — решать все росчерком пера. Примерно как Сталин икона мелкого человека, которому в грезах видится неограниченная власть.
Да, «сталинская коллективизация» был исключительно попыткой удержания власти (успешной, смею заметить), но никакого «базиса» для индустриализации она создать не могла, и, более того, серьезно подрубила экономический рост. Об этом было хорошо известно изначально — но экономический рост и не ставился целью. Коллективизация была прежде всего экономической репрессией, той самой экономикой как оружием, с помощью которой решали политическую задачу. Целью было удержание власти, и оно произошло — политические чистки уже просто добивали особенно живучих. Поэтому умершие от голода в 30-е это гораздо страшнее, чем репрессированные в эти же 30-е.
Основные «больные» вопросы русской истории прекрасно освещаются, если посмотреть на них с позиции житейской логики, которую так любит экономика. Львиная доля вопросов после этого отпадает. Но для простого обывателя это все не является такой уж очевидностью — а значит подобные книги нужны. Если б дело ограничилось только «экономическим анализом» (в широком смысле) исторических событий с поправкой на здравый смысл и с требованием принятия даже нелицеприятной правды — книгу можно было бы смело оценивать в 5 звезд. Но в книге есть ложка дегтя, и эта ложка дегтя серьезная — пресловутый «русский менталитет»,
Я не люблю «русский менталитет» хотя бы потому, что он используется для объяснения любых событий отечественной истории не хуже чем «воля Божья». Что происходит по воле Божьей? Да все происходит. Все происходит и по вине «русского менталитета». Это такой костыль, который можно вытащить в экстренной ситуации, и спокойно доковылять на нем до любого более крепкого материалистического плацдарма. Сразу поправлюсь — я не против именно «этнокультурологических» аспектов исследования — они, безусловно, должны быть в том числе. В том числе, а не в первую очередь. Здесь же получается, что мы имеем на руках такой «ключ от всех дверей» — универсальную отмычку на любой вопрос русской истории. Почему русский народ такой терпеливый? Менталитет. А почему он тогда такой НЕ терпеливый? Менталитет. Почему мы прекрасно создаем все, что убивает? Менталитет. Почему мы плохо делаем все, что нужно для жизни? Менталитет. Почему мы... ответ может быть везде одинаковый. И этот ответ не может сильно радовать. Откажись автор от этого костыля, и дай какое-нибудь иное обоснование этого — может его надо было бы подсмотреть у тех же культурологов — работа выглядела бы совершено иначе. Но это бич работ, созданных в рамках одной науки — она всегда будет крепка в одном месте, и разваливаться во всех остальных. Исследования по истории России, как по мне, вообще должны писаться огромными коллективами, из которых историков должно быть меньшинство, но там должны быть экономисты, философы, математики, социологи, физики, химики (связь Д.И. Менделеева и русской таможни невозможно разорвать). И только тогда мы сможем хоть чуть-чуть, но двинуться. Увы, такого исследования не только в России, но и в мире нет и рядом — отчасти потому, что в нем не видно потребности. Всем уютно в рамках своих кабинетов, и вместе сойтись им нет никакой возможности.
Вывод, который автор делает из своего достаточно объемного и скрупулезного исследования, достаточно прост. В любых действиях государства надо искать прежде-всего не социальные или общественные, а политические мотивы — мотивы сохранения собственной власти. Большая часть реформ, проводившихся нашим государством, не реформы «на благо народа» — об этих словах надо забыть раз и навсегда, чтоб не обманываться. Реформы нашего государства всегда реформы с жестким экономическим интересом. Я не могу спорить с этим выводом — но лучше было бы если б данный вывод был сформирован без «костылей» в виде «русского менталитета» («русского», понятно, в широком смысле).
Отдельно хочется отметить редчайший пример качественного государственного управления — хотя-бы в силу того, что такие примеры редки. Это период правления Александра III, и деятельность таких министров финансов как Бунге и Витте. И пусть да, транссибирская магистраль строилась для военных целей, а гражданские были поскольку-постольку, но разве плохо если военная инфраструктура может принести пользу всем? Пусть лучше будет общественнополезная военная инфраструктура, чем гражданская, но отсутствующая.
В России чрезвычайно мало исторических работ, который были бы написаны научными деятелями, но вне рамок доминирующей концепции «политической» истории. В то же время «маргинальные» концепции могут предложить очень многое. Взять простой пример — Восстание Минина и Пожарского. Из книги посвященной истории бухгалтерского учета я узнал, что большая часть «народного» ополчения состояла из нанятых наемников (сохранились бухгалтерские документы, до сих пор лежат в архивах). Ладно, пусть за деньги, но за Родину. Ан нет, это были иностранные наемники — в т.ч. там была изрядная доля самих поляков (в документах это тоже отражено). Ок, ладно, «народное» ополчение не совсем из народа — но деньги же народные были. И тут последнее обломинго — деньги тоже были не народные, деньги были Великобритании, которая, опасаясь чрезвычайного усиления Речи Посполитой, финансировала «подрывные» «народные» ополчения (не поверите — тоже бухгалтерия нам об этом донесла). И все получилось — «народное» ополчение выгнало поляков, и вместо одной чрезвычайно сильной и огромной державы Британия получает две удобных державы приемлемой силы, которые перманентно грызутся между собой. Это сухой взгляд политика/экономиста на вопросы. Без всех этих экзальтированных криков: «Народ не смог потерпеть оккупантов» или «За нашу православную веру» (да-да, столько терпел, и вот сейчас взял и не потерпел). Это не главный, но очень иллюстративный пример, как все непросто в истории. И такие сведения выкапывают именно узкие специалисты.
Я бы очень хотел почитать книги по истории, написанные через призму, например, математики. Математические открытия и исторический «политический» процесс — это же круто. Физика, медицина — все это часть истории, все это оказало свое влияние. А раз так, то всегда можно попытаться «вычленить» именно данный фактор, который пусть с перегибами, но какие-то темы сможет высветить. Книга про влияние налогов на цивилизацию мне понравилась, и показалась полезной. Но, увы, в России этот жанр находится в зачаточном состоянии — мы акцентированы либо на «политическую» историю, либо на политические биографии (даже творческую биографию, написанную отечественным автором, обнаружить почти нереально).
Данная книга не может ликвидировать сформировавшийся дефицит — но это действительно добротное научно-популярное исследование (400 источников это очень немало, для книги на 400 страниц), с пусть далеко не всегда безупречной методологической позиции, но свою цель в рамках обозначенной выше парадигмы исполняющее четко. Кстати, в еще один минус я готов добавить достаточно сухой язык — это больше «научная» чем «популярная» работа, а от обилия цитирований первоисточников в первых разделах, и таблиц с цифрами (хотя я их люблю) в заключительных начинает рябить в глазах.
Написанная с позиции кейнсианца-государственника книга, конечно, тенденциозна. И, конечно, нельзя её читать «с открытым мозгом» — нужно быть готовым к полемике. Но в конце концов разве не для этого мы читаем подобные работы?