4.5

Если бы сны желали, чтобы их помнили, их бы помнили. Если бы сны желали, чтобы их понимали, их бы понимали.

Три с половиной чёртовых вордовских страниц с заметками и цитатами, а в голове - ни одного шевеления. Как после того липкого кошмара, от которого ты уже совершенно отделался, но не спешишь думать о чём-то другом, просто опустошённо замираешь. На самом деле в теме страшных сновидений я полный профан - мне никогда не снятся кошмары. В юности к романтике ещё примешивались иногда лёгкие бытовые ужастики, вроде опоздания на экзамен или на поезд. А теперь в основном всё отлично: здорова, не нуждаюсь, нет проблем и всё кругом в шоколаде. Мечты, прокравшиеся в сон. Может быть, отчасти поэтому, несмотря на некоторые жуткие сцены и вопреки той грязи, что частенько встречалась в этом чудо-путеводителе по Каиру, "Арабский кошмар" сразу же затянул меня внутрь книги. Это был потрясающий опыт - пройтись по лабиринту египетских улиц и страшных снов, смешивающихся с реальностью.

Опасная бессмыслица. В восточных странах жара и праздная жизнь порождают у обывателей досужие и смертоносные фантазии.

"Арабский кошмар" предлагает нам совершить путешествие по реальному средневековому городу в нереальных кошмарах сна, который больше похож на лабиринт, созданный изощрённым мастером. Читатель при этом выглядит как Джордж у Клпаки Джерома. То есть он держится бодрячком, знает, что где-то есть выход и уверен, что может его найти. Наивный! Здесь каждый поворот рождает новую дорогу в неизвестность. Поиск осложняется ещё и тем, что лабиринт этот зеркальный, с искорёженной симметрией снов и реальных приключений и всех взаимосвязанных событий. В начале книги возникает лёгкая ассоциация с книгой-перевёртышем Стругацких, но тут совсем другие возможности: реальность во сне, сон в реальности, сон во сне другого человека, человек во сне другого спящего человека и так бесчисленное количество раз. При этом сны имеют много уровней, на каждом из которых свои герои, и все действия зависят от того, куда ты попал. Но самое удивительное - это, пожалуй отношения сна и реальности, их переплетение, почти неосязаемое, но имеющее место и складывающееся в одну ладную историю.

Что приятно радует глаз, здесь вообще всё построено на единстве и борьбе противоположностей. Сон - явь, мечты - истории. И везде внутри есть свои собственные пары. Ах, эта магическая цифра два!

Неужели каждая вещь на свете составляет пару с вещью себе подобной, как правая рука и левая рука? - два султана (двойник), две женщины, два карлика Барфи и Ладо (каирские уродцы), две обезьяны, две книги - Давадара и Кошачьего отца Сон Старого Паломника...Ибо всё на свете имеет левую руку и правую руку.

При всей закрученности и сложности сюжета, при всех описанных кошмарах, Ирвин ироничен, что тоже подкупает и примиряет с неприятностями, таящимися в книге. Скажу больше, мне роман показался местами даже смешным. Автор описывает город и персонажей, даже самых сирых и убогих, с большой нежностью и
долей юмора. Кроме того, он довольно уморительно сдабривает повествование забавными (в хорошем смысле этого слова) восточными мудростями и прямо нас предупреждает, чтобы мы не возлагали никаких серьёзных надежд на повествование:

Публика знает, что её дурачат. За то она и платит деньги.

После такого интересного эксперимента с новыми "Тысяча и одной ночью" даже как-то печально звучат слова автора в одном из его поздних интервью:

Когда я учился в Оксфорде, я подвесил к потолку доску, которая висела прямо над моей подушкой. На ней было написано: «Ты проснулся — запиши свой сон». Ну и потом я написал роман «Арабский кошмар», который полностью посвящен снам. Но с годами я пришел к выводу, что все это пустая трата времени. Сны бесполезны и скучны, я ни разу не увидел во сне ничего, что пригодилось бы мне в романе или рассказе.

И наконец я оставлю под катом немного заманчивых цитат, этакие