4.5

Если бы сны желали, чтобы их помнили, их бы помнили. Если бы сны желали, чтобы их понимали, их бы понимали.

Три с половиной чёртовых вордовских страниц с заметками и цитатами, а в голове - ни одного шевеления. Как после того липкого кошмара, от которого ты уже совершенно отделался, но не спешишь думать о чём-то другом, просто опустошённо замираешь. На самом деле в теме страшных сновидений я полный профан - мне никогда не снятся кошмары. В юности к романтике ещё примешивались иногда лёгкие бытовые ужастики, вроде опоздания на экзамен или на поезд. А теперь в основном всё отлично: здорова, не нуждаюсь, нет проблем и всё кругом в шоколаде. Мечты, прокравшиеся в сон. Может быть, отчасти поэтому, несмотря на некоторые жуткие сцены и вопреки той грязи, что частенько встречалась в этом чудо-путеводителе по Каиру, "Арабский кошмар" сразу же затянул меня внутрь книги. Это был потрясающий опыт - пройтись по лабиринту египетских улиц и страшных снов, смешивающихся с реальностью.

Опасная бессмыслица. В восточных странах жара и праздная жизнь порождают у обывателей досужие и смертоносные фантазии.

"Арабский кошмар" предлагает нам совершить путешествие по реальному средневековому городу в нереальных кошмарах сна, который больше похож на лабиринт, созданный изощрённым мастером. Читатель при этом выглядит как Джордж у Клпаки Джерома. То есть он держится бодрячком, знает, что где-то есть выход и уверен, что может его найти. Наивный! Здесь каждый поворот рождает новую дорогу в неизвестность. Поиск осложняется ещё и тем, что лабиринт этот зеркальный, с искорёженной симметрией снов и реальных приключений и всех взаимосвязанных событий. В начале книги возникает лёгкая ассоциация с книгой-перевёртышем Стругацких, но тут совсем другие возможности: реальность во сне, сон в реальности, сон во сне другого человека, человек во сне другого спящего человека и так бесчисленное количество раз. При этом сны имеют много уровней, на каждом из которых свои герои, и все действия зависят от того, куда ты попал. Но самое удивительное - это, пожалуй отношения сна и реальности, их переплетение, почти неосязаемое, но имеющее место и складывающееся в одну ладную историю.

Что приятно радует глаз, здесь вообще всё построено на единстве и борьбе противоположностей. Сон - явь, мечты - истории. И везде внутри есть свои собственные пары. Ах, эта магическая цифра два!

Неужели каждая вещь на свете составляет пару с вещью себе подобной, как правая рука и левая рука? - два султана (двойник), две женщины, два карлика Барфи и Ладо (каирские уродцы), две обезьяны, две книги - Давадара и Кошачьего отца Сон Старого Паломника...Ибо всё на свете имеет левую руку и правую руку.

При всей закрученности и сложности сюжета, при всех описанных кошмарах, Ирвин ироничен, что тоже подкупает и примиряет с неприятностями, таящимися в книге. Скажу больше, мне роман показался местами даже смешным. Автор описывает город и персонажей, даже самых сирых и убогих, с большой нежностью и
долей юмора. Кроме того, он довольно уморительно сдабривает повествование забавными (в хорошем смысле этого слова) восточными мудростями и прямо нас предупреждает, чтобы мы не возлагали никаких серьёзных надежд на повествование:

Публика знает, что её дурачат. За то она и платит деньги.

После такого интересного эксперимента с новыми "Тысяча и одной ночью" даже как-то печально звучат слова автора в одном из его поздних интервью:

Когда я учился в Оксфорде, я подвесил к потолку доску, которая висела прямо над моей подушкой. На ней было написано: «Ты проснулся — запиши свой сон». Ну и потом я написал роман «Арабский кошмар», который полностью посвящен снам. Но с годами я пришел к выводу, что все это пустая трата времени. Сны бесполезны и скучны, я ни разу не увидел во сне ничего, что пригодилось бы мне в романе или рассказе.

И наконец я оставлю под катом немного заманчивых цитат, этакие

Кусочки мозаики

В высшей степени приятно оно (чтение), как я обнаружил, когда лежишь, подперев книгу коленями, чувствуешь, как тяжелеют веки, и уносишься в сон, уносишься далеко-далеко, да так, что поутру трудно понять, где кончилось содержание книги и начались сновидения.

Перспектива обманывает глаз, а обманывать глаз - значит обманывать рассудок.

Арабский кошмар ужасен и непристоен, однообразен и всё же внушает страх. Бессмысленное страдание, которое ничего не меняет.

Когда в этом городе человек умирает насильственной смертью, его дом обычно остаётся пустовать и превращается в руины.

Народ Каира думает, будто сокровища можно найти, забравшись в постель и уснув, и тогда джинн, быть может, поведает, где они или уж не знаю что.

Сны вызывают у людей желание спать. Мои истории будут вызывать у людей желание бодрствовать.
Суть всех этих историй состояла в том, что с обычным человеком должны неожиданно происходить необычные вещи.

Лишившись таинственности, женщина утрачивает и всё своё очарование.

Неспособность задать вопрос всегда губительна.

Ты задаёшь слишком много вопросов - больше выболтаешь, нежели почерпнёшь из ответов.

Ничто ничем не компенсируется, подумал он. "Я", которое смеётся, и "я", которое плачет, - это два разных "я".

Мужчине, дабы стать мужчиной, нужно сделать пять вещей: покурить опиума, переспать с чужой женой, обучиться какому-нибудь ремеслу, совершить паломничество в Мекку - и убить человека.

Отце, как подозревал Вейн, вынашивал планы - планы поразительной сложности, планы внутри планов, связанных с дальнейшими планами, замыслы, крушение которых было необходимо для успеха иных, более сложных махинаций, а те, с свою очередь, со всех сторон прикрывались и обеспечивались ложными ударами и отвлекающими манёврами, и всё это выливалось в грандиозный план, о чьей цели никто не мог даже догадываться, да и сам старик наверняка имел весьма смутное представление.

Море снов - это больше, чем метафора. Это один из образов Алям аль-Миталь, Мир Образов.

Мумие сохраняет видимость жизни в смерти, так же как сновидение сохраняет видимость бодрствования во сне.

На неторопливом, объятом сном Востоке всё по-другому. Историю, которую вы слушаете, скорее можно представить себе в виде ряда кроватей, связанных слабой нитью... простите, я, конечно, хотел сказать - в виде бус, нанизанных на тонкую, слабую нитку, - бус, похожих на те чётки, что перебирают, сидя у входа в кофейню, скучающие старики. Нет, чётки тоже не совсем подходят. Лучше вообразить ей в виде верёвочной фигуры эфемерных очертаний - одной из тех, что, играя, образуют дети, когда дёргают пальцами за петельки. Я слышал, что она зовётся кошачьей колыбелью.

История в истории - это точная копия вашего нынешнего положения, ибо что такое заговор, как не история в истории? И что такое шпион, как не человек, который стремится постичь этот внутренний сюжет, скрытую истину?

Каждый вопрос есть ответ на вопрос, заданный кем-то другим.

Однако подобное обилие смыслов и толкований равносильно полнейшему отсутствию смысла.

Книга перестала быть книгой о сне и сделалась сном о книге. Таковы парадоксы сна.

В действительности мы желаем не того, чего, как полагаем, желаем, а того, чего желать не должны.

- Полагаю, у меня нет выбора?
- Всё именно так, как вы полагаете.

Сновидение есть обман. Как называть чернокожего цветным.

Каждый человек несёт в себе свою судьбу. Судьба - это история, записанная в его сердце, в его печени и костях, и она излучает перед ним его будущее.

Это история, которая сочиняет человека. Из судеб одних людей получаются мелкие истории, из судеб других - великие, эпические. Большие истории пожирают малые. Все мы здесь, - сказал он, поглядев вокруг, - во всяком случае почти все - эпизоды в чьей-то истории.

свернуть

Книжное государство, с командой "Стройотряд КЛУЭДО" вместе с Таней tatianadik , Наташей thali , Викой SantelliBungeys и Олей Penelopa2

Приятного чаепития! :)
Но ты помнишь, да, что я ни разу не специалист по тем краям? :)) Мне просто неожиданно понравилась эта восхитительная мешанина всего, с арабским колоритом, причём средневековым, в которой ты пытаешься ухватить за хвост то сюжет, то сон, то смысл знаков, а они тебе не даются и уводят тебя всё дальше и дальше :)