Больше рецензий

majj-s

Эксперт

без ложной скромности

27 февраля 2019 г. 12:29

265

5 Вечности заложник у времени в плену

- Я не справлюсь, - сказала она, - Я не настолько владею языком, вы сами говорили.
- Но вы можете слышать. Вы улавливаете значения, которые часть музыки.
I can`t do it, - she said, - I don`t know this language at all. You said so yourself. But you can tell hear it. You can hear the meanings wich, are part of music.

Первая книга Краули, прочитанная в оригинале, вторыми будут Endless Things (Бесконечные вещи), финал романа-эпопеи «Эгипет», браться за который, не прочитав «Дэмономании» - третьей и последней, переведенной на русский, части, было бы неправильно. Потому решила начать с «Переводчицы», чтобы заодно уж и составить представление: каков Краули на английском, насколько сложно или наоборот легко с ним придется. Начала и ужаснулась: так много стихов, а я не то, чтобы очень хороша с англоязычной поэзией. Но после все удивительным образом сглаживается, выравнивается и ложится на восприятие с большим комфортом, чем можно было ожидать.

Итак, шестьдесят первый год, студентка-первокурсница Криста Мелон начинает учебу в университете. За плечами несколько больший набор событий, чем обычно бывает у юной барышни. В ее детстве, их с братом детстве, семья все время переезжала, это было связано с работой отца. Иногда жили в каком-нибудь городке год, порой полгода. Но всякий раз покупался дом. Который после продавали, иногда с прибылью, чаще с убытком. Тесной дружбы с местными при таком раскладе завести не выходило, и как-то само собой получилось, что Кит с Беном, двумя годами старше нее, были очень близки, придумали свою фантастическую страну, вроде Швамбрании. И во многих отношениях это было чудесное детство. Пока однажды брат не вырос и не принялся искать собственное место в жизни, там много чего было: своя компания, девушки, мотоцикл, большими противниками которого были родители. А он как-то заработал денег. купил и все равно гонял на нем. А потом армия. Тоже, несмотря на протесты семьи. Он хотел идти своим путем и чувствовал, нет – знал, что именно это его путь. Ну что вы переживаете, вернусь и поступлю, отслужившим еще и льготы.

Предоставленная самой себе Кит, спешно влюбилась в местного красавца. Он встретил другую, а она оказалась беременной, такая незадача. И делать аборт уже поздно, да о нем и не думалось. Рожала у монахинь, младенец прожил меньше часа и умер. Писала Бену длинные письма и ждала его возвращения, а он взял, и завербовался сверхсрочно еще на год. Так надо, - сказал, - Это мой путь. Накинул свою кожаную куртку на плечи сестре – сбереги до моего возвращения. Она рыдала, кричала ему, что так нечестно, что он обещал. В один день осталась дома одна, взяла бритву и порезала вены на запястьях. Подумала, что надо бы опустить в воду, отвернуть кран оказалось ужасно неудобно этими скользкими руками. Мама зачем-то вернулась. Так начало университетской учебы Кристы Мелон стало временем самостоятельной жизни в некоторых отношениях опытной молодой женщины, не в тех, в каких хотелось бы. А в других совершенно беспомощной.

Когда родители привезли дочь в кампус, отец оставил ей денег, чтобы оплачивать курс, у Кит был открыт счет, но отчего-то не вышло сразу положить в банк и она в первый день учебы захватила конверт с деньгами с собой, чтобы пристроить их. А когда дошла до учебной части, его не оказалось в сумке. Всё, что у нее было. Первый день учебы. Она еще представляла желтоватый конверт, лежащий возле вешалки в комнате, думала, какое облегчение испытает, как станет злиться на себя, растяпу. Но нет, чудес не бывает. И вот девушка бредет назад в учебную часть, нужно ведь предпринять какие-то первые шаги на пути к отчислению, и почти упирается в высокого грузного человека, лицо его ей знакомо, русский поэт-эмигрант Фалин, он будет читать какой-то из курсов. – Извините, - говорит, потом смотрит вниз и видит под его черной калошей, почти зарывшись в опилки (отчего двор усыпан опилками?) край своего конверта. Наклоняется, выдергивает: Это мое. И, о чудо, все на месте, так и лежал тут, как она его обронила, ее прелесть. Я запишусь на ваш курс, - говорит.

С языками она всегда была хороша, Бодлера, по крайней мере, читала в оригинале. И стихи пописывала, был такой грех. Не то, чтобы очень хорошие, но для юной барышни вполне себе ничего. Но с курсом Иннокентия Исаевича в ее жизнь войдут впечатления и труды совершенно иного качественного уровня. И вот тут самое время рассказать о герое, коль скоро героиня описана так подробно. Я читала на днях интервью с главой издательства «Фантом-Пресс», когда его спросили, каковы предпочтения современного российского читателя и чего он не любит, о преференциях говорил долго, с нелюбимым ограничился пунктом: когда иностранцы пишут о нас, слишком много развесистой клюквы. Не могу не согласиться. И, нет, «Переводчица» не клюква. Эта книга странным образом изменила мое отношение к некоторым реалиям нашей истории, которые прежде воспринимала, как само собой разумеющиеся.

Что для вас беспризорничество начала двадцатых? Думаю не ошибусь, предположив бронебойный коктейль из «Красных дьяволят», «Республики ШкИД», «Флагов на башне». Сначала все поют и танцуют в мюзикловой манере, в перерывах между музыкальными номерами не забывая подтягивать штаны и утирать носы движением руки от локтя. После Советская Страна дает этим детям возможность учиться и стать достойными членами общества, а мудрые педагоги, не жалея времени, социально адаптируют бывшую вольницу. Дальше, подозрительно счастливые и единообразные, они маршируют в светлое будущее под что-нибудь, вроде "Марша энтузиастов". Все мы жертвы пропагандистской машины, сформировавшей такого рода пласты представлений, динамический стереотип.

А теперь представьте, как все было на самом деле. Миллионы детей, потерявших родителей, голодные, оборванные, больные всеми возможными заболеваниями. Умирающие в числе, которое не осмыслить. Жертвы и соучастники всех возможных преступлений. Жуткие стаи, в какие они сбивались, чтобы выжить, волчьи законы в этих стаях. Представьте работников ЧК, которые отлавливали этих волчат, водворяя в приюты, где скудость существования и тюремные дисциплинарные нормы приводили их к некоему усредненному общему знаменателю, а бонусами служили кров, стол, врачебный присмотр. Таких, как Макаренко, были единицы. Диккенс с "Оливером Твистом" нервно курит под лестницей.

Я заговорила о беспризорничестве, потому что Фалин был из них. Потерявшийся в смуте Гражданской, ребенок ребенок из хорошей семьи. В момент откровенности, когда он рассказывает Кит о своем детстве, я плакала, и не только из сочувствия - от грандиозности знания о боли моей страны, которая внезапно обрушилась кусками парного кровоточащего мяса, растрескав и прорвав глянец официальной лакировки. Почему я, ты, они, никогда не думали об этом ТАК? Может за тем и нужно было взяться читать Краули, чтобы получить наконец это послание? И ни при чем тут эзотерика, на виртуозное умение говорить о которой, я откликнулась, как крысы (дети) на звук дудочки гаммельнского крысолова, пошла за ним,не разбирая дороги.

Но эзотерика "при чем", и, конечно, ей будет место в романе, и она тоже станет потрясающим читательским впечатлением. В подробностях рассказывать не буду, но это привело на память и удивительным образом сплело-связало Джона Краули с самыми любимыми писателями. Странно, я не думала, что от космогонии Стивена Кинга можно перекинуть мост к системе мира Андрея Лазарчука, но The Translator делает это. И это удивительно, одновременно просто и мастерски. Нет, я не буду пересказывать. О книгах нужно рассказывать. а не пересказывать их. Эта хороша. Хотя на русский ее, скорее всего, не переведут.