Больше рецензий

AdAstra

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

12 июля 2011 г. 16:23

84

5

Читать было очень увлекательно, но обусловлено это, скорее всего, моим личным интересом к Марине Цветаевой. В книге собраны воспоминания очень многих её современников, некоторые очерки совсем маленькие, на страничку или две, некоторые - более объёмные и подробные. Но все они вносили что-то новое в моё представление о Марине Ивановне. Мне эта книга кажется очень ценной: кто лучше знавших Цветаеву может рассказать, какой она была, позволить ощутить её присутствие - хотя бы так, через слова?
Мне встречались люди, которые говорили: "Да, Цветаева... Особенно биография у неё была интересная". Конечно, это правда. Перипетии её жизненного пути, пожалуй, могли бы составить сюжет приключенческого романа... Но для меня всё равно главным, определяющим остаётся её творчество. Она была Поэт, и этого никто не отнимет и не оспорит. Для меня - лучший поэт.

Ветка комментариев


О, ну да, мой фэйл. Но в контексте данной книги: воспоминаний самой Цветаевой там нет, заведующую приютом, видимо, предпочли не спрашивать, Ариадна тоже об этом не пишет.


Ну да, я понимаю. Удобнее по инерции обожать и гадкого, даже нечеловеческого не замечать, знакомо.


Вот ещё небольшая выдержка:
«1. 14/27 ноября 1919 года. Цветаева отдает своих дочерей – семилетнюю любимую Алю и двухлетнюю нелюбимую Ирину – в Кунцевский детский приют. По ее мнению, прокормить их сама она не сможет так, как их прокормят в приюте (ложь; она могла их кормить даже не работая [за счет продажи вещей на рынке] куда лучше, чем иъ кормили в приюте - это признала она сама; поступать даже на легкую службу в учреждение за паек – у нее была такая возможность - она для их прокорма категорически не хотела, поскольку такую работу ненавидела; она даже не проверяла, как кормят в приюте; а в итоге ей все-таки пришлось кормить Алю у себя – и выкормила). Следует отметить, что отдавать в приют 1919 года ДВУХЛЕТНЕГО ребенка практически равносильно вынесению ему смертного приговора.

Она не потрудилась ни проверить, каковы условия в Кунцевском приюте, до помещения туда дочерей, ни даже поехать лично помещать туда дочерей – передала их туда через третьих лиц. При этом она скрывала, что она их мать – притворилась, что она их крестная мать, а дети – сироты. Дочерям она наказала не говорить, чьи они дети, а на вопросы об этом попросту не отвечать. Те исполнили.

В течение декады она и не думала заехать посмотреть, как там ее дети. При случайной встрече через десять дней с зав. приютом случайно же узнала, что Аля очень плачет и тоскует, и решила еще через два дня заехать, см. ниже.

«Кто-то посоветовал ей и помог поместить Алю и Ирину в Кунцевский приют. И, несмотря на то, что была возможность, с помощью Н. В. Крандиевской, устроить детей в московский садик, Марина Ивановна почему-то больше поверила в Кунцево» (Сааякянц).»

2-9. 24 ноября – 23 декабря ст.ст. Аля заболевает и месяц лежит больная в Кунцево.
Цветаева за это время дважды навещает ее, и один раз привозит хину. Обещает всякий раз забрать, но ничего похожего делать не собирается. Касательно Ирины ничего даже и не обещает»


Ну почему же "обожать по инерции"? И почему Вы думаете, что я этого не замечаю/не замечала?


почему Вы думаете, что я этого не замечаю/не замечала?



Я сужу по вашей реакции, 95% людей, когда-то любивших Цветаеву, почитав вот эти её записные книжки, были просто в ужасе и шоке. Особенно женщины, по понятным причинам.

Вам не кажется диким любить возвышенные стихи о любви, написанные вот таким мразотным человеком? Никакого диссонанса, правда?


Мне кажется, что Вы в праве говорить так. Наверняка Вы многое испытали и пережили и смогли остаться хорошим и честным человеком, никого не предав и никого не заставив плакать.
Мне жизнь - конечно, к счастью - ни разу не преподносила подобных испытаний. Потому я не могу осуждать. Доведись мне жить в страшное время - я не знаю, смогла бы я сохранить лицо...
Пожалуйста, не истолкуйте мои слова превратно - я не говорю, что время оправдывает Цветаеву, но я не хочу и судить. Заметьте, я не утверждаю, что для меня она образец в человеческом плане. Никто, конечно, не скажет этого! Скорее - просто замолчит, как некий цветаевед из комментария ниже.

Она уходила вовсе не для того, чтобы "фефачки вздыхали". Они уходила стоять в очереди (заметьте: осень!) за мёрзлой гнилой картошкой: разве возьмёшь грудного ребёнка с собой? Привязывать ребёнка было, конечно, ужасной, варварской жестокостью, но иначе Ирина могла бы куда-нибудь заползти, навредить себе - по крайней мере, так утверждала Цветаева (извините, что не имею под рукой цитаты, но если Вы не поверите моему пересказу, я могу постараться её отыскать).

Да, дико, конечно. А ещё я Лору Бочарову люблю. И аниме. И Гарри Поттера.
Видите, какой я дикий и неграмотный человек. Так что не удивляйтесь.

Вообще же я считаю, что поэты - язва на теле общества (извините мне несколько выспреннюю полу-цитату). Это болезнь и неправильность, надо с этим бороться, определённо.

А Вы так яростно стали атаковать замечательным фактическим материалом мою скромную рецензию, что я делаю вывод: Вы хотите бороться за моё просвещение. С радостью принимаю Ваши попытки! Кого Вы мне порекомендуете из поэтов, не запятнавших себя антигуманностью?

Извините за многословие, сегодня молчала целый день ^^


Знаете, я смотрела ШЗ с какой-то женщиной - биографом Цветаевой (не помню её фамилию). И ведущие спросили у неё, мол, как же так, она уморила голодом свою дочь. Эта биограф отказалась отвечать на вопрос, сказала только, что-то вроде "вы ничего не понимаете, нельзя подходить к Цветаевой с мерками обычного человека".


Ну да, она ж неземная. Для того, чтобы фефачки в 20-м столетии вздыхали над её стихами, она привязывала грудного кричащего ребёнка к кровати верёвкой и уходила.
Вы хоть задумайтесь над этим.


Это не ко мне. У меня нет к ней обожания. Я просто привела вам высказывание вот такой "обожающей".


Цветаева подавляла в себе нереализованные желания - прежде всего сексуального свойства - и создавала собственный иллюзорный образ женщины, которой "не нужно" простых человеческих радостей: любви, общения, даже материнства. Все это замещалось представлением о себе как о "рожденном поэте"

(критикуемая Лили Фейлер ("Марина Цветаева") концепция книги Виктории Швейцер "Быт и бытие Марины Цветаевой". Париж, "Синтаксис", 1988).