5 Блуждания молодого невротика в Страстную Пятницу

Этот рассказ Чехова является камнем преткновения для многих, пытающихся понять нашего непростого классика.

Одни просто счастливы, когда обнаруживают произведение, в котором Чехов предстает проповедником благости и христианского мировоззрения. Другие растеряны, поскольку не ожидали от него такого пассажа. Третьи, понимая, что Чехов всегда пытается сказать больше, чем удается услышать простому читателю с первого раза, начинают искать скрытый смысл.

Видимо, большинство нашей читающей публики слишком серьезно подходят к вопросам Веры, и в любом произведении, касающемся этого фактора, они видят всепоглощающую серьезность. Учитывая вечность и глобальность темы, наверное, это правильный подход в большинстве случаев, но, не в случае Антона Павловича.

Я считаю, что этим рассказом, в котором он поведал историю молодого невротика из духовного сословия, Чехов иронично смеется над всеми нами, пытающимися постичь, что же он хотел сказать.
Эта ироничность присутствует и в знаменитой его цитате: «Какой я "пессимист"? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ - "Студент"…». В том то здесь и ирония, что это одно из самых пессимистичных его произведений. Но зная, что большинство читателей так и не узрели в нем изначальной горькой иронии, а восприняли его в контексте прозрения и обновления, таких модных в конце позапрошлого века темах для пытающейся мыслить интеллигенции, Чехов иронизирует уже над самим собой.

Какое преображение Ивана Великопольского описывает он? Да никакого преображения, по сути своей. не происходит, имеет место быть невротическая реакция, при постижении героем довольно банальной истины: «Прошлое … связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого».

Смысл этой фразы лежит на поверхности, но для не слишком искушенного ума, она предстает неким озарением и постижением истины. А тут еще накладывается эмоциональный фактор: тьма, костёр, озвучивание истории Петра в страстную ночь, слёзы женщин, которые непонятно кого жалеют, Петра ли предающего, или Христа предаваемого. И вот полезла в голову молодого семинариста достоевщина, для времени написания рассказа - актуальнейшая тема, вот и мысли о правде и красоте, так и хочется продолжить "которая спасет мир".

А в чем же находит он красоту? В том, что творилось в ту ночь "там, в саду и во дворе первосвященника". А что же за красота там творилась? Да, Христа предавали и допрашивали.

Но, для Ивана Великопольского, это таки красота, потому что она спасет мир, ведь Христос, идя на казнь, взял на себя все людские грехи, так не красота ли это? И творится она по сей день!

А что творится по сей день? С чего начинается рассказ? С темы Экклезиаста "невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнёта - все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет ещё тысяча лет, жизнь не станет лучше", как не стала она лучше за те 19 столетий, что прошли с ночи великой красоты в понимании Ивана Великопольского.

Откуда же у Вани вдруг ощущение "таинственного счастья"? От слиянии в его невротическом сознании проповеди христианства с проповедью интеллигенции, да плюс к тому эмоциональная вспышка и философское озарение о взаимосвязи событий.

Все это совершается в голове у Вани Великопольского, но не у Чехова, не надо путать героя с автором. Чехов смеется над наивными, эмоционально обусловленными, интеллектуально малосостоятельными, потугами некоторой части современной ему интеллигенции искать спасение свое и человечества в целом в проповеди добра и красоты.
И великозвучие фамилии главного героя - еще один штрих к создаваемой им карикатуре.

Между прочим, никто не усматривает поразительного прозрения Чехова, в то время, когда писался рассказ о 22-летнем семинаристе, другой семинарист, 15 лет от роду, на отшибе Империи - в Тифлисе, готовился к постижению основ "правды и красоты", которые спасут мир, но он читал уже другие книги, на смену Библии пришел Капитал.