5 Ничего святого!

До чего прекрасный роман довелось мне прочесть!

В нем прекрасно все. Зашкаливающая ирония надо всем и всеми: над «бездуховной» Америкой и сложносочиненными англичанами, над обществом потребления и подчеркнутой духовностью; над отношением к смерти и ханжеством, глупостью и показной интеллектуальностью, массовой культурой и претензией на уникальность, нарочитой простотой и маниакальной благопристойностью… мало не показалось никому!

Сообщество англичан, подвизавшихся работать в Голливуде, негодует: один поэт-отщепенец вместо того, чтобы заняться «приличным» делом, устраивается на работу в похоронное бюро для домашних животных. Какой позор! Судьба приводит этого достойного молодого человека в храм скорби - такое же бюро, но для хомо сапиенсов, предел мечтаний для «животного сервиса». Внутренняя кухня похоронщиков предстает перед нами во всей красе; добавляет прелести и «картонности» действу нахождение в Голливуде, где все построено на максимальном пафосе:

Деннис с трудом заставил себя поверить, что стоявшее перед ним здание было капитальной постройкой в трех измерениях; впрочем, здесь, как и во всех других уголках «Шелестящего дола», естественно возникавшее недоверие тут же опровергалось писаным и рисованным словом.
«Эта точная копия старинной английской Усадьбы, — гласила надпись, — как и все сооружения „Шелестящего дола“, построена целиком из первоклассной стали и бетона, на фундаменте, достигающем скальной породы. Его устойчивость гарантируется при пожаре, землетрясении и… Имена тех будут жить вечно, кто оставил их в анналах „Шелестящего дола“».
Над пробелом в надписи уже работал художник, и Деннис, присмотревшись внимательнее, обнаружил, что стерты были слова «при взрыве бомбы», а на их месте уже намечены контуры новых слов — «при ядерном взрыве».

Далее нас ждет феерический любовный треугольник: девушка-американка, приводящая в порядок трупы, и два ее ухажера: «собачий» похоронщик-поэт-англичанин и человечий - американец с эталонной американской МАМО. Девушка стоила борьбы:

Это был стандартный продукт. Мужчина может проститься с такой девушкой в гастрономическом магазине Нью-Йорка, пролететь три тысячи миль и обнаружить ее в табачном киоске Сан-Франциско с той же неизбежностью, с какой он находит свои любимые комиксы на привычной полосе местной газеты; и девушка эта будет мурлыкать те же самые слова в минуту нежности, высказывать те же взгляды и пристрастия в светской беседе. Она была удобна; но Деннис принадлежал к более древней цивилизации, и запросы его были тоньше. Он искал неуловимое — черты, едва различимые за пеленой тумана, силуэт в освещенном дверном проеме, тайную грацию тела, скрытую под вельветом форменного платьица. Он не вожделел соблазнов этого изобильного континента, трепещущих рук и ног в плавательных бассейнах, широко раскрытых подведенных глаз и губ в свете прожекторов. Однако девушка, которая вошла сейчас, была единственной в своем роде. Подыскать определение было нетрудно; оно пришло на ум Деннису, как только он увидел ее: единственная Ева суматошного гигиенического Эдема, девушка эта принадлежала к вымирающему племени.

Но и соперник не отставал:

...мистер Джойбой к моменту своего появления в «Шелестящем доле» уже завоевал известность. Он получил степень бакалавра бальзамирования на Среднем Западе и до поступления в «Шелестящий дол» успел поработать несколько лет на похоронном факультете одного знаменитого университета на востоке страны. Он вел протокол на двух Всеамериканских съездах захоронителей. Он возглавлял миссию доброй воли к похоронщикам Латинской Америки. Фотография его, хотя и с несколько фривольной надписью, была помещена в журнале «Тайм».

Любовная линия выведена чудесным образом. Внимания заслуживает мотивация всех троих, метания девушки и ее письма к оракулу, сцены свиданий и стихи, которые дарил возлюбленной поэт. Но мое любимое - это трупы-открытки:

— Но, мистер Джойбой, вы же придали ему Улыбку Лучезарного Детства!
— Да, а разве она вам не нравится?
— О, мне-то она, конечно, нравится, но Ждущий Часа ее не заказывал.
— Мисс Танатогенос, вам Незабвенные улыбаются помимо своей воли.
— Ой, что вы, мистер Джойбой.
— Истинная правда, мисс Танатогенос. Похоже, я просто бессилен что-либо с этим поделать. Когда я готовлю вещь для вас, некий внутренний голос говорит мне: «Он поступит к мисс Танатогенос», — и пальцы перестают мне повиноваться. Вы не замечали этого?
— Ой, правда, мистер Джойбой, я только на прошлой неделе заметила. «Все Незабвенные, которые поступают последнее время от мистера Джойбоя, — сказала я себе, — улыбаются просто бесподобно».
— Все для вас, мисс Танатогенос.

И более жуткие их версии:

В пяти милях от редакции Эме сдернула простыню со своего первого утреннего трупа. Он поступил от мистера Джойбоя, и на лице его было выражение такого безысходного горя, что сердце у нее болезненно сжалось.

В романе прекрасна каждая строчка. Эта чернейшая английская комедия не оставит вас равнодушным, особенно если у вас есть хотя бы по одному (живому, ха-ха!) знакомому из Англии и США.

Симпатией по прочтении не проникаешься ни к кому - и в какой-то степени ко всем одновременно. И эта неоднозначность в оценке персонажей, их многослойность, отсутствие у автора ХОТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ СВЯТОГО МАЛО-МАЛЬСКОЙ ЭТИКИ НУ КАК ТАК МОЖНО делают роман поистине незабвенным. Это даже чуть лучше, чем хорошо. Это 6/5. Это ирония, ради которой я бы хотела родиться англичанином в следующей жизни (желательно уже сразу пожилым). Пожалуйста, прочтите этот роман - он этого более чем заслуживает.