5 В той комнате незначащая встреча

Кто другой так мирно все уладит! Там моську вовремя погладит
"Горе от ума" Грибоедов.

Помните историю блестящего варшавского нейрохирурга, который в одночасье лишился семьи, дома, работы, состояния и самого себя потерял. Стал бродягой без роду, без племени, не помнящим, кто он есть на этом свете, начал лечить людей в том месте, куда прибился батрачить, спас милую сиротку, к которой успел привязаться, как к дочери. А потом все мытарства так чудесно закончились. Я обливалась на фильме слезами сострадания и умиления и готова была присягнуть на чем угодно, что это лучшее кино на свете. Для двенадцати лет простительно, но и теперь еще, вспоминая, думаю, что это чудесная история с отменно закрученной интригой, живыми героями и глубинным пониманием, что мир, жестокий к человеку в отдельных проявлениях, в целом устроен правильно и справедливо.

Разумеется, попадись мне в то время роман Тадеуша Доленги-Мостовича «Знахарь», тотчас схватила бы читать, но в детстве встречи с книгой не случилось, а теперь уж и странно было бы браться за нее. И страшно, потому что вспомнила сейчас кино - как живые герои перед глазами, после него даже мечтала, что дочку Марысей назову. Ну, как разочарует книга? Нет, не стану читать «Знахаря», тем более, что Доленга-Мостович, скорее всего, не мой автор, «Карьера Никодима Дызмы» не произвела такого уж экстраординарного впечатления. Может быть, потому что истории карьер и карьеристов вообще не по моей части, от любого рода вертикальных иерархий я бесконечно далека, в своей жизни выбрала горизонтальную. Нет, это не та, что делается посредством принятия горизонтального положения. Горизонтальная карьера предполагает постепенное и неуклонное наращивание профессионализма в одной, двух, нескольких выбранных областях без необходимости вступать в ежедневное взаимодействие с вышестоящими и осуществлять функции контроля над нижестоящими.

Что не твое, в том и смысла большого не видишь, того и понять не умеешь, потому ни история Жюльена Сорреля, ни лощеный фат из «Милого друга» не показались мне достойными внимания. А коль скоро чацкое «Служить бы рад, выслуживаться тошно» всегда проиграет молчалинскому «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь», так и пытаться понять не стоит. Мой любимчик разве пройдоха Хлестаков, хм, «Суп в горшочке прямиком из Парижа!» Однако, к Никодиму Дызме. Варшава, двадцатые годы прошлого века, кризис и никаких тебе социальных пособий. Потерявший место мелкий провинциальный почтовый чиновник едет в столицу, чтобы попытать счастья в качестве распорядителя танцев в приличном ресторане. Такая у него серебряная мечта. Уж и фрак приобрел, и лаковые туфли, откладывая понемногу из нищенского жалованья. Да только где ему, неотесанному, необразованному, лишенному внешнего лоска и обаяния и уже далеко не юному (тридцать два года). Кругом фиаско, за угол, который снимает в семье сапожника, заплатить нечем и живот от голода подводит.

Никодим уж было собирается снести еврею закладчику фрак с туфлями, чтобы хоть поесть досыта, да вспоминает, что суббота, лавки процентщиков закрыты, а свой брат поляк и того не даст. И тут, в порыве отчаянной дерзости, решается пойти на званый вечер – приглашение туда для важного сановника, оброненное мальчишкой-посыльным, он подобрал утром, сунулся было в адрес, в надежде на пару монет чаевых, но оказалось, что адресат за границей. Наш приятель надевает фрак, входит в богатый особняк, всякую минуту ожидая «за ушко, да на солнышко». Нагребает со шведского стола полную тарелку вкусностей и в самый момент, когда уже рот полон слюной, какой-то невзрачный толстячок толкает его под руку, тарелка падает, бедняга Никодим обрушивает на голову наглеца громы и молнии и... становится героем дня в этом высоком собрании. Дело в том. что он отбрил восходящую звезду польской политики, недоброжелателей у того было много, но в открытую конфронтацию никто не решался вступать. И вот теперь, сам министр благосклонно беседует с нашим знакомцем, а пройдошливый делец Куницкий, приняв его за министерского фаворита, который может замолвить словечко в горних сферах, предлагает место своего управляющего с баснословным окладом.

Дальше обстоятельства станут складываться, всемерно содействуя планам авантюриста. В книге очень хорошо показано это первое, «мне бы только день простоять, да ночь продержаться», его самоощущение – успеть хапнуть побольше, пока не раскололи. Но постепенно, одновременно с раскрытием цахесова таланта присваивать удачные идеи других, отношение Дызмы к самому себе и окружающим меняется, и он уже готов видеть в своей персоне умницу и красавчика, и едва ли принца инкогнито. Единственный персонаж, не питающий на его счет иллюзий – граф Жорж, полусумасшедший брат жены Куницкого. Их родовым имением барыга завладел, выкупив векселя и принудив Нину Понимирскую к браку для спасения семьи. Теперь молодая женщина ненавидит супруга, делит постель с падчерицей Касей, влюбленной в нее (нет, вы не ослышались, инцестуально-гомоэротический мотив играет серьезную мотивирующую роль романе). Но нерастраченный романтический душевный пыл отдает дураку и пустышке Дызме. В нем она видит того самого принца инкогнито, наделяя всеми мыслимыми достоинствами, неотесанность и грубость принимая за сдержанную мужественность, и тем же манером меняя минус на плюс в прочих случаях.

Линия Нины и ее готовности к самообману потрясающе хороша, автор тут выступает тонким психологом и знатоком женской натуры с ее готовностью к сотворению кумира из любого подручного хлама. Так или иначе, Никодим проявляет цепкую и хваткую сторону своей крестьянской натуры (да, чиновник, но давно ли его предки от сохи). К тому же, он отменный администратор с умением заручиться поддержкой толковых людей на ключевых постах. И он стремится самообразовываться, остро ощущая собственное плебейство. В общем, не так плох. А что готов защищать свой статус, не останавливаясь перед преступлением – так вы прежде поголодайте, а потом уж судите. Да и абсолютное большинство здесь, наверху, ничуть не лучше по человеческим и профессиональным качествам тех, что внизу. Нет, он мне совсем не нравится. Он самодовольный напыщенный, грубый мужлан. Тот хам, о пришествии которого предупреждал Мережковский в «Царстве Зверя». Ну и пришел. Но ведь пережили? Такая, видно, планида была у начала ХХ века. Где не воры и пройдохи у власти, там тираны. «Говоришь, что все наместники ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца.»

Как-то так. Что добавить? Образ Каси, лесбиянки, а в конце книги, когда она приходит, чтобы умолять Нину уехать вместе, еще и суфражистки, наводит на мысли о том, что гомосексуальная линия в романе Доленги-Мостовича неслучайна, стоит вспомнить обращение к тем же темам у Марселя Пруста и Роже Мартена дю Гара; и, принимая во внимание семейные обстоятельства писателя, который не был женат к сорока одному году, когда жизнь его трагически оборвалась... А впрочем, все это лишь досужие мысли, которые не стоили бы упоминания, если бы мотивы гомоэротики и феминизма не наполняли роман удивительно современным звучанием.