5

Трудно представить человека, который по собственной воле и ради удовольствия взялся бы читать "В поисках утраченного времени". Это из гипотетического культурного багажа, который должен быть в активе всякого образованного человека, а на деле, если где и имеется - то в пассиве (настолько глубоком, что сам носитель не в состоянии сыскать). У меня долго среди шедевров мировой литературы, о которых надо бы составить представление, да все смелости не могу набраться. Все огромное семикнижие там и останется, полагаю, но первую часть "В сторону Свана" прочла честно.

Не случись "Топологии пути" Мераба Мамардашвили, черед для произведения мог так и не прийти, но в цикле лекций настойчиво упоминается первый роман. это, фактически, построено вокруг него и феномена воссоздания утраченного, которое главной темой magnum opus великого модерниста. А Мераб Константинович помог со сложными и запутанными вопросами, к которым не чаяла подобраться. Благодарная признательность к нему сподвигла на чтение "В сторону Свана".

Это и отчасти упоминавшееся им полумистическое совпадение, когда эстафету человека, серьезно разрабатывавшего какую-то тему, подхватывает после его смерти другой, часто с первым не знакомый, двигаясь в русле другого вида деятельности: "литература-кинематограф", в данном случае. Такого рода вещи, никак не связанные с теорией реинкарнаций, но наводящие на мысль о том, что идея, которая хочет воплотиться, отыскивает с уходом физического носителя другого человека, готового воспринять. И дар не исчезает бесследно - ищет человека, способного развить и продолжить.

С год назад отмучила себя романом. Даже и не вовсе без приятности в тех местах, которые упоминались в "Топологии" и до которых доходила в ходе чтения. Получила ли читательское удовольствие? Ни малейшего. Все-таки, воля ваша, чудовищно распространенные предложения со множественными сложными, перетекающими друг в друга, метафорами, когда к концу успеваешь напрочь забыть о начале - это не вещь, способная доставить удовольствие. Действия почти нет, переживания мальчика по поводу не полученного им материнского поцелуя на ночь занимают страниц сорок описания и все вместе навевает такую тоску, что Франсуаза, сворачивающая цыплятам шейки со словами: "Дрянь такая!" воспринимается фигурой едва не бурлесковой (я хохотала, представив-увидев это, правда).

Но в том отличие подлинно великих литературных произведений, что первое впечатление о них не становится окончательным. Оно как зерно, прорастающее внутри тебя, одновременно вверх и вглубь или как те смятые комочки липового цвета, которые заваривала вместо чая тетушка Марселя. Того чая, в ложке какого он размачивал знаменитую Мадленку. Раскрываются, набухают, наполняясь впечатлениями уже твоей жизни поверх воспринятого. И уже не хочется саркастически констатировать: "Какая вы глубокая, тонко чувствующая натура!", присовокупив издевательское: "Это как-то связано с нетрадиционной ориентацией или исключительно личностное свойство?"

Потому что твоя - самая традиционная, но цветущий боярышник этого года дополняется в восприятии тем, что в окрестностях имения Свана. И понемногу, исподволь, составляешь собственные реестры ощущений, вызывавшие в разное время твое соскальзывание к прежде испытанному и пережитому. А ревность и боль рассказчика и его alter ego, разве ты не переживала совершенно того же восьмилетней, когда лучшая подруга оставила тебя ради другой девочки?

И вот теперь главное, то, ради чего затеяла это писать. Что ж хорошего в том, чтобы снова пережить в воспоминаниях боль? Ну, хотя бы то, что понимаешь - не убившее, делает сильнее. И еще, теперь можно подойти к маленькой девочке-запутавшемуся подростку-страдающей девушке-измученной молодой женщине, которой ты была когда-то и которая продолжает жить в некотором отрезке времени и утешить ее. Показать: ты не одна, тебя понимают, тебя любят. Ты восстанавливаешь собственную целостность и увеличиваешь собственную ценность и ты уже не одна на свете. И никогда не будешь одна.