За длинным столом сидели другие люди: проверка на полезность. Никакие не герои; просто собрание сорокалетних.
Они меряют друг друга с интересом и пафосом профессиональных смотрителей трупов и вскоре начинают скучать от излишка разума. Потом (для отдыха) язвят по адресу вылезшего на авансцену молодого поколения, а также тех, кто старше, и вообще всех, кто бурлит и ликует до умопомрачения, смыкаясь с молодёжью в призыве к конечным целям. («Как он отвратителен, этот новомодный шиллеровский воротник» – «Тошно смотреть на эту голубоглазость!») Они холодны и не замахиваются далеко. Бывшие гитлеровские юнцы все свои утренники уже отпраздновали. Только бы не стать трагически-героически-жалостливыми. Их чувства преждевременно гаснут в дефинициях. Посентиментальничать в кино – ещё куда ни шло. Не признаваться в своих слабостях. Они хорошо устроились, даже проблемы старения – похоже на то – их не волнуют, этим заняты умы тридцатилетних: «Это у нас позади. Мы всегда были старыми!»
Что верно, то верно: рано обретённая дряхлость мешает нам, словно невинным младенцам, начать с нуля. Нехоженые пути нам и во сне не грезятся.