Рэкамендацыя Мікіты Моніча гэтай кнігі некалі трапілася на вочы і, зразумела, я вырашыла яе набыць, бо, па-першае, яе рэкамендавала цікавая і абазнананая ў мастацтве асоба, па-другое, гэта сур’ёзнае акадэмічнае выданне (хоць вокладка зусім не выглядае такой) і, па-трэцяе, тут шмат ілюстрацый.
Зразумела, пасля прачытання кнігі экспертам не станеш (ды я і не прэтэндую), бо межы самога паняцця даволі размытыя і розныя даследчыкі ацэньваюць творы па-рознаму. У гэтым кантэксце аўтарка згадвае, што адзін даследчык да кічу адносіў усе экспанаты Траццякоўскай галерэі і асабліва творчасць Рэпіна. Яна таксама адзначае вялікую папулярнасць творчасці мастакоў-перасоўнікаў сярод спажыўцоў масавай культуры ў другой палове ХХ ст. (гэта шматлікія рэпрадукцыі, аматарскія копіі і варыяцыі вядомых карцін).

Асабіста мне было цікава чытаць пра самадзейны кіч, які часта мае сувязь з фальклорам і інсітным (наіўным) мастацтвам, а таксама пра паракіч - мастацкае пераасэнсаванне і перапрацоўку  кічавых форм.

У якасці прыкладаў інсітнай творчасці даследчыца згадвае А.Кіш, І.Супрунчыка, М.Тарасюка, А.Роскача, а таксама А.Ждана і С.Астапенку (скульптуры першага можна пабачыць у двары д.30 па вул. Сядых, а шпакоўні другога - побач з д.133 на праспекце Незалежнасці).
У якасці прыкладаў паракічу Дар’я Бунеева разглядае творчасць М.Напрушкінай, І.Рымашэўскага, Л.Шчамялёва, В.Губарава, Ж.Капуснікавай.
Цікавы факт: скульптурнае афармленне станцый метрапалітэна "Грушаўка" і "Малінаўка" аўтар М.Пятруль прэзентуе як свядомае выкарыстанне стылю кіч (=паракіч), а аўтарка кнігі аргументавана даводзіць, што гэта менавіта звычайны кіч.

Гэтая кніга мне спадабалася:
1. Афармленнем. Па-першае, тут прыгожая вокладка і прыгожая жанчына на ёй (так, часам я купляю ці не купляю кнігу менавіта праз яе афармленне). А па-другое, тут шмат фота-ілюстрацый у добрай якасці.
2. Аб’ектам і прадметам даследавання, бо, як адзначыў сам аўтар, "этнографы і фалькларысты, што займаюцца вывучэннем народнай культуры, толькі краем краналі тэму фотаздымкаў у вясковых хатах з прычыны той жа самай кансерватыўнасці даследчай оптыкі". Яны звычайна выкарыстоўвалі вернакулярныя (новы для мяне тэрмін; аматарскія, створаныя ў кантэксце паўсядзённага жыцця) фотаздымкі ў якасці ілюстрацый да іншых тэм (вяселле, пахаванне, застолле). Культура ж фатаграфіі і яе сувязь з культурай памяці беларускімі навукоўцамі (падазраю, што не толькі імі) не вывучаліся.
3. Зместам. Дадзеная кніга - гэта манаграфія, але напісана яна цікава і зразумела. Шмат новай для мяне інфармацыі.
4. Спасылкамі. Нечакана было сустрэць спасылкі на праект VEHA, С’юзан Зонтаг, Ралана Барта, Поля Бурдзье і інш. праз усё той жа звыклы акадэмічны кансерватызм.

Аднак ёсць ў манаграфіі адзін мінус, на які не магу не звярнуць увагу, - гэта вялікая колькасць абдруковак (як для акадэмічнага выдання). Вось вам мая самая любімая - "паўстання 1863-1964 гг."


Кніга складаецца з чатырох тэматычных частак:
1) пра фота ў кантэксце культуры памяці (тэарэтычная); 2) пра фотаздымкі ў вясковых інтэр’ерах; 3) пра пахавальныя фотаздымкі; 4) пра надмагільныя фотаздымкі (самая аб’емная частка). І нагадаю, што ў выданні шмат фактычнага (= ілюстрацыйнага) матэрыялу.

28 ноября 2022 года, понедельник.
Дорогая Жюли!

Как чудесно, что сообщение между Котляндией и Миром Двуногих было восстановлено!

<...> Ни что не может так порадовать сердце, как письмо от давнего друга спустя столько лет. Было приятно узнать ваши последние новости и получить новые произведения ваших авторов. Ты не представляешь, как приятно забраться в корзинку под присмотром новой нянюшки хмурым вечером. За окном буйствуют ветра, облака проливают благословенную влагу, а дыхание кота превращается в маленькие белые облачка. Неудивительно, что младшие котята с таким удовольствием играли в драконов. Маленький Огонёк хотел узнать у тебя, а правда ли этих прекрасных крылатых существ не существует в вашем мире? <...>

Рецензия [отзыв] написана в таком виде в качестве эксперимента по велению левой задней лапы. Всё вышенаписанное является скромным личным мнением коть-рецензентки и не представляется истиной в последней инстанции.

Наверное, нет ни одного образованного человека на белорусском Полесье, кто бы не слышал про Петра Фёдоровича Лысенко – ученого, археолога, неутомимого труженика, всю свою жизнь отдавшего изучение этого края, и совсем недавно ушедшего. На протяжении 50 лет он изучал восточнославянские древности и древнерусские города на юге Беларуси (Туров, Берестье, Пинск, Мозырь, Давид-Городок, Слуцк, Клецк, Рогачёв). Петр Лысенко выявил и исследовал уникальный археологический памятник - городище древнего Берестья. При его непосредственном участии создан уникальный музей древнего (XI – XIV века) деревянного города, что стало большим вкладом в науку и культурным достижением международного значения. Материалы его исследований составляют основу экспозиций Брестского, Туровского, Пинского, Столинского и Клецкого краеведческих музеев.

Трудно поверить, но в середине прошлого века, когда этот человек только начинал своё дело, о земле Туровщины было известно совсем мало, археологические раскопки хоть и проводились довольно энергично, но как правило имели лишь спасительный, разведывательный характер. Впереди ещё была длительная работа по «первоначальному накоплению» археологических материалов, их классификации и систематизации, разработке археологических методик проведения полевых исследований и обработки выявленных материалов. Можно с полной уверенностью сказать, что П.Ф. Лысенко принадлежит огромная заслуга в этом плане.

Книга довольно широка и содержит тщательный всесторонний анализ как немногочисленных исторических летописных источников, так и данных археологических исследований. Понятно, последние и составили основу данной научной монографии. Причём основу книги составили материалы собственных полевых исследований автора, накопленные в результате более трёх десятилетий кропотливых археологических изысканий. Этническая история туровской земли (погребальный обряд, инвентарь курганных погребений, этническая принадлежность и ареал расселения дреговичей), сельские и городские поселения с тщательным анализом их материальной культуры, экономическое развитие и занятие населения – это лишь малая часть того, что изучает автор. Лично мне интересными показались главы, исследующие архитектуру Туровсого княжества (утраченную и сохранившуюся в память потомкам), распространение письменности и христианства, политическую историю.

Жаль только, что книга явно носит научный характер, что ограничивает круг её читателей. Дабы исправить это, автор спустя несколько лет выпустит «Сказание о Турове» - более популяризаторский вариант этой книги. Правда, речь в ней пойдёт уже лишь о самом Турове. Обилие иллюстраций, карт, планов и схем, а также отсылок на труды предшественников-учёных делает «Туровскую землю» незаменимым для тех, кто этой темой интересуется. К слову, скажу: совсем недавно, в 2020 году, уже посмертно вышло сильно сокращённое переиздание данной книги, сосредоточившее основное внимание на материальной культуре городов Туровской земли в Х – ХIII вв.

Пётр Лысенко – признанный мастер своего дела. Всё свою жизнь он посвятил археологии. Да, да – той самой науке, что учит копаться в недрах земли, стоя по уши в сырой земле и яростно орудуя инструментами. И пусть на первый взгляд это не кажется столь поэтичным, ничто не может сравниться с ликованием от внезапных находок. Когда земля, наконец, сдаётся, и открывает своим потомкам тайны прошлого. Наполняя наши знания ещё одним фрагментом, ещё одним фактиком, что может в корне изменить наши представления о событиях многовековой, да что там – многотысячелетней давности!

Может ли книга, основанная на результатах археологических исследований быть поэтически стройной? Может, если ко всему относиться с душой. Уже во введении чувствуется, с какой теплотой и самоотдачей автор относится к своему делу, как дорожит каждой песчинкой, отобранной у землицы, строя из неё общую картину прошлого. Уж не думал, что Пётр Лысенко – такой романтик.

«Как и в те давние времена, и сегодня течёт Припять – эта Амазонка Белорусского Полесья.
Как и в те давние времена, течёт время.
Как и в те давние времена, на берегу Припяти стоит Туров – один из древнейших белорусских городов.
Уходят века, проходят тысячелетия. Бурные события сотрясают спокойное течение жизни.
А древний Туров задумчиво наблюдает, как течение Припяти уносит вдаль время, события, свершения».

«Сказание о Турове», в сущности – более приближённый к простому читателю вариант его предыдущей академической монографии «Туровская земля в X – XIII», более сухой, а от того не всегда доступной для любознательных. Автор всё так же рассказывает о политической истории средневекового княжества, хозяйственных занятиях его жителей, политической истории. Только основной упор сделан не столько на анализе извлечённых из недр земли артефактов, сколько на констатации их значения для истории Турова. Кстати, в отличие от академического труда, в данном случае П.Ф. Лысенко останавливается исключительно на самом Турове, лишь самую малость затрагивая другие города княжества. Интересно, что учёный всерьёз верит в историчность личности легендарного Тура (первого летописного князя), в то время как большинство учёных сегодня это оспаривают и склоняются к версии упоминания о Туре – как о вымершем животном.

Отдельного внимания заслуживают главы, повествующие о необыкновенных открытиях в окрестностях Турова, будь то языческое святилище (пантеон всем богам) X в. – единственное из найденных в Беларуси и третье у восточных славян (включая Киев и Новгород) или первый храм XII в. на Полесье – самый крупный в Беларуси или третий по величине у всё у тех же восточных славян (опять же – после тех самых двух городов). История как открытия, так и разрушения храма достойна настоящего детектива, жаль только, что Пётр Лысенко не остановился столь же подробно на всех версиях. Занятна и поистине драматична и судьба гигантского каменного креста (предположительно XVI в.), аналогов которому ни в Европе, ни в мире не найдено до сих пор. «Археологическая загадка», - говорят учёные,… пока власти засыпают её землёй. Сегодня на этом месте нет ни указателя, ни хоть какого либо свидетельства – лишь поросший холмик. Кто знает, может быть, лет ещё через 500 эту «загадку» вновь откопают учёные – и всё также будут удивляться открытию. Всё у нас так – по поговорке: «Что имеем – не храним…».

Всё же, научно-популярный труд не лишён недостатков. Главный из которых – частые повторения уже высказанных идей и мыслей, причём дословные. Будто автор копировал текст и вставлял его в те или иные места. Так, например, высказывание о плохих консервирующих свойствах местного культурного слоя, в результате чего «попавшие в него предметы ржавеют, окисляются, истлевают, теряют внешний вид и, в конце концов, разрушаются» повторяется в книге пять раз. Целых восемь раз – о выявлении экспедицией 1963 года остатков храма XII в., причём не только в главе о самом храме, но и мало к нему относящихся. И таких примеров немало.

У досыць немалой кагорце беларускіх паэтаў-змагароў далёка не апошняе месца займае Валянцін Таўлай. Паэт Заходняй Беларусі, які практычна ўсё сваё жыццё , нават са школьных гадоў, правёў у змаганні. Два разы сядзеў у турме. Прычым другі раз атрымаў сур’ёзны вырок – 8 гадоў, якія пашчасціла не адсяцець цалкам.

Увогуле паэты-змагары небяспечныя для недэмакратычных рэжымаў. Яны чуйныя да несправядлівасці і дэспатыі. І ніхто не ведае, як можа гэты змагар адрэагаваць на подласць і хлусню. Ды і творчасць яго выклікае насцярогу ў рэжымаў. Гэтыя заклікі да змагання за праўду і волю - яны для іх небяспечныя. Таму кнігі Таўлая, якія выходзілі за савецкім часам, асцярожна ўкладалі і шмат што туды не трапляла.

Але ў наш час літаратура і наогул друкаванае слова, асабліва, калі яно не персаналізавана, рэжымы амаль не цікавяць. Тут невядома як інтэрнэт усачыць. Таму і для Таўлая наступіў час вольнасці і бесцэнзурнасці. І ў 2014 годзе ў серыі “Беларускі кнігазбор” выйшаў том яго твораў, які аб’яднаў не толькі змагарныя вершы, але і ўспаміны, публіцыстыку, літаратурна-крытычныя артыкулы і эпісталярную спадчыну. Кнігу ўклаў пісьменнік Анатоль Клышка.

У сваіх турэмных вершах Валянцін Таўлай кажа:

Бойцеся бунтарскага праклёну:
Праклён скаванага
Мільёны ўскалыхне!

То бок, рэпрэсіі і масавыя пасадкі ў турмы здольныя ўскалыхнуць мільёны. Так у гісторыі чалавецтва было не раз.

Ну і гэты караценькі верш, сёння, відаць, актуальна адгукаецца тысячам беларусам, асабліва тым, якія прайшлі праз Акрэсціна і ІЧУ ў Жодзіне і Баранавічах.

Не думайце, каты,
Што краты
Зламаюць мяне!
Не думайце, чэрці,
Памерці
Не дам я сабе!

Паэт змагання Валянцін Таўлай у сваіх вершах тлумачыць, як ствараецца вольная краіна:

Камень за камень, цэгла за цэглай…
Гэй, хто стрымае наш творчы размах?
Слава сябрам-будаўнічым, што леглі
шэрымі цэгламі ў велічны гмах!

Рыхтуюся запісваць другі выпуск падкаста ў цыкле “Асобы” пра жыццё і творчасць паэта Уладзіміра Дубоўкі. З гэтай прычыны чытаю зараз усе магчымыя матэрыялы на гэтую тэму, а паралельна перачытваю і ўласна кнігі паэта. Пачала марафон па творчасці Дубоўкі са зборніка Дзмітрыя Бугаёва.
Кніга “Уладзімір Дубоўка” ўпершыню выйшла ў 1965 годзе і стала першай спробай крытычнага і літаратуразнаўчага вывучэння творчасці паэта. Праз 40 гадоў кніга была перавыдадзеная са значнымі дапаўненнямі: у яе ўвайшлі новыя артыкулы “Трагедыя паэта”, “Талент і праца”, “З эпісталярнай спадчыны Уладзіміра Дубоўкі”, “Уладзімір Дубоўка ў жыцці”, а старыя былі перапрацаваныя.
Такім чынам, гэтае выданне — не цэльная манаграфія, а зборнік артыкулаў, у якіх аўтар не толькі разглядае творчасць паэта, але яшчэ і прасочвае ягоны жыццёвы шлях, дзеліцца ўнікальнымі матэрыяламі, якія друкуюцца ўпершыню. Напрыклад, публікуе лісты, якія атрымліваў ад Дубоўкі. Цікава знаёміцца з гэтай эпісталярнай спадчынай, бо з яе мы можам даведацца, што Дубоўка быў даволі сур’ёзным чалавекам, які падыходзіў да ўсяго адказна і разважліва. Напрыклад, да напісання іншымі кнігі пра яго, бо ў лістах Бугаёў кансультаваўся з Дубоўкам па асобных пытаннях на гэтую тэму. Можна сказаць, Дубоўка прымаў актыўны ўдзел у напісанні гэтай кнігі :)
Дубоўка і Бугаёў былі знаёмыя асабіста, і звяла іх якраз творчасць паэта. Спачатку літаратуразнаўца пісаў пра Дубоўку манаграфічны артыкул для двухтомнай “Гісторыі беларускай савецкай літаратуры”, а потым і гэтую кнігу. Вядома ж, калі ў цябе ёсць магчымасць сустрэцца з героем даследавання, то варта гэта зрабіць. Да таго ж сам Дубоўка даволі прыязна ставіўся да таго, што пра яго пішуць, і сам запрасіў Бугаёва да сябе ў госці ў Маскву.
Зборнік цікавы, да таго ж я вялікая прыхільніца Дзмітрыя Бугаёва і з вялікім задавальненнем чытаю ўсе яго літаратуразнаўчыя артыкулы. Добрая кніга, каб бліжэй пазнаёміцца з творчасцю Дубоўкі.

Рыхтуюся запісваць другі выпуск падкаста ў цыкле “Асобы” пра жыццё і творчасць паэта Уладзіміра Дубоўкі. З гэтай прычыны чытаю зараз усе магчымыя матэрыялы на гэтую тэму, а паралельна перачытваю і ўласна кнігі паэта. Пачала марафон па творчасці Дубоўкі са зборніка Дзмітрыя Бугаёва.
Кніга “Уладзімір Дубоўка” ўпершыню выйшла ў 1965 годзе і стала першай спробай крытычнага і літаратуразнаўчага вывучэння творчасці паэта. Праз 40 гадоў кніга была перавыдадзеная са значнымі дапаўненнямі: у яе ўвайшлі новыя артыкулы “Трагедыя паэта”, “Талент і праца”, “З эпісталярнай спадчыны Уладзіміра Дубоўкі”, “Уладзімір Дубоўка ў жыцці”, а старыя былі перапрацаваныя.
Такім чынам, гэтае выданне — не цэльная манаграфія, а зборнік артыкулаў, у якіх аўтар не толькі разглядае творчасць паэта, але яшчэ і прасочвае ягоны жыццёвы шлях, дзеліцца ўнікальнымі матэрыяламі, якія друкуюцца ўпершыню. Напрыклад, публікуе лісты, якія атрымліваў ад Дубоўкі. Цікава знаёміцца з гэтай эпісталярнай спадчынай, бо з яе мы можам даведацца, што Дубоўка быў даволі сур’ёзным чалавекам, які падыходзіў да ўсяго адказна і разважліва. Напрыклад, да напісання іншымі кнігі пра яго, бо ў лістах Бугаёў кансультаваўся з Дубоўкам па асобных пытаннях на гэтую тэму. Можна сказаць, Дубоўка прымаў актыўны ўдзел у напісанні гэтай кнігі :)
Дубоўка і Бугаёў былі знаёмыя асабіста, і звяла іх якраз творчасць паэта. Спачатку літаратуразнаўца пісаў пра Дубоўку манаграфічны артыкул для двухтомнай “Гісторыі беларускай савецкай літаратуры”, а потым і гэтую кнігу. Вядома ж, калі ў цябе ёсць магчымасць сустрэцца з героем даследавання, то варта гэта зрабіць. Да таго ж сам Дубоўка даволі прыязна ставіўся да таго, што пра яго пішуць, і сам запрасіў Бугаёва да сябе ў госці ў Маскву.
Зборнік цікавы, да таго ж я вялікая прыхільніца Дзмітрыя Бугаёва і з вялікім задавальненнем чытаю ўсе яго літаратуразнаўчыя артыкулы. Добрая кніга, каб бліжэй пазнаёміцца з творчасцю Дубоўкі.

Николай Ермолович довольно аргументированно опровергает устоявшуюся ещё с XIX века мысль о завоевании в XIII веке белорусских земель литовцами, да и само месторасположение этих племён переносит несколько южнее. Сегодня уже считается доказанным фактом, что современное месторасположение Республики Литвы не совсем соответствует указанию на древних литвинов (это уже Жамойтия и Аукштайтия), поэтому и полностью соотносить эти два понятия – совсем не научно. Сомневающихся переубеждать не стану – за меня более убедительнее это сделают специалисты: те же книги А. Кравцевича (Гісторыя Вялікага Княства Літоўскага), Н. Ермаловича, Я. Лёсика (Літва-Беларусь: гістарычныя выведы), В. Пануцевича (Літва і жамойдзь. Розныя краіны і народы) и др.

Все эти споры о том, чьё же государство Великое княжество Литовское по меньшей мере смешны и безосновательны. Просто потому, что ни Беларуси, ни Литвы в современном значении слова тогда просто-напросто не существовало. Эта была их совместная история, совместное государство. Белорусские земли были куда более развиты, по сравнению со своими северными соседями. Именно поэтому на этапе становления ВКЛ её столицей был Новогрудок – один из самых развитых и выгодно располагающихся городов (монголо-татары сюда не доходили, размещался на пересечении торговых путей, богатый и влиятельный город с развитой культурой и многонациональными отношениями), государственным языком был старобелорусский (заметьте – не латинский, как тогда в основном в Европе). Зато литовские племена были отменными воинами, а новогрудчанам требовалась защита. Поэтому это было взаимовыгодным сотрудничеством.

Никто никого не порабощал, а многочисленные «свидетельства» «захвата» появились лишь в летописях с XVI века в старорусских летописях (например, «Сказание о князьях владимирских» – создание подобного мифа было выгодно для «собирания (читай – возвращения) русских земель». А оттуда – перекочевало и в литвинские источники. Зато есть доказанный факт того, что Миндовг (будущий первый правитель ВКЛ) – тогда один из многочисленных вождей литовских племён – в битве своим собратьям проиграл и был вынужден спасаться бегством. Со своей дружиной он пришёл в Новогрудок, служил городу, а через некоторое время – те взяли его собственным князем. Через два года Миндовг напал на Литву (сборное название многочисленных литовских племён) и отомстил своим бывшим собратьям за обиду. Стал бы Миндовг нападать и разбивать Литву, если бы действовал в их интересах. Так что кто кого присоединил – ещё не ясно.

Уже позднее, спустя полстолетия (к началу XIV века), когда государство ВКЛ стало разрастаться, а взаимосвязи внутри – усложняться – Новогрудок уже не совсем отвечал всем запросам к статусу столицы, к тому же сюда добавился ещё целый ряд фактов, хорошо охарактеризованных как Н. Ермоловичем, так и А. Кравцевичем. И столицей ВКЛ с 1323 года станет Вильня. Поэтому Великое княжество Литовское я бы назвал государством белорусско-литовским, или литовско-белорусским, но уж никак не чисто литовским (сегодня именно так пишут национальные историки Литовской республики) или чисто белорусским (к такому выводу склоняется сам Н. Еромлович). Всё хорошо познаётся в сравнении. Лет так через 500 развалится США (да простят меня американцы за такую аналогию) и будут до посинения спорить Аризона и Сан-Франциско: так чьё же из них двоих было государство Соединённые Штаты Америки – аризонское или сан-франциское? Даже не подумав о том, что это было их единое – неделимое прошлое. Примерно именно так сегодня и происходит с ВКЛ – хотя это наше общее с литовцами и украинцами прошлое.

Не знаю, как вы, а я давно уже выбрала свою сторону в информационной и экономической войне химико-фармацевтических компаний и генной инженерии и теперь только подыскиваю наиболее читабельную версию подтверждения своей точки зрения.
Перед знакомством с нашумевшей «Суммой биотехнологии» Панчина решила дать шанс своему соотечественнику-профессору.
Ожидала большего.
Написано доступно и понятно, но, честно говоря, не интересно.
Да и устарели уже представленные данные: основная монография была издана аж в 2003 году.