Неоднократно замечала, что мне нравится читать книги о теплых взаимоотношениях отцов с детьми, а тем более, если это реальные воспоминания. В случае же с Корнеем Чуковским, добавляется дополнительный интерес: каким папой был человек, который наиболее известен как детский писатель (хотя он писал не только для детей), как знаток детских душ, как человек, стихи которого легко запоминаются малышами и нравятся им.
Этот человек любопытно сочетал в себе тип «вечного ребенка», способного к безудержному веселью, иногда капризного и не всегда думающего о последствиях (и, может, именно поэтому так легко находящего общий язык с детьми), но в то же время требовательного к себе и другим перфекциониста. При этом одна из мыслей, от которых я не могла отделаться во время чтения воспоминаний его дочери, была о том, что даже самый прекрасный, умный и понимающий отец все-таки не может быть идеальным и не лишен своих тараканов. Нет, дети (и не только его собственные) безгранично его любили, он был лучший товарищ по играм, неутомимый рассказчик и выдумщик, при этом ярый противник физических наказаний, забравший своих детей из школы, узнав, что там они практикуются. Но все-таки были и за ним, если это можно так назвать, «косяки».
Многим, наверное, известна трагическая история его младшей и самой любимой дочери Марии (Мурочки), жизнь которой унес туберкулез. Но книга его старшей дочери, Лидии Чуковской, в основном, посвящена более раннему периоду жизни Корнея Ивановича (хоть он родился под другим именем, но потом официально поменял его на Корнея Ивановича Чуковского, так что это не просто псевдоним), еще до рождения Мурочки. Лидия вспоминает собственное детство, когда детей было еще трое: два сына, Коля и Боба (Борис), и сама Лида (которая, единственная из четверых детей, пережила своего отца).
Этот период был одним из самых счастливых и радостных для семьи. Жили они тогда постоянно на даче, в финском поселке Куоккала. Для детей это была причудливая смесь свободы и строгой дисциплины. Отец всячески поощрял их к физическим упражнениям, они бегали, плавали, катались на лодке, лазали по деревьям (причем отец показывал на своем примере, как это делать). Корней Иванович принимал живейшее участие во всех забавах, обожал придумывать игры, а также когда дети мечтали и фантазировали. Не терпел он только одного: бесполезного времяпрепровождения с целью «убить время», вроде игры в карты. От этого он мог просто прийти в ярость, так как искренне не понимал, как можно «убивать» время, которого и так слишком мало, а вокруг столько всего интересного.
Он всеми силами старался привить детям любовь к искусству, книгам, языкам, поэзии, читал им стихи при любой возможности, будь то вечерние посиделки дома или прогулка на лодке. Заставлял их учить английский, причем относился к этому очень строго и сердился, если они не проявляли должного, по его мнению, интереса. Ведь им доступно такое сокровище – учиться! Такое его отношение гораздо легче понять, если вспомнить его собственное детство, описанное, к примеру, в автобиографической книге «Серебряный герб». Сам он был незаконнорожденным сыном прачки, из гимназии был исключен, а потому учиться ему пришлось своими силами, добывая книги где придется и параллельно с тяжелым физическим трудом (английские слова он писал на крышах, работая маляром, и таким образом старался выучить язык).
Помня свой тернистый путь к образованию, своим детям он старался дать максимум, при этом часто в интересной, творческой, игровой форме (к примеру, для перевода на тот же английский придумывал для них смешные тексты, содержащие заданные слова, и этих текстов дети ждали с нетерпением). И в таком контексте очень понятно, что он не терпел лени: ведь вот у них все есть, чего не было у него, книги, учителя, только учись! Но временами это заставляло его перебарщивать, когда он принимался кричать на ребенка, который всего-навсего забыл выучить какое-то слово (или даже выучил все, что нужно, но можно было бы, по мнению отца, и перевыполнить план).
Такой вот творческий перфекционист, с таким, пожалуй, интересно, но временами сложно. Он и к себе был столь же требователен, и когда уходил в работу, ничто не могло его оторвать, даже не подходи. Родные это знали и мирились с этим, но иногда это могло и обижать. Не зря Лидия сквозь года сохранила воспоминание об одной из своих первых поездок в Петербург. Постоянно живя в Куоккале, дети практически никогда не бывали в городе, а тут такое событие: папа должен вечером читать лекцию и взял ее с собой, чтобы провести с ней в городе весь день, показать ей музеи, счастье! Но по дороге, в поезде, Корней Иванович обнаружил, что его лекция никуда не годится и ее нужно полностью переписать, и в итоге весь обещанный ей день дочь провела в коридоре гостиницы, так как в номере ее отец работал и никого не желал ни видеть, ни слышать. Думается, подобное случалось неоднократно, но именно тот случай ей запомнился, с одной стороны, как сильная обида, а с другой, уже вечером, – как первое осознание того, сколько людей приходят послушать ее отца, которого она всегда знала только в домашней обстановке.
Кстати, о домашней обстановке. Чуковский боготворил людей искусства и литературы, был тонким ценителем (сам же себя «настоящим» писателем никогда не считал), и в его доме постоянно бывали разные творческие люди. А их соседом в Куоккале был Илья Репин, с которым Чуковские были в прекрасных отношениях и к работе которого Корней Иванович относился с трепетом, вплоть до того, что не позволял детям громко разговаривать вблизи дома художника, чтобы не отвлечь его от работы. Кроме этого, дома было полно альбомов с репродукциями, книг, свежих журналов и прочего, так что дети росли, как выражался их отец, в «атмосфере искусства». При этом они воспринимали это как совершенную обыденность и им никогда не приходило в голову гордиться или хвастаться, к примеру, тем, что у них дома побывал знаменитый поэт. Ну, приходил и приходил, что тут такого.
Еще из любопытных деталей домашней обстановки. Чуковский много лет страдал бессонницей, и его могло «усыпить» (и то не всегда) только чтение вслух. Роль исполнять «колыбельные чтения» для папы выпала как раз на долю дочери Лиды, и в этот момент они как бы менялись ролями: он становился капризным ребенком, который никак не хочет засыпать, шалит и хитрит, а она – терпеливой нянькой, которая без устали читает ему «сказку на ночь», а потом крадется на цыпочках из комнаты, чтобы не разбудить кое-как заснувшего. Читать об этом было довольно странно, но самой дочери это, по-видимому, нравилось и было чем-то вроде любимой игры и одновременно почетной обязанностью.
Честно скажу, не все в этой книге мне было интересно. К примеру, Лидия Чуковская еще приводит выдержки из критических статей отца о других писателях, некоторые воспоминания о людях, у них бывавших и т.д. Это вполне ценные сами по себе вещи, но мне в данном случае интереснее всего было наблюдать именно за взаимоотношениями отца и детей (о своей матери Лидия пишет очень мало, практически мельком, и не совсем понятно, потому ли это, что она была куда менее значимой фигурой в ее жизни, или же просто потому, что книга посвящена отцу и только ему одному).
Не жалею, что познакомилась с книгой, получила еще один образчик воспоминаний об эпохе, а также и живой образ известного человека, каким он был «в жизни», что я, в общем-то, всегда люблю.
