Во ступительном слове автор предупреждает, что любое сходство событий книги с действительностью — невольное совпадение.
Перед вами — не труд историка, это роман. Все действующие лица, за исключением генерала Элоя Альфаро, полковника Карлоса Кончи и сержанта Ластре — исторических персонажей, упомянутых для уточнения времени, к которому относится повествование, и все события, кроме «революции» Кончи, — чистейший вымысел.
Я же, со своей стороны, напоминаю, что все сюжетные повороты, о которых в рецензии пойдёт речь (а это тот редкий случай, когда пересказа сюжета никак не избежать, — и я заранее прошу прощения за обилие цитат), относятся исключительно к самой книге. Впрочем, запретить видеть какие-то параллели с реальностью я не могу, ведь и вправду говорят, что искусство — один из инструментов осмысления происходящего. Каждый, как говорится, понимает в меру своей испорченности, а испорчен он в меру своей начитанности…
Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике… солдаты, называющие себя «освободителями», вошли в портовый город, чтобы «навести порядок». От самого города к тому моменту, правда, мало что осталось, потому что сначала его, как водится, хорошенько обстреляли из артиллерии. Убедившись, что никто не выходит навстречу с цветами, армия «освободителей» принялась грабить, насиловать и убивать.
По улицам, являя собой забавное зрелище, сновали довольные солдаты, тащившие кухонную утварь, швейные машины, узлы белья, утюги, зеркала и другое добро, оставленное жителями в покинутых домах.
Каждую ночь пьяные офицеры устраивали шумные скандалы. А солдаты и матросы вечерами гонялись за женщинами и, поймав, избивали, насиловали да так и оставляли распростертыми на земле.
Старуху затащили под навес. Не слушая ее криков, раздели. Шестеро мужчин. Бедняга больше не поднялась на ноги. Так и осталась лежать у стены, словно из страха перед мужем за то, что позволила одолеть себя; худая, жалкая, будто большой сухой лист, упавший с дерева.
Интересно проследить, как во время допроса пленных нарратив полковника буквально в одном диалоге меняется с «мы пришли вас освободить…» на «мы перестреляем вас всех»:
Снова начали допрос. И снова изощренность полковника и его подчиненных оказалась бессильной: крестьяне ото всего отнекивались.
— Чертовы идиоты! — вспылил полковник. — Мы пришли освободить вас, защитить от бандитов, которые называют себя кончистами, а вы, безмозглые негры, помогаете им! Поймите, вы, животные!
— Но, сеньор полковник, — осмелился сказать Мигель Багуи, — раз мы ничего не знаем…
— Болваны! — взревел полковник. — Не важно, знаете вы или нет! Мы перестреляем их всех, и тогда увидите, что будет с вами… И с вашей землёй… Проклятая зачумлённая земля, земля диких негров, сифилитиков, маляриков!.. Мы хотим подарить им свободу, а они нос воротят!
Нужно пояснить, что действие романа происходит в Эквадоре в 1910-х годах. Речь идёт о восстании в родной провинции автора Эсмеральдас на границе с Колумбией, переросшем в «народную войну общенационального масштаба».
Напомню, что расположенный в Южной Америке Эквадор, отделившийся от Колумбии в 1830 году, зажат между Тихим океаном с запада (Эквадору же, кстати, принадлежат и знаменитые Галапагосские острова), Перу с юго-востока и Колумбией с северо-востока. Причём «горизонтально» он разделён на две половины экватором (отсюда и название страны), а вертикально — Андами. Теперь представьте, что в западной, гористой части страны, называемой Сьерра, в основном проживает индейское население, а в восточной части, называемой Коста (побережье) — потомки темнокожих рабов, которых туда завозили для работы на банановых плантациях. И между ними всё время сохраняется напряжение.
Бразды правления веками находились в руках ультраконсерваторов, т. е. католической церкви и крупных латифундистов. Конечно, как может «простой человек» задумываться о таких тонких материях, как политика, свобода и необходимость социальных реформ, если его интересы не выходят за пределы сферы выживания? И тем не менее в 1895 году восставший народ крупнейшего эквадорского города Гуаякиля избрал на роль лидера генерала Элоя Альфаро, который тут же взялся проводить либеральные реформы. Так, он первым делом отделил церковь от государства, отменил взимавшуюся монастырями «десятину», ввёл светское образование — обязательное и бесплатное начальное плюс вечерние школы для рабочих, провозгласил свободу собраний и ассоциаций и наделил гражданскими правами женщин. Стремясь снять противоречия между изолированными друг от друга Сьеррой и Костой, он распорядился начать строительство железной дороги между регионами. Наконец, в 1906 году он отменил самый позорный пережиток прошлого — наследственное долговое рабство.
Естественно, церковь и землевладельцы были не в восторге, и в 1911 году в результате заговора Альфаро был свергнут, а 28 января 1912 года он и его сторонники были зверски убиты, четвертованы и сожжены на кострах под крики «Да здравствует религия!». «Красная конституция» Альфаро была отменена.
Тем временем жители побережья (прежде всего темнокожие из провинции Эсмеральдас, но также индейцы чоло и монтубио) — только-только почувствовавшие себя свободными людьми и вдруг снова по закону ставшие рабами — не стали мириться с таким положением дел, и под знамёнами Карлоса Кончи 24 сентября 1913 года подняли восстание в столице провинции. Вот от этих-то кончистов, т. е. «бунтарей и смутьянов», как их официально называли, и пришли освобождать город правительственные войска, причём отряды Кончи к тому моменту уже скрылись.
Надо отметить, что все три года, пока в провинции Эсмеральдас длилось восстание, превосходящие по численности и вооружённые огнестрельным оружием правительственные войска терпели одно поражение за другим, объясняя это то «непроходимостью тропической сельвы», то «диким блеском мачете и свирепостью негров». Правительство, тем не менее, продолжало контролировать остальную территорию страны.
А теперь вернёмся непосредственно к событиям книги. О каких же «свободе» и «прогрессе» говорил тогда офицер правительственных войск («Мы хотим подарить им свободу»)?
А полковник просто болтун. Врет он все, врет. Да и как можно поверить, что армия несет им свободу, если уже всем известно, что выделывают солдаты на своем пути. Кончисты же, наоборот, были хорошими и добрыми людьми. Они боролись, чтобы отомстить за глумление над генералом Альфаро и не дать забрать власть попам и монахам. Кому это надо, чтобы правили попы и монахи?
— размышляет один из участников восстания.
И для жителя сельвы, к какому бы классу он ни принадлежал, было великой честью выступить против правительства. Ведь правительство вспоминало о «черных дикарях», только чтобы взыскать налоги или забрать их в армию. Только когда надо было защитить границы от перуанцев, их называли не «черными дикарями», а храбрыми и непобедимыми воинами. И именно повстанцы олицетворяли для них теперь Элоя Альфаро и Карлоса Кончу, провинцию Эсмеральдас и свободу вообще.
А вот какие установки озвучивает в разговоре с помещицей доньей Хасинтой глава местной полиции по прозвищу Ястреб, называющий себя при этом «убеждённым либералом»:
— …Вы же хорошо знаете, как я пекусь о прогрессе моего народа! Я вообще считаю себя солдатом на службе прогресса. И свой пост я принял лишь затем, чтобы внести и мой скромный вклад в дело развития нашей провинции. Я очень хорошо понимаю, какое значение имеет церковь для народа, особенно для такого отсталого и развращенного, как наш. Церковь — это стена на пути грозной волны распущенности, которая, к сожалению, с каждым днем угрожающе растет. И я, как человек, поставленный во главе учреждения, призванного обеспечивать порядок и безопасность, прекрасно понимаю пагубную пехватку церквей, я особенно сознаю, какой ущерб наносит нашему обществу то, что учение Христа не распространяется у нас систематически и постоянно.
— Рада слышать это от вас, дон Хервасио. Я считала, что вы, как либерал, атеист...
— Что вы, сеньора! Вы ошибаетесь. Хотя я действительно убежденный либерал, тем не менее, как никто, чту религию. Я сторонник добрых нравов и буду всегда и везде бороться за них, чтобы нравственность стала нормой жизни каждого. Вы прекрасно знаете, сеньора, что сейчас аморальность, как никогда, угрожает семьям: молодежь распущенна, она бунтует, поднимается — как это у них принято многозначительно называть. Поверите ли, мне иногда кажется, что мы живем совсем в другом мире, так не похожем на наш. Но я буду упорно бороться за то, чтобы вернуть добрые старые обычаи, буду искоренять аморальность как в городе, так и в деревне...
Всех потомственных долговых рабов (консьерто) он приказывает вернуть обратно в поместье доньи Хасинты.
— Тогда отправим его к вам. Я облечен чрезвычайными полномочиями для того, чтобы подавить любое непослушание в здешних местах, потому что правительство желает мира, спокойствия и созидания. И я полон решимости установить порядок, дисциплину и нравственность. Основа прогресса — полный порядок. Положитесь на меня. Если хотите, чтобы Хуан Кагуа возвратился к вам, я его заставлю. Понимаете?
Его слова повторяет и судья:
— Поскольку вы оба уже признали, что являетесь консьерто доньи Хасинты и были освобождены братубийственным, самозванным и преступным бунтом, вам не следует уклоняться от своих обязанностей, когда наша провинция вновь вступила на путь справедливости, законности и порядка. Я полагаю, что в глубине души вы по-настоящему благодарны этой сеньоре, — он указал на донью Хасинту, — дававшей вам кров и хлеб в течение долгих лет, за ее доброту. Тем более что теперь положение уже переменилось и прежние несправедливости постепенно устраняются. Поэтому, — он поднялся и с еще большей торжественностью продолжал, — творя правосудие именем Республики и в соответствии с законом, я приговариваю вас к возвращению в поместье доньи Хасинты, где вы подожны паходиться до полной выплаты ей долга.
«До полной выплаты долга» в ту пору значило «навсегда», т. к. неграмотные (читай: не умевшие читать, писать и считать) консьерто просто не в состоянии были вести какие бы то ни было подсчёты и расчёты.
Надо ли говорить, что лицемерие, наглое враньё, а вместе с ним и коррупция и были на самом деле основой идеологии государственных чиновников — губернатора, коменданта, судебного исполнителя?
Так, например, с их лёгкой руки гружённые товарами корабли, благополучно прибывающие в порт назначения, по бумагам вдруг оказываются «затонувшими в шторм», а вся выручка оседает в чиновничьих карманах. Полиция же проводит рейды на городском причале, самым наглым образом присваивая плоты с каучуком и орехами тагуа*, собранными простыми крестьянами в труднодоступной сельве высоко по течению. Всех, кто смеет жаловаться, арестовывают.
[*Taгуа — плод кустарника того же пазвания, произрастающего в Эквадоре. Его очень плотная и красивая сердцевина, называемая «растительной слоновой костью», высоко ценится в качестве поделочного материала.]
Самое смешное, что официальные лица воруют не только у крестьян, но и друг у друга. Так, например, половина выручки от экспроприированных тагуа должна была идти на содержание монастырей, но тот же Ястреб на голубом глазу заявляет донье Хасинте, что удалось задержать всего один такой плот.
Народная либеральная газета «Эль Пуэбло» печатает выпуски с разоблачениями, в городе собирается крупный митинг, но солдаты направляют на протестующих винтовки и громят типографию, и на следующий же день участвовавших в митинге школьных учителей увольняют с работы…
В какой-то момент группе арестованных удаётся бежать из тюрьмы. По их следам послан отряд полицейских — и вот тут начинается самое интересное. Они прекрасно знают, что большая часть арестантов не совершила ровным счётом никакого преступления, и могут… просто отпустить их на все четыре стороны. Полицейским даже не обязательно перечить начальству, достаточно сказать, что беглецы успели скрыться в гористой сельве и перейти границу с Колумбией. «Конечно, это всё несправедливо. Но ведь мы… вне не политики! — примерно так рассуждают стражи порядка. — Вот если бы когда-нибудь в будущем снова пришёл кто-то с чёткой программой, тогда… возможно… А сейчас что мы можем поделать?»
У меня сердце разрывается! Будь все это проклято! … Но это наша обязанность, мы должны ее исполнить, — сказал ефрейтор. — Так уж устроен мир, потому что создали его те, кто сильнее. А мы все время должны идти против наших убеждений и делать, что велят, следовать, как говорится, своему долгу. В сущности же, этот долг не что иное, как хитрая и жестокая уловка, придуманная сильными, чтобы натравливать бедняков друг на друга.
И они, подчинившись «долгу», а на самом деле — своему безволию, выполняют приказ.
Показателен ещё один эпизод в самом начале романа — когда восставшие, сбрасывая в реку тела правительственных солдат, «грязных и завшивленных», находят в карманах павшего какую-то бумагу, которую не сразу могут прочитать. Позже выясняется, что это написанное отцом солдата письмо. Оказывается, служившие в войсках индейцы-серрано были… такими же нищими и бесправным рабами! Помещик привязывал их к столбу, развлекался с их невестами… Но отец погибшего радуется, что сыну удалось попасть на войну, потому что так ему… удастся заработать хотя бы немного денег!..
— Эх, парень, — сказал ему Живодер, свертывая цигарку, — такая уж жизнь у бедняка... Везде одно и то же... Где ни возьми, большая рыба глотает мелкую...
— Значит, отец этого солдата тоже консьерто? — спросил Альберто Морку, стараясь преодолеть смятение, вызванное у него чтением отцовского письма к сыну-солдату, которого он убил вчера вечером.
— Да, — ответил ему Знахарь. — Ты что, не слушал, когда читали?
— Да слушать-то я слушал... Но как же так?.. Вот мы деремся за нашу свободу... А серрано пришли закабалить нас... Они насилуют женщин на дорогах… Грабят... Если бы я не убил этого серрано, он бы убил меня... Разве не так? Вы же сами видели... Или вам хотелось, чтобы я дал себя убить?
[…]
— Теперь я кое-что понял… Нашими врагами были вовсе не серранос, как мы думали... Наши враги — землевладельцы и те, кто разбогател на революции.
[…]
— Эх, темнота наша, темнота... Ничего-то мы не знаем... Дикие, словно звери лесные...
И вот в этих-то двух ключевых вещах — непросвещённости и вечном перекладывании ответственности — автор и видит причину всех бед простого населения, будь то жители Косты или Сьерры.
— Теперь вы свободны, совершенно свободны. Можете идти, куда вздумается. Если хотите, поступайте в мой батальон. Если нет, оставайтесь здесь. Но помните, что свободу надо защищать с оружием в руках. Потому что, если мы потерпим поражение, революция, дело генерала Альфаро, погибнет… Страна покатится к прошлому... И рабство вернется.
— так ещё в самом начале романа голосом капитана автор предупреждает своих соотечественников.
Нельсон Эступиньян Басс и сам, как и большинство уроженцев провинции, был потомком темнокожих рабов. Его роман «Когда цвели гуаяканы» увидел свет в 1954 году и стал первым крупным произведением писателя и поэта, которому на тот момент было 42 года.
Мне, как читателю, хочется отметить не только или не столько остросоциальную направленность произведения, сколько тонкий юмор и психологизм, сочный язык, невероятно живые диалоги, умение автора буквально одной деталью передать терзающие героев чувства.
И человек, принесший недобрую весть [о смерти жены Морку], ушел.
— Ну, что там у тебя? — спросил один из товарищей по игре, приближаясь к месту, где, словно вкопанный, стоял Альберто Морку.
— Ничего, — ответил тот, обернувшись к товарищу. — Просто я больше не играю. Играйте без меня, — и, опустив голову, пошел в свою камеру.
Там он прислонился к стене, раскурил свою трубку, потом вытащил платок и вытер глаза.
Умелый и честный рассказчик, не скатывается Басс и в одноколейный, плакатный соцреализм, малюя героев одной стороны исключительно белой краской, а противоборствующей — чёрной. Так, среди сбежавших арестантов есть настоящий колумбийский наркобарон фальшивомонетчик, в отряде кончистов — герой с тёмным прошлым и говорящим прозвищем Живодёр, а бывший крестьянин, чью жену изнасиловали и убили солдаты, «дорвавшись до власти» сам приказывает творить такие зверства с пленными, что даже у его подчиненных (не говоря уже про читателя) волосы встают дыбом.
Не знаю, может ли эта книга — не переиздававшаяся на русском языке аж с 1978 года — что-то изменить в общественном сознании, но её точно стоит прочитать тем, кто любит добротную классическую прозу в отличном переводе, не боится жёстких сцен и хочет лучше разобраться в историческом прошлом Эквадора и всей Латинской Америки.
