Прочитал с огромным интересом. Настоящий научный труд. В книге присутствуют факты, аргументы, размышления. Выводы, к которым приходит автор и предлагает читателю, обдуманны и аргументированы. Очень большое количество отсылок и цитат других учёных и путешественников, что придаёт книге весомость научного труда. К сожалению, бывает, что читая какую-нибудь научно-популярную книгу, складывается ощущение, что автор внештатный сотрудник РЕН ТВ. Здесь такой мысли даже не промелькнуло. Особенно удивительно было узнать, что книга написана 100 лет назад. Несмотря на почтенный возраст, читается легко.
Теперь к сути. Общее впечатление – менталитет, который в книге назван первобытным, в целом, ни чем не отличается от менталитета современных людей и людей, живших тысячелетия назад в развитых обществах. Во все времена он, ему присущи: 1 сосредоточенность на удовлетворении насущных, базовых потребностей, игнорируя духовные, нежелание думать о чём-то нематериальном; 2 мистицизм; 3 страх всего нового; 4 конформизм
1. Вот, что в книге говорится о гренландцах: ( примерно то же и о других народах) «Их рассудочная деятельность, их изобретательность проявляются в необходимых для их существования занятиях, а то, что нераздельно с этим не связано, никогда не привлекает их внимания, их мысли».
Интересно, что такой же образ мышления был и у людей, живших 2 тысячи лет назад во времена Иисуса и 4 тысячи 300 лет назад перед Великим Потопом. Слова Иисуса об этих временах вошли в Евангелие от Матфея, 24 главу: «Но как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех».
Так же и сейчас – абсолютное большинство людей «не думают» ни о чём, что не связано с удовлетворением их физиологических потребностей.
2. Несмотря на научно-технический прогресс, огромное количество открытий, знаний об окружающем нас мире, возможность быстрого доступа к ней благодаря современным технологиям, мистицизма, веры во что-то оккультное, не стало меньше. Это можно судить по популярности мистических телеканалов, «Битв экстрасенсов», многомиллионным доходам колдунов, магов, гадалок (док. фильм «Идущие к чёрту).
3. "Первобытные общества, как правило, проявляют враждебность ко всему, что приходит извне". "Первобытные люди не принимают сразу незнакомую или даже знакомую, но предложенную чужим, пищу". Один к одному современное общество. Я постоянно общаюсь с людьми, которые ни за что не изменят своих, даже самых абсурдных убеждений. Они почти никогда не обдумывают не знакомую им пищу для ума. И причина этих страхов такая же, как у туземцев.
"Такая подозрительность и осторожность объясняются многими причинами, но главным образом следующими двумя. Неизвестная пища и предметы отвергаются не потому, что они новые, а прежде всего, потому, что они являются возможными переносчиками пагубных влияний». «То, что первобытный человек съедает, становится частью его Я". Разумеется, не следует набрасываться на незнакомую нам пищу сразу, будь то буквальная или духовная. Речь идёт о страхе большинства людей перед новой информацией, страхе посмотреть на события и предметы под другим углом. К примеру, большинство атеистов не проверяют внимательно и не предвзято теорию эволюции и факты, подтверждающие сотворение. Большинство верующих, как чёрт от ладана, шарахаются ото всего, что побудит их сомневаться в правильности своей религии. И причины, как и у первобытных людей тоже две. Люди боятся, что в новой информации есть что-то, что неведомым образом повредит им, даже если эта информация хорошая и правдивая. Вторая причина: они так же боятся потерять своё Я. Страх потерять дорогие сердцу представления, убеждения, установки, верования даже зная, что они не верны.
4. Следующая параллель: конформизм первобытных людей. "Не сделать так, как другие, сделать лучше и особенно сделать то, что еще никогда не делалось — опаснее этого нет ничего". Если заменить слово "сделать" на слово "думать", мы получим описание современного общества.
"Они не мыслят, что в одиночку, сами по себе". "Потребность в зависимости у них является второй натурой; можно сказать, что у них уже при рождении на шее виден след хомута". Без комментариев.
"В районе Конго в первую очередь истребляют наиболее способных к прогрессу людей". Без комментариев

Общий вывод от прочтения книги. Я еще раз убедился, что природа и образ мышления человека в целом не меняется за всю его шести тысячелетнюю историю существования.

Недавние
Геннадий
15:25
Как-то раз в электричке разговорился с пассажиром - попутчиком. Фамилие его была Того. Разговорились про Лебяжье, Лоцманское селение. Того написал книгу о Лоцманском селении и подарил её мне. И эта тема запала мне в душу.
Сегодня я на пенсии и много расказываю детям о нашей Большой Родине, которая начинается с места, где ты рос.
Создали с коллегами и родителями свою группу - Лаборатория"Chrysolina". Орнанизуем свои экспедиции и исследуем родные края.
В августе собираемся пройти нашими маршрутами по Ломоносовскому району.
Побывать в Лоцманском селении, встретить зарю на берегу Балтийского моря, найти лоцмана Иванова и через его историю рассказать о лоцманах финского залива.
Нашу экспедицию ведёт наш юный кондуктор, то же наш лоцман, - Демид Иванов. Ему уже полных 10 лет. Он прошёл уже более 20 экспедиций, проведённых лабораторией. С новым назначением он справится, готов и уже вступил в должность.
Думаю мы найдём место, где можно переночевать в Лебяжье и провести свою экспедицию.
Лебяжье - это Бианки, Блок и Салтыков-Щедрин, это Лоцманское селение и шахты.
Отчёты наших экспедиций ждут в РГО - в русском географическом обществе. Среди нашего клуба три человека являются действительными членами РГО.
Будем рады делится с "Балтийским лучом" результатами наших экспедиций.

Инженеры "Ленэнерго" около катушки с кабелем. Н.С. Туманов четвертый слева. Осень - зима 1942-го

Вероятно, почти для каждого современного писателя было бы благодеянием, если бы он перестал сознавать себя автором и тем самым избавился от сознания своей бездарности, второсортности и т.п. Другое дело – ученый. Тот, как бы ни был он бездарен и туп, может быть лучшим специалистом в своей узкой области. И даже, чем он бездарнее и тупее, тем ему легче стать таким специалистом.

Михаил Иванович Стеблин-Каменский – столп отечественной скандинавистики и вообще главный у нас по скальдам. И от его «Записных книжек» я ожидала что-то вроде Гаспаровских Записок и выписок . Ошиблась.

Компоновка книги довольно странная и совершенно не соотносится с названием. Заметки там все же есть – и занимают примерно треть объема, – но по большей части это беглые описания глубоко советского человека о поездках за границу: пейзажи, немного памятников истории и очень много культурного шока – «порнографические» магазины, любезные полицейские, вкусная и дешевая еда. По-человечески все это очень понятно (а в условиях двухлетней изоляции приятны узнавания – и я там был! мед-пиво пил…).

Следующий раздел – блокадный рассказ «Дракон» и переписка того времени.

Самая интересная часть – переписка между Стеблиным-Каменским и историком-медиевистом Ароном Гуревичем: тут тебе и напряжение научной мысли, и вежливая перебранка. А главное, темы обсуждаются нетривиальные.

Два следующих раздела, переписка с исландским филологом и «лыжный дневник» вообще ни о чем. Все письма крутятся вокруг погоды-здоровья да «пришли новых марок». Причины, по которым в сборник включили записи о «сегодня снег, минус 8, гулял на лыжах 3 ½ часа, видел следы лося…», и вовсе непонятны.

Конечно, и из этих материалов можно составить мнение о личности автора, вот только мнение будет не очень. Во всяком случае мне он показался – исключительно основываясь на этих текстах – человеком не слишком глубоким, претенциозным и дурнохарактерным. Тем приятнее было закончить чтение очерками двух его учеников, Валерия Беркова и Анатолия Либермана. Сиропа и у них нет, зато есть блестящий ученый и живой человек. А я не люблю представлять себе людей плохими.

В очередной раз сделала мысленную пометку, что к публикуемым дневникам и тем более мемуарам нужно относиться с большой осторожностью.

Интересные мемуары выдающегося ученого, стоит прочитать всем, интересующимся новейшей историей нашей страны.
Ложкой дегтя в бочке меда я считаю эмоционально окрашенные оценочные суждения автора о людях, о советской власти, правительстве и о происходившем в стране в начале-середине ХХ века.
Было бы значительно приятнее читать беспристрастное повествование, но тем не менее, книга очень интересна и полезна для понимания того времени и обстановки.

Это был только черновик, который я расширила и дополнила. Потому что мне есть, что сказать и показать, ведь я была на Лахте!

Я интересуюсь историей Санкт-Петербурга и однажды в библиотеке увидела эту книгу. Взяла и начала читать.
Я узнала для себя много нового и интересного; открыла незнакомую страницу истории Северной столицы. Очень понравились фотографии Лахты, открытки; запомнились воспоминания жителей. Понравился язык книги. Книга написана с большой любовью к родному краю, к его истории.

Мне для учёбы была нужна книга по краеведению и я взяла эту удивительную книгу. И даже показала её своей преподавательнице! Только жаль, что никто кроме меня не читает книгу... И её убрали в запасник.

В этом году я решила перечитать книгу и снова открыла для себя много интересного. Мне захотелось поехать на Лахту и устроить фотосессию. Я не ошиблась - на Лахту , ведь в переводе с финского означает "залив". Спасибо автору за его удивительную книгу - "Лахта: Пять веков истории, 1500 - 2000".

А теперь настоящее, правда не совсем наши дни, 2011-ый год и многое, не сомневаюсь, в тех краях изменилось, но память, моя так точно, осталась неизменной (фотографии мои):

А где здесь берег, где залив? Словно небо и вода стали одним целым, перемешавшись так тесно, что стали неотличимы друг от друга:

А в Петербурге, помню, была весна, а на Лахте я нашла сугроб, в который и провалилась по колено. Вылезла, захохотала, пожала плечами и продолжила прогулку, - разве меня остановишь такой мелочью?

Когда-то к этой фотографии наш староста в универе написал "Синеет парус одинокий", а одна из девочек продолжила: "И мчится прямо в порт":

Только сейчас, прочитав кучу книг по истории Санкт-Петербурга я начинаю понимать всю глубину и серьёзность подхода автора к данной книге. Мало было написать книгу, ведь этому предшествовал процесс отбора материала, рассказы жителей посёлка, - а воспоминания тех, кто там жил, лично для меня самео ценное, что есть в книге. Ведь память вот так и передаётся: через рассказы, через статьи в газетах и журналах, через открытки, почтовые карточки и фотографии. Память - она живая, не статичная единица, означающая время, а нечто, растянутое в бесконечной Вселенной, имеющее точку начала и не имеющую конца. Попробуйте сказать, что это не так и так не бывает.

Только сейчас, уже взрослой, я понимаю, что среди книг бывают редкие сокровища, к которым хочется вернуться и которые хочется назвать эталонами книг, а бывает и гадость книжная, когда жалеешь бумагу.
И почему только сокровища иногда издаются или издавались столь малым тиражом?

Я понимаю, прочувствовала и передумала не раз, что же это такое - любовь к Родине. Да вот она, эта любовь - по крупицам собрать сведения и создать объёмное полотно, которое читаешь как некую сагу, о судьбах домов и живущих в них людей за несколько десятилетий. А сколько страданий и испытаний выпало на долю этих домов и людей... Что в Финскую войну, что позже, в Великую Отечественную?

Я - люблю свой родной город, да, любым, всегда и не устану это повторять и писать об этом. А Лахта - уже давно - в черте Петербурга.

Я понимаю, что это первоисточник и сплагиатил Волков. Но какая же чудесная получилась история у плагиатчика, и как меркнет на ее фоне оригинал. Хочу прочитать следующие книги серии, может, там будет поярче и поинтереснее. Но эта книга слегка разочаровала. Я ждала от Дороти большего.

В этом году я ознакомилась с полным циклом "Волшебника Изумрудного города" и мне очень хотелось сравнить эти две истории. Вот, наконец, я добралась до первоисточника.

Кажется, нет человека, кто не знал бы истории - Дороти с помощью урагана попадает в волшебную страну, но очень хочет вернуться домой, для этого она пускается в опасное путешествие и обретает друзей.

Сначала мне было откровенно скучно читать эту книгу, ведь первые процентов семьдесят практически полностью копировали то, что я уже читала ранее. У Волкова даже было что-то добавлено! Но ближе к концу книги я познакомилась с новыми событиями. Это было интересно и занимательно! Обидно, что Тото не заговорил и что не появилась Кагги-Кар. Я очень надеюсь, что в последующих книгах будет всё больше и больше неизвестных мне приключений и новых знакомств.

На фотографии Игорь Михайлович Дьяконов чем-то неуловимо напоминает Даниила Андреева. И масштаб личности схожий – ренессансовский, хоть и проявившийся по-другому. А ведь таких людей в России в прошлом веке было немало, но в большинстве своем, они были уничтожены, и/или в значительной степени не реализовались. Самые ценные люди, носители высокой Культуры погибли или были раздавлены. Лишь немногим удалось прорваться и воплотить в жизнь заложенный в них потенциал. В этом отношении Игорю Дьяконову (1915-1999) страшно повезло. Ну, в общем, его книга об этом.
Текстом можно зачитаться и я прямо зачитывался некоторыми главами, хотя никак не рассчитывал на такой эффект. Написано, может быть, не хуже, чем «Детство. Отрочество. Юность» Льва Толстого, хотя и позже на столетие, и – в совершенно другой обстановке. Первая часть посвящена периоду межбду революцией и войной, вторая «гимнастерочная» службе автора в штабе и одна глава – конспективно, рассказывает о послевоенной академической карьере автора. Дьяконов, выдающийся востоковед, один из единичных представителей отечественных гуманитариев, которого знали и признавали на Западе.
Первая часть, конечно, самая интересное, особенно то, что было записано в 1950-60-е годы, особенно о детских годах в Норвегии. Ну, и детали жизни и быта «страны советов» хорошо сохранились. В этих мемуарах отразилось мучительная нелепость как истории страны, так и отдельных судеб. Поражаешься энергичности («пассионарности») и жизненной силе того поколения. И на что ушла эта энергия – на (само)уничтожение, как у леммингов, только другими средствами. Научный авторитет и прекрасный стиль автора не вызвали у меня к нему большой симпатии (хотя кто мы такие, чтобы тех людей как-то осуждать!) Чувствуется какая-то чуждость, инородность описываемых персонажей, в основном, это «попутчики», лояльные к советскому Голему. Автор тоже это понимал и предварил вторую часть своих мемуаров введением «О времени». Умом его понимаешь, но душой - нет. Думаешь, ну, почему, папа героя, веселый интеллигент не остался за границей, когда была возможность, а вернулся в коммунальный и прочий ад коммунистического Мордора. (Так Дьяконова –отца расстреляли в 1938 году как … шпиона Венесуэлы!). Тем более, что с Норвегией у них было две попытки. В совдепию Дьяконовы повторно вернулись как раз к «великому перелому», то есть ситуации, когда коммуно-орочий дурдом давился разрастающимся концлагерем, хотя сумасшествие никуда не девалось, оно просто «расплющивалось». Но, по словам мемуариста, его круг был положительно настроен по отношению к соввласти, хотя методы и осуждал. Самоубийственная лояльность. Но хотелось жить и радоваться жизни. Умирающие от голодомора люди ползут к станциям, а компания интеллигентов задороно веселится в Коктебеле. Д. пишет, что масштабов трагедии деревни они не знали – это напоминает утверждения немцев, что они «не знали» о концлагерях. Фактов и ситуаций о преследованиях и репрессиях в Книге воспоминаний немало, но в общую схему они не складываются. Верили они в социализм и все. Проводил ли выдающийся востоковед параллель между государственным рабством Древнего Востока и «колхозами», а также другими экономическими практиками «коммунизма» (как это делал, например, Ростовцев) Даже уничтожение близких и дорогих людей не уничтожило их лояльности людоедскому государству. Инстинкт Мортидо! Коммунизм – это стремление к смерти (возможно, как реакция на демографический перегрев?) Другим отталкивающем качеством мемуариста является его «интернационализм». Все у него имело свои закономерности, все можно объяснить историческими условиями, но разве Россию не уничтожали – намеренно и жестоко, так, что даже имя страны находилось под запретом! Дьяконов сам об этом пишет, но многое растворяет в доминировавшем тогда мировоззрении. Конечно, не подростку это понимать (хотя, почему бы и нет, тем более с его-то начитанностью!), но и впоследствии автор мемуаров остается как бы «пропитанным советской слизью».
Нет, конечно, каких-то персональных претензий к автору – он прожил, как прожил, да еще как. И написал замечательные мемуары. А в конце – и синодик по погибшим, и стихи. Но все же отсутствие жесткой (то есть совершенно непримиримой) позиции к государственному злу – это наша беда, которая влечет за собой всё новые и новые несчастья.

«…Правительство достойно оценило заслуги работников, самоотверженному труду которых мы обязаны увеличением энергетических ресурсов Ленинграда. Эти люди в сложнейших условиях выполнили работу такого масштаба, такой значимости, которая и в довоенное время считалась бы выдающимся явлением в технике. Эта работа могла быть завершена в короткий срок, лишь благодаря высокому патриотическому энтузиазму её руководителей и исполнителей, благодаря содружеству заводских работников, красноармейцев, краснофлотцев и командиров…»

Позвольте познакомить вас с уникальной книгой:

«...она рассказывает о фантастическом проекте, осуществлённом в самые страшные годы блокады. Аналогов этого проекта не было в истории. Благодаря ленинградским кабельщикам, город получил свет уже 23 сентября 1942 года. Электрические подводные кабели были проложены по дну Ладожского озера, в условиях смертельного риска. Бригады ЛКС, а с ними были и водолазы, и моряки, и рабочие-добровольцы, — уложились в рекордно короткое время — сорок восемь дней! Ток пошёл на заводы, в школы, в квартиры ленинградцев. Операция длилась до полного снятия блокады. Только никто о ней не знал. Всё было тщательно засекречено… Автор не дождался выхода своей книги, но его дело продолжила дочь — подвиг этих людей не остался забытым».

Такую страницу истории Петербурга нельзя забывать! Как и нельзя о ней молчать!

Увидев книгу на выставке, посвящённой началу блокады Ленинграда, — 8 сентября, — в Центральной городской публичной библиотеке им. Маяковского, и прочитав на обложке «Ладога», я не могла не взять книгу в руки. И не могла не изумиться, прочитав на обложке, что речь в книге пойдёт о неизвестной мне странице истории моего города.

Да, я знала, что в город пришёл свет, но вот как? Я даже не задумывалась всерьёз, а как это было, как дали в город свет? Знала, что электричества не было и трамваи стояли на улицах Ленинграда, а потом — раз и дали свет! Включили и всё.

Но прочитав книгу Никодима Сергеевича Туманова (документальные записи военных лет и послевоенных:

«…Все послевоенные годы он писал эту книгу и хранил документы, фотографии, вещи — свидетельства Ладожской эпопеи. Они публикуются сейчас впервые…»

) «Ладога. Пять нитей жизни», я узнала как пришёл в Ленинград свет! Да будет свет, сказали люди, и ценой неимоверных усилий, практически на грани, работали, прокладывая кабель от Волховской ГЭС до Вагановского спуска, — и по этим нитям пошёл ток, а с ним и свет, в дома, в больницы, на заводы, в родильные дома и школы.

«Живи, священный город,
живи, бессмертный город,
любимый наш Ленинград…»

Эти строки открывают книгу, едва вы перелистнёте титульный лист. Живи, священный город!

«…Мало было — проложить и смонтировать кабель через Ладожское озеро, главное, чтобы он бесперебойно передавал электрическую энергию из Волхова в Ленинграда. Вот такой вопрос ставит перед нами Родина! А значит, надо решить его. И преодолеть все трудности. Необходимо было отдать Отечеству свой долг в тяжкий час его истории. Если ты скажешь: «Я не знаю» — и уйдёшь в кусты, и другой уйдёт, то кто же станет защищать страну? Защищать Родину теперь нужно не только с автоматом в руках на передовой, но и техникой в тылу — если, конечно, тылом можно назвать блокадный Ленинград. Хочешь успокоить себя разговорами: другие, мол, больше знают? Но опыт-то, пусть и небольшой, у тебя есть! А если за дело возьмутся люди вовсе несведущие, они наделают ошибок гораздо больше, чем ты. Они же будут учиться на этой работе и, скорей всего, не доведут её до благополучного конца. Всё так. И за промахи, и за ошибки в таком деле придётся горько расплачиваться. Значит, надо не допускать ошибок. И ради этого найти в себе выдержку, терпение, добиться напряжения всех душевных сил. Положение на фронтах трудное, враг рвётся к Сталинграду, идут упорные бои и за Невский пятачок…»

Вдумайтесь в эти строки, осознав их для себя в мирные дни. Вдумайтесь в тот смысл, который вложил в них автор книги. Родина просит помощи, можно ли отказать ей? Стоит ли рискнуть и найти в себе выдержку, терпение? Можно ли добиться напряжения всех душевных сил? Стоит ли цель того?

…Читать тоненькую книгу в клеенном переплёте непросто, ведь в каждой записи, такой скрупулёзной, такой точной, скрыта любовь к Родине, к погибшим товарищам, к тем, кто остался там, в блокадном Ленинграде. Читаешь, и словно переносишься в прошлое, в те военные дни, видишь Ладогу, — осеннюю, зимнюю — слышишь плеск её волн, рёв немецких самолётов, голоса людей.

А потом, когда было прорвано кольцо блокады, эти пять нитей жизни, что подавали в город на Неве ток, были вынуты. И ведь не просто так, взяли и вытащили, а составлялись сметы (как и тогда, когда кабель прокладывали), просчитывалось всё, каждая деталь, каждая сумма, даже аренда пароходов и баржи. Вот это было непривычно, странно и не очень понятно.

«Мы ничего не стали менять в этой рукописи. Делая литературную обработку текста, я оставила даже прерывистость глагольных времён. Вот только что автор писал: «Составлен план работ. Провели ремонт». И вдруг: «Идём на барже. Боцман Потапов выходит на палубу». Прошедшее время у автора постоянно смешивалось, соединялось со временем настоящим. Я думаю, оттого, что продолжало бередить душу, не зарастало травой забвения. Оно было и осталось Непрошедшим временем.
Наверное, в этом и заключён главный смысл нашей Памяти…

Татьяна Кудрявцева,
член Союза писателей России
Санкт-Петербург, 2015»