Эксклюзивное интервью Дмитрия Глуховского для Livelib: «Созидание миров из букв – это чистой воды волшебство»

Фото: Юрий Кольцов

Дорогие друзья!
Недавно мы подвели итоги Премии «Выбор читателей 2015». Сегодня мы предлагаем вашему вниманию эксклюзивное интервью с финалистом Премии в номинации «Фантастика» Дмитрием Глуховским. Дмитрий одержал победу с разгромным счетом по голосам и стал абсолютным лидером в своем жанре.

Дмитрий рассказал нам, когда к нему пришла идея создания вселенной "Метро", о милосердии к персонажам, о своем отношении к критике и созидании миров из букв.

Дмитрий, Вы помните, как и когда к Вам пришла идея создания вселенной “Метро”? Что вдохновило Вас на этот сюжет?

Я почти всю свою сознательную жизнь прожил в «Метро». Идея книги – мир, разрушенный ядерной войной, в котором остается одно последнее убежище для немногочисленных выживших - московское метро – пришла ко мне еще в старших классах школы. Источников вдохновения было несколько: это и «Град обреченный» Стругацких, и их же, разумеется, «Пикник на обочине», и первый «Безумный Макс» (последний, кстати, мне безумно понравился), и игры серии Fallout (только что купил себе четвертый, ищу компаньона, одному играть страшно).

Но были и другие источники вдохновения. Развал Советского Союза – который, как мне кажется, всему моему поколению привил любовь к теме и эстетике распада, запустения, разрушения. Само московское метро, в котором я провел все свои школьные годы, потому что школа моя находилась на расстоянии часа езды от дома. ВДНХ, которая (мне больше нравится говорить «которое») для меня являлась чем-то вроде этакого заброшенного храмового города, затерянного в джунглях Амазонии… Только не индейским богам посвященного, а советским. Все это вместе, все эти ощущения и аллюзии и породили «Метро».

А вселенная Метро росла постепенно, медленно. И росла она во многом сама. Сами находили меня разработчики компьютерных игр, предлагая сотрудничество. Сами принимались додумывать и достраивать свои собственные ветки сюжета и открывать новые локации читатели, незаметно для себя становясь писателями. Уникальность «Метро» в том, что это настоящий живой мир. Он уже давно дышит и вдохновляет сам себя.

Часто писатели, когда пишут роман, жалуются, что его персонажи начинают вести себя своевольно, что их поведение не укладывается в рамки задуманного сюжета, и им приходится придумывать новые ходы, чтобы подстроиться под своих героев? Вам знакома такая ситуация?

Сюжет не может быть совершенным экспромтом. Писатель все же не безучастный наблюдатель, который просто записывает все, что творят его герои. Есть история, которую я хочу донести до читателя. Есть темы, которые я хочу с читателем обсудить. Вопросы, которые мне нужно поднять. Я говорю об этом через своих героев, они своей жизнью и своей смертью доказывают верность или ошибочность моих идей.

Конечно, чем больше ты рассказываешь о том или о другом герое, тем живей, тем подлинней он становится. Ты говоришь о его детстве и о его первой любви, о его самых больших страхах и его маленьких комплексах – и после этого он действительно оживает. Если он в детстве тонул – ты не заставишь его купаться с удовольствием. Если рано потерял отца, ему трудно будет бросить семью и уйти к любовнице. Чем больше ты знакомишься с ним, тем сложней тебе его принуждать делать вещи, непонятные ему или противные. Кроме того, каков бы это ни был человек, ты с ним роднишься. Ты свою собственную душу в него вкладываешь, и трудно становится его убивать. Многих своих героев, начиная писать роман, я собирался убить ради эффектного финала. И всех, дойдя до конца, пощадил. Не смог. Рука не поднялась.

Успех романа - это не только любовь армии поклонников, но и критика, иногда весьма злая. Как Вы научились с ней справляться?

Сложный вопрос. Велик соблазн, конечно, сказать себе просто: ну это кретин какой-то накалякал, жалкий неудачник, ничего в собственной жизни не добившийся, и теперь самоутверждающийся, изничтожая чужой труд. В конце концов приходишь к такому выводу: как хорошо бы я ни написал, очень трудно будет понравиться всем без исключения. Одни люди одно любят, другие другое. И чем с большим характером вещь - роман, рассказ – чем острей, чем резче, чем надрывней – тем больше она поляризует читателей. Кроме того, если экспериментировать, стараться от книги к книге двигаться вперед или хотя бы в сторону, ты часть читателей неизбежно будешь от себя отчуждать. Кому-то, допустим, понравился туманный романтизм и мистика моих «Сумерек», а следующей книгой они читают «Будущее» - мрачный и жесткий роман, футуристический нуар, изобилующий сценами насилия и эротики, граничащей с порнографией. Хуже ли одна книга другой? В обе я вложил душу. Но они для совершенно разных читателей. А есть еще сатира – «Рассказы о Родине», есть, наконец, первое мое «Метро». Ни одна не похожа на другую. А читатель хочет просто пережить заново все эти ощущения, которые были у него при чтении первой полюбившейся моей вещи. Выходит, я его обманываю… Нельзя злиться на него за критику. Надо быть ему благодарным за то, что потратил на меня свое время. А кое-кто и деньги.

Использовали ли Вы какие-нибудь дополнительные материалы в работе над романами “Метро”? Какие-нибудь научные статьи или архивные материалы?

Я перерыл половину интернета, конечно, пока писал. Потом, уже познакомившись с людьми из метро, ходил с ними и по служебным помещениям метрополитена, и в кабине машиниста ездил, и в других городах подземку изучал. Но всегда находятся люди, меня очень за фактологию гнобящие. Говорят, мол, московское метро на самом деле не выдержит атомного удара, мол, нельзя в нем будет, как я описал, десятилетия после ядерной войны существовать – задохнутся, затопит, вымрут от голода. Какая же это научная фантастика, говорят. Но для меня «Метро» это вовсе не фантастический роман. Это скорей антиутопия, роман-воспитание. Это о людях и об обществе книги, а не о мутациях у живых организмов в условиях радиационного облучения, и не об особенностях инженерных решений, примененных при строительстве туннелей глубокого залегания в условиях глинистой почвы и карстовых пустот.

Сталкивались ли Вы когда-нибудь с проблемой творческого кризиса?

Главная моя беда – лень. Невозможно совершенно заставить себя усесться за работу. Чудовищно трудно заставить себя думать. Нелегко поверить в своих героев, за собственными буквами увидеть живых людей. Сюжетные нити расплетать и сплетать тяжело. Но если удастся поверить в этот мир, если удастся в героев вдохнуть жизнь – они возьмут тебя за руки и поведут за собой; а мир окажется объемнее реальности, из которой ты про него пишешь. Мало что доставляет такое удовольствие, как удачная глава, неожиданный поворот истории, настоящий разговор между персонажами, точное слово найденное. Писать – это наркотик, привыкаешь к нему не сразу, а когда бросаешь, еще долго колотит от отходняка. И пустота такая…

Нет, кризисов не было. Сейчас в планах еще две книги. Не знаю, за какую браться. И только представлю себе, как надо садиться за стол, компьютер открывать – и нащупывать буква за буквой тропинку по пустому белому листу-окну, как идти по этим буквам в пустоту, над пустотой… Дикая лень накатывает. И страх. Знаете, как у актеров страх перед сценой ежевечерний? А вдруг на этот раз ничего не выйдет?!

Потому что я и сам не понимаю, как это все у меня получается.

Потому что все это, конечно – созидание миров из букв – это совершенно необъяснимо и непостижимо уму. Это чистой воды волшебство.