die UNTERMENSCHEN. Недочеловеки.

Кто из них на самом деле Недочеловек???

И.Чеганова. Аннотация.
"Untermenschen.
Der Opferstein der Liebe.
ABRECHNUNG.
Eine junge Mädchen muss sich mit eine Nazis ober Offizier zusammen sein, damit er seine Verlobte nicht verhaftet! Sie hat ihres Lebens vertauscht damit er lebte!

Wer wird diesen Krieg gewinnen - ein "Bestie" oder ein "Untermensch"?"
Основано на реальных событиях нашей истории...

...Птицы под этим весенним небом пели свои собственные трели. Воздух был наполнен запахом зябким, только согретым солнцем, которое повернулось к Ялте после зимних пасмурных дней.
Поднимаясь по крыльцу в укромный клуб, горожане попадали в оглушающую атмосферу маленького заведения.
-- Йосеф!
-- Йосеф!
Парень двадцати двух лет от роду натянул свою восьмиклинку покруче, на самые брови. Он взял смычок в правую руку. Привычно установив виолончель меж стоп на деревянный пол, преодолев противную строптивость гладкой краски на коричневой доске, Йосеф прикоснулся к тугим грубым струнам. Он закрыл глаза...
Звуки полились, подобно теплой воде по хребту слышащих, пробирая их до мурашек и нежной дрожи.
Длинные ресницы музыканта прикрывали его темного цвета пронзительные глаза, они подрагивали в такт резким тонам. Солнечный свет лениво, с шутливым задором пробивался сквозь глухую щель меж бордовых бархатных занавесок. Пыль играла с музыкой в веселую игру, наполняя золотыми фантазиями пропахший самыми разными запахами, воздух залы.
И вроде сейчас было медленно и верно, так минорно-спокойно, как вдруг Йосеф резко поднял подбородок и посмотрел сквозь посетителей горящим взором очей. Его чуть-волнистые иссиня-черные локоны, падающие на переносицу, взыграли, будто бы порыв жесткого ветра откинул их с высокого лба. Кепи скользнула вверх, наискосок, козырьком к макушке.
-- Давай, парень, наяривай! -- крикнул густой бас.
Восторг в толпе прокатился волной, а виолончелист начал демонстрировать свой собственный стиль, полный живой экспрессии.
Казалось, парень не чувствует и не слышит того, что происходит вокруг. Он то хмурился, закрывая и открывая глаза, то делал блаженное ровное лицо, тряс головою из стороны в сторону так, что у обывателей бы точно случилась мигрень, проделывая рядовой человек с собой такие бесжалостные вещи. Вот его густые мужские брови поднялись к оттопыренному вверх козырьку, сделав взор по-детски невинным и наивным. Затем снова паренек всем телом нависает над своим инструментом, -- утешением и хлебом, -- импульсивно вставая с места и подобно хищному орлу с распростертыми крыльями, в стойке вдохновения и полного транса, дарит оцепеняющее эстетическое блаженство наблюдающим эту полную отдачу.
-- Сегодня прокуренный салон не в почете. -- Довольно морщился владелец заведения. -- Люди хотят праздности. Жизнь такая. Йоргос, Марат, Санек, идите на сцену.
Если это можно было назвать полноценной сценой -- невысокая, просто ниша, углубление в комнате с низкими потолками; а выразиться поточнее -- просто ее продолжение.
Парни с удовольствием встали на свои места. Звук шагов и тени пред лицом не остановили Йосефа, он почувствовал вибрацию под своими ступнями и остановил буйство акустических волн. Музыканты привыкли к тому, что хозяин, зажиточный ашкеназ, пренебрегал именами всех участников группового ансамбля. Они с трудом умещались на площадке рамером с ванную комнату среднестатистического гражданина. Но про таких сказано -- "В тесноте да не в обиде".
Моня взял в губы кларнет. Сашка -- аккордеон. Грек Йоргос -- банджо. Марат -- тромбон. А мастер саксофона Вовка Гольдштейн завел первым. Самым громким был Тарас, играющий на тубе. Ну, если не считать Яэля-барабанщика, вся установка которого, состоящая из тома, тарелки и "бочки" висела на нем самом.
Эх, пуститься бы в пляс, кружа хороводом Фрейлехс! Все, что парни позволяли себе -- пританцовывать, переминаться на месте, топать ногой под зажигательный мотив, которые они выучили с граммофонной пластинки "СОО Зонофона, Семь Сорок". Пока в истории -- без слов.
Люди оживились. Угар и веселье еще не могла затмить германская туча, которая уже захватила власть в Польше, Дании, Норвегии, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге, Франции, Югославии, продвинувшись к Греции.
Неведение. Люди живут, любят и радуются. Тем более, когда звучат такие мелодии...

-- Ну все, мама. -- Чмокнув впопыхах маму, девушка по имени Ева, служащая медсестрой в пансионе-санатории для Александрийских кадетов, побежала на работу после обеденного перерыва. Ее не длинные темно-каштановые локоны, мягкими завитками заканчивались у точеных плеч, зачесанная и оформленная в маленький валик-волну челка открывала белое красивое лицо. Вкупе это подчеркивало гармонию и сдержанность в цветущем образе. Еве нравилось на перерывах прибегать домой по Садовой улице, по тихому бульвару в такую хорошую, солнечную погодку. -- Я побежала.
-- С Богом, доча. -- Перекрестив втихаря, мама Галя помахала девушке, чьи туфли-лодочки уже энергично поднимались по ступенькам, которые петляли по бугористому старому дворику к выходу, подобно сократам (сокращенные дорожки Ялты, которые знают местные. По горным тропинкам было тяжело идти неподготовленным). Согретая земля пахла весной. Коричневое платье из плотной вискозы было довольно строго в своей длине, но вшитый пояс-завлекалочка и сам крой верха прекрасно подчеркивал хрупкость и тонкую талию двадцатилетней девушки.
-- Пальто, пальто забыла! -- крикнула мама Галя ей вслед.
-- Уже тепло! Я опаздываю! -- только и послышалось в ответ.
По Садовому бульвару, вдоль газонов и стройных кипарисов, почти бегом Ева преодолевала этот путь уже почти год, сразу после окончания учебы. Далее была поликлиника, которая располагалась посреди дороги -- не туда, не сюда. Пройдя и завернув направо, Ева спустилась с дороги и по пригорку коротала свою дистанцию, через десять минут тернистой колеи выйдя прямо к месту работы.
По радио в подсобке звучит прошлогодняя песня Александра Солодина "В парке Чаир". Но сейчас время не для музыкальной паузы -- ведь ее ждут сорок мальчишек-подростков и всем нужна какая-нибудь процедура. Гуля, её помощница, татарка в возрасте, мудрая и надежная женщина, по совместительству кухарка, уже ждала её -- работа закипела.

-- Йосеф, как зажгли? -- Яэль чистил свои туфли гуталином. Парни совсем не собирались домой.
-- Завтра шаббэт, завтра и будем отдыхать. -- рассудил Йосеф, взмахом руки отметнув дальнейшие предложения.
-- Махнем на пристань? -- спросил Санек.
-- Давайте сегодня на бульвар. -- ответил Йоргос.
-- Погнали.
Без реквизита они не ходили практически никуда, когда были вместе.
-- На Садовую.
Тарас дунул в трубу, и парни, звеня, галдя и шумя медленно направились в сквер.

-- Представьте, такой слабехонький оказался, теть Гуль. -- делилась Ева, разминаясь с коллегой на Горном проспекте. Люди сновали туда-сюда, начало темнеть и птицы устроили неимоверный галдеж. Нос и пальцы девушки озябли. -- Смирнов не давал мне нормально сделать ему хлористый кальций, падая в обморок каждые две секунды, а я ведь медленно вводила. Пришлось дуть на него да журналом махать. Бедняжка мальчик, я его пирожным накормила. И никаких диет номер Пять! Только бы Натан Львович не узнал.
-- Ох, Хава-Хава. Добрая ты. О всех думаешь, а о себе забываешь. Ну и где твоё пальто? -- корила ее тетя Гуля. -- Разве так можно? Детей не сможешь иметь!
-- Мне не холодно. -- улыбнулась Ева, явно смутившись. -- До свидания.
-- До свидания. -- покачав головой над озорством девушки, промурлыкала женщина.
Уличные фонари еще не зажглись. Несмотря на прохладу, Еве совсем не хотелось домой. Она была старше двух братишек и ей еще многое придется переделать, но дело было не в этом -- девушке нравилось возиться с детьми и работать. Дело было в ароматах, что после холодов насытили окружающую атмосферу. Где-то тарахтел мотоцикл, галдели прохожие. И у всех непонятная радость в глазах. Во всяком случае, так ей мерещилось.
-- В парке Чаир распускаются розы, -- шепотом начала Ева. -- В парке Чаир расцветает миндаль. -- ее звонкий голосок зазвучал увереннее. И сразу стало теплее. Некоторые пялились на нее за отсутствие пальто. -- Снятся твои золотистые косы,
Снится веселая звонкая даль.
"Милый, с тобой мы увидимся скоро", -- Ева улыбнулась при слове "Милый"... Как это бывает, когда не знакомый человек становится роднее матери? Она продолжала напевать под нос заученные слова. -- Я размечтался над любимым письмом.
Пляшут метели в полярных просторах,
Северный ветер поет за окном. -- Музыка привлекла её внимание. Она услышала чарующие и веселые мотивы. Ускорив шаг и неосознанно направляясь вглубь сквера, Ева продолжала уже без прежней мелодичности. -- В парке Чаир голубеют фиалки,
Снега белее черешен цветы.
Снится мне пламень весенний и жаркий,
Снится мне солнце, и море, и ты.
Помню разлуку так неясно и зыбко.
В ночь голубую вдаль ушли корабли. -- Ева протиснулась через пару чьих-то плеч. Ее взгляд мельком скользнул по уличной группе музыкантов. -- Разве забуду твою я улыбку,
Разве забуду я песни твои? -- Её глаза в полумраке встретились с глазами виолончелиста. Фонари зажглись. Парни играли песню. Йосеф и Йоргос пели на греческом:
-- Bros Gremos, Bros Gremos Kai Piso Rema einai i, i agapi sou Vasani, Vasanizomai me sena ma chala, ma chalali sou kathomai konda sou yati s'agapo kai as ipofero ki as kardiochtipo kai as ipofero ki as kardiochtipo ma kai na figo makria sou den boro boum pam boum pam parara Bros Gremos, Bros Gremos Kai Piso Rema einai ki i, i angali sou kai paide, kai paidevomai me sena ma chala, ma chalali sou kathomai konda sou yati s'agapo kai as ipofero ki as kardiochtipo kai as ipofero ki as kardiochtipo ma kai na figo makria sou den boro boum pam boum pam parara!!!
Пока Йосеф пел, он не мог не смотреть на незнакомку с зелеными глазами. Тишина.
Толпа восторгалась и захлопала в ладоши. Еве было не по себе от пусть и лишенного фривольности, но это не исключает неправильности взгляда молодого человека. Она стояла почти что нахмуренная, возмущенно вздернув подбородок.
-- Шиксэ? Или Медалэ? (Девушка-нееврейка или девушка-еврейка?*идиш разговор.)-- Вовка толкнул Йосефа в плечо, шепнув на ухо. Друг хоть и был занят, все же заметил многое.
-- Лаз микх алейн! (Да отстань ты!*идиш) -- отдернулся Йосеф, дерзко надвинув на лицо свой твидовый гаврош.
Ева резко развернулась и импульсивно направилась к своей дорожке.
-- Ой вэй, мам, такэ вос а шейн шиксэ! -- разразился хохот музыкантов прямо ей в спину. (О, горе мне, мама, какая очень красивая нееврейка!)
Вовка получил подзатыльник от Йосефа за неподобающие слова. Весь вечер виолончель плакала грустные песенки. И всем пришлось молча идти следом за своей первой скрипкой.

-- Говорят, в Польше всех жидов выселили. -- шепталась мама, укладываясь спать.
-- Почему жидов, а не евреев? И откуда ты знаешь? У нас ведь нет радио, да и по нему все новости -- хорошие новости, наши.
-- Вацлава... Помнишь, та беглянка из Полоцка?
-- Я помню... -- отвечала Ева, усыпляя Мишутку, своего младшего братишку. -- Я не видела ее уже пару месяцев.
-- Она говорила страшные вещи... Их закидывали камнями...
-- Тетку Вацлаву?
-- Да нет же, жидов. Забивали заживо прямо на улицах. Все забирали и обязали носить белую звезду на груди.
-- Как нашу?
-- Нет, дурочка, не такую звезду. Шестигранник.
-- Я видела такую. Ой, мам, хватит тебе говорить ерунду. Не верю я в эти ужасы. Не бывает такого. Мне она тоже говорила про санатории, из которых не возвращаются. Не может быть такой дикости на свете. И вообще -- наша страна защитит нас! -- парировала юная идеалистка, поспешно отворачиваясь к стенке. Она хотела поскорее закрыть глаза и вспомнить до каждой мелочи образ молодого человека из сквера.
-- Надеюсь на это... -- буркнула мама Галя.

Ночь в Ялте была довольно прохладной и не взирая на это и накопившуюся усталость Йосеф предпочёл немного порепетировать на крыше сарая. Это было излюбленным местом и для его девятилетнего братишки -- в последний год мальчик по имени Элияху (Элия-h/γ-у) испытывал трудности со здоровьем.
-- Давай, Элик, держись покрепче! -- с улыбкой поддерживал его брат, в прямом и переносном смысле. С виолончелью наперевес и обмякшим Эликом на плечах, парень взбирался на крышу по деревянной лестнице. Двор был расположен ниже уровня уличной дороги и даже здесь, наверху они не были на высоте. Брат усаживал ребенка поудобнее.
-- Что сыграть, малыш?
-- Третью (здесь имеется ввиду Третья песня Эллин Франца Шуберта).
-- Может Вариации Петра Ильича? -- зная, что спорить бесполезно, усмехнулся Йосеф.
-- Неа. Аве. -- отозвался Элияху, и мученическую гримасу обрело его беленькое личико. С трудом разогнув пальцы, мальчишка установил лампу на шероховатый шифер, по которому были разбросаны прошлогодние листья и веточки ореха.
-- Малыш, слушай сюда. -- Йосеф склонился над ним. -- Я говорил с мамой. Завтра вдвоем мы пойдем к одному очень хорошему доктору. Ты не будешь бояться.
-- Зачем, брадер?
-- Затем, чтобы мама не переживала. Ты что -- трус? Не будь кляйн киндером, всё будет прекрасно.
-- Мама уже приготовила чолнт на завтра...
-- Хочешь, я прямо сейчас добуду для тебя?
-- А ты не боишься? Тебе достанется!
-- Не очень. Наша мама -- таки лучшая мама!
Молчание -- знак согласия. И уже через пару минут для маленького Элияху был устроен настоящий концерт с настоящим угощением.
Играя нежный отрывок, Йосеф вспоминал о прекрасной незнакомке, сердцем прося Господа о новой встрече...

-- Евочка. Доча, сегодня у меня свободный от лекций день. Людмила Федоровна, мой ассистент, вышла в декрет. -- седовласый человек с умными глазами, излучающими добро закончил утренний осмотр кадетов. -- Ты была лучшей ученицей техникума. Не откажись -- я знаю, тебе пришлось сделать трудный выбор, оставив учебу. Но твои знания -- на высоком уровне. Их хватило бы на фельдшера.
-- Не говорите так, профессор. -- Еву смутил почёт наставника. -- Что мне нужно сделать?
-- Предлагаю тебе помочь мне в поликлинике. Ко мне внеурочные записи. Нас ждут. -- с надеждой в голосе закончил Натан Львович.
Через пятнадцать минут пешей ходьбы кабинет замглавврача был занят профессором и его официальным ассистентом. Пришлось пробираться через глухую очередь, несмотря на ширину светлого коридора.
Занятая волнительными раздумьями о предстоящей работе, Ева не заметила в толпе вчерашнего возмутителя спокойствия ее души.
Йосеф стоял и поддерживал Элияху, который даже сидя с трудом справлялся с тяжестью своего исхудавшего туловища.

Продолжение следует...

Август 2021 года
Инна М. Чеганова