Die UNTERMENSCHEN. Глава шестая.

-- Я не хочу, честно. -- надутый Элияху сидел на своей постели. Брат надевал на его ноги носки.
-- Элик. -- Йосеф приподнялся и взял мальчика за плечи. -- Я хочу только одного -- чтобы у тебя все всегда получалось. -- он натянул на младшего свитер с узкой горловиной. -- Ну и чтобы ты мог забить мне гол.
-- Много голов? -- Йосеф, как никто другой умел поднять настроение братишки. -- Перед всеми твоими друзьями, и перед Маратом, и перед Вовкой, и перед Яэлем, и перед Тарасом с Йоргосом, и чтоб твои ворота были проходным двором для моего мяча!
-- Да. Видишь, какой ты у меня молодец. Пойдем?
Ребята прошли мимо кухни, где за завтраком сидела бесцеремонная родня.
-- Доброе утро, Йосеф. Присядь, покушаем вместе. -- Более чем обходительная Руфь, встав с места, указала на свободный стул.
Йосеф покачал головой и обратился к Элияху.
-- Мизинкл, будешь чего-нибудь? -- тот кивнул.
-- Присядь, Йосеф. Вчера ты пришёл слишком поздно, мы не смогли дождаться тебя. -- предложила мама. -- Ну же, Руфь всё готовила сама.
-- Она у меня замечательный кулинар! А ты такой худой. Руфь просто повар и пекарь от Бога! -- радостно зазывала тетя Циля.
-- Вчера, кажись, тут в Бога не верили. Знаете, мамы, сестра, я после банкетов прихожу под утро...
-- Я терпеливая, Йосеф. -- с достоинством перебила Руфь.
-- Майн Гот, я имею в виду, -- устыдился парень, -- что слишком много съел остатков от банкета посетителей, до сих пор подташнивает. Нам завернуть с собой. Только на одного, Элик хочет... Чего ты хочешь?
-- Мне парочку малуахов с творожной начинкой.
-- Да. Парочку и только.
-- Сын, ты ведешь себя неприлично.
-- Ошибаетесь, мама. Я веду себя прилично. Но я не ведусь на неприличное.
-- Пойдем, Йосеф. -- Элик сунул кулёк с блинами за пазуху и потянул брата, который явно начинал злиться.
-- Ну и иди. Иди. -- с достоинством на лице проводила его Фаина. Её массивные серьги на белых мочках ушей раздраженно покачивались в такт нервным импульсам хозяйки.
Чуть позже заплаканная Руфь аккуратно укладывала выпечку, надеясь, что Йосеф придёт и распробует её талант.

-- Нет, ну это глупости какие-то. -- бормотал под нос Йосеф. -- Они что, решили меня селекционировать, как исчезающий вид? -- негодование его выплескивалось с резкими движениями. А Элику совсем не хотелось идти быстро, он второпях дожевывал второй малуах, чтобы не злить брата.

-- Знаешь, вот только первые шажки делает, а, какой, уже с характером. Я дочке говорю -- ты не показывай, что тебя огорчают его обидки, и он не возьмет это в привычку. -- Натан Вольфович рассказывал о своем внуке.
-- А Эся что говорит? -- спросила Ева. Они шли по коридору санатория на обход подростков.
-- Ну разве может мать игнорировать такие эмоциональные концерты! -- солидная речь доктора красива, артикуляция была как у актёра.
Ева засмеялась. Огромные витражные окна впускали весенний свет, и он отражался от белоснежных стен и огромных лаковых дверей со стеклянными вставками.
Одна палата за другой, один задорный мальчишка за другим. Ева писала молча и думала, что в этих юных тельцах совсем скоро костер по имени Жизнь разгорится ярым пламенем, что они станут сильными и гордыми, что эти маленькие бравые ребята станут моряками и пехотинцами, как её отец. Она приветствовала каждого и бескорыстные дети любили её за душевность, чуткость и обходительность.

-- Туда нельзя, слышите, молодой человек! Посетителям вход воспрещен! -- тетя Гуля пыталась остановить растерявшегося Йосефа, что не знал, куда обратиться и к кому пойти.
-- Я на минуту, меня ждут! -- он шёл по тихому коридору, одна санитарка, мывшая пол, выкрикнула о неблагоразумном товарище и грязных следах.
Ева вышла из палаты вслед за Натаном Вольфовичем.
Всё время она старалась забыть о Лурье, дабы не слишком волноваться.
-- Простите! Можно Вас!..
...Ева!
Девушка увидела стоящего у широкой парадной лестницы смущенного молодого человека.
-- Натан Вольфович, простите... Я позвала Элияху Лурье сюда, к нам на лечение. Я знаю, что он мог направиться на госпитализацию, но здесь я сама могу, но только если Вы позволите, и мне нужно набираться опыта, я должна повышать квалификацию, оттачивать профессионализм, Вы же сами говорили мне. И, думаю лечение в больнице навредит ему, так как он привязан к брату. -- строгий взгляд из-под очков выудил все оправдания. Профессор улыбнулся. Его добрые глаза снисходительно и по-отечески разделяли её слова.
-- Евочка. Пока у нас есть такая возможность, мы не можем отказать в помощи больным детям. Квота есть. Запомни навсегда -- клятва Гиппократа должна быть прежде всего. Ты -- будущий врач. Ты не должна бояться брать ответственность на себя, для тебя жизнь и здоровье пациена главный приоритет.
Йосеф волнительно наблюдал за ними издалека.
-- Спасибо, я знала, что Вы поймете меня. -- почтительно ответила она, опустив голову.
-- Ну ты иди. Проводи все мероприятия, назначенные мной. А... кажется, я забыл парафин?
-- Сейчас... -- Ева перебирала пальцами свои записи и проверила рецепт.
-- Нет, Вы не забыли.
-- Вот видишь, запамятовал на старости лет. А у тебя чистая голова. Как хорошо быть молодым! -- доктор улыбался, -- У меня лекции в училище, присмотри тут за всем. И, постарайся не спорить с управляющим санатория Мальцевым. -- Он направился к выходу. Ева видела, как Йосеф протянул тому руку и они поздоровались. Затем он направился к ней своей собранной, широкой походкой. Ева присматривалась к его поступи. Ей понравились её достоинство и мужественность.
Йосеф смотрел на неё -- в лучах света она была невесома и чиста. Её прозрачная кожа, как ему казалось, сияла. Белый халат усиливал эффект.
-- Здравствуйте, Лурье. -- она протянула ему руку. Непривычная смелость и уверенность в себе посетили Еву. Он снял гаврош левой рукой.
-- Здравствуйте, Ева. -- он легко сжал нежную, холодную ладонь. Она также быстро выскользнула, как и появилась. Здесь, при ярких лучах дополуденного солнца он заметил, что её глаза необыкновенны. В их радужке были разные теплых и серых тонов крапинки. Что-то, похожее на угасающее лето, заплутало в их цвете.
-- А где Элияху?
-- Он ждет на улице, в беседке.
-- Приведите же скорее, нам ни в коем случае нельзя опаздывать с процедурами. Все дети уже получили утренние.
-- Да, конечно. -- Ева незаметно исследовала как тьма чернейшие, винного отлива огромные глаза, нежную улыбку. Ровный ряд белых, крупных зубов говорили о крепком здоровье и выносливости. Йосеф не хотел казаться суетливым, но в её присутствии он ловил себя на несуразности.
-- Туда, выход там. -- Ева прижала толстый журнал к груди, бровями указав на конец коридора.
Он уходил, а она, направляясь в свой кабинет, не могла не смеяться.
"Я идьёт. Идьёт, майн Гот..." -- корил себя Йосеф, как бы отряхиваясь от своей неказистой абсурдности, которую он выдумал сам.
Ева умывалась свежей холодной водой. Она до сих пор ощущала рукопожатие -- особенность его тепла, тактильное впечатление от твёрдой, узловатой ладони и атласная грубость плотной кожи, чуткие, но сильные длинные пальцы с выраженными суставами. Она машинально принялась выискивать изъяны в своём образе, в прическе, на коже, Ева осталась довольна красотой своего взгляда, бровками вразлёт и необычным разрезом больших глаз. Она услышала ненавязчивый стук в дверь и открыла дверь сама.
На пороге стоял Йосеф. Он придерживал Элияху.
-- Доброе утро, товарищ Элияху. -- девушка протянула руку и мальчик стесненно пожал её.
-- Привет.
-- Ты готов оставаться со мной? Брату нельзя -- товарищ Мальцев, бывший военный летчик, будет страшно браниться. Он очень строгий, недовольный всем и вся. -- усмехнулась Ева.
-- Конечно, он готов. Брадер, -- улыбнулся Йосеф, смотря на младшего. От испытующего взгляда девушки дыхание молодого человека перехватывало.
"Что за идьёт... Не будь шлимазлом." -- думал он про себя.
-- Ева!
-- Да, Йосеф. -- влажные губы её чуть вздрогнули. Она видела, как молодой человек мнется, видела таинственный огонь в тьме робкого, но настойчивого взгляда.
-- Когда мне его забрать?
-- Приходите вечером, часам к шести... -- Её бойкость уступила его внутренней силе и голос Евы прозвучал тише.
-- Я приду. -- Будто почувствовав эту паузу, тверже произнёс Йосеф.
-- Не волнуйтесь, Йосеф... Я... Я позабочусь о Элияху должным образом.
-- Я не сомневаюсь в Вас, Ева. Элик, -- он по-мужски посмотрел на братишку и произнёс -- Ду зальтц ништ аройсфодерн дем номэн Лурье. (Веди себя, как подобает мужчине и не смей позорить фамилию Лурье.( идиш.))
-- Ладно.
Парень сжал плечико младшего и направился к выходу, сдержанно взглянув на Еву. И такое безразличие причинило ей боль. Она гордо подняла подбородок и отвернулась, отвлекшись на Элияху.
-- Ну что, попробуем познакомиться поближе? -- улыбалась расстроенная Ева, вслушиваясь в гулкие шаги.
-- Сестра Ева. Чтобы не разочаровываться и жить счастливо, не стоит возлагать надежды и ждать чего-либо.
Эти слова одёрнули -- умные и пронзительные детские глаза смотрели на неё сквозь двояковыпуклые стёкла.
-- А с чего ты взял, что я жду?
-- Я не брал. -- Мальчик перевел разговор, -- Мне будут ставить уколы?
-- А ты боишься?
-- Нет.
-- Мои пациенты говорят, что у меня лёгкая рука. Начнём?
Девушка с первых минут старалась завоевать его доверие, ведь как медик она знала -- некоторые больные капризные и недоверчивые, тем более, дети и старики. Она размешивала препараты, а мальчик сидел на холодной кушетке и его слух резали звуки, которые издавали бутылёчки, стукаясь о стеклянный стол.

-- Нет, ну ты мне скажи, к чему такая спешка? -- сетовал Гольдштейн, -- Почему именно сегодня?
-- Вовка. Я ж не спрашивал тебя ни о чём, когда ты попросил меня за два часа найти для тебя бесплатно фотоаппарат последней марки.
-- Смотри-ка на него, упрекает еще. -- без злобы отозвался друг.
-- Лучше учи. Смотри в нотную тетрадь. -- Остальные парни слушали краем уха -- они заучивали новую песню.

-- У нас мало времени до вечера... Скажи-ка мне, если не секрет... Я не могу забыть... -- Ева раздевала стесняющегося мальчика, готовя того к контрастному душу.
-- Что сказать? -- защищался тот.
-- Про счастье в жизни... Кто учит тебя таким премудростям? Ведь ты еще слишком юн, чтобы самому прийти к таким мыслям. Вода не должна быть холодной! Тридцать восемь и пять, строго! -- крикнула Ева ассистентке.
-- Мой брат. Он учит меня всему.
Сказав это, мальчик внимательно ловил её реакцию.
-- А брат почему такой? Он ведь еще совсем молод. -- Удивилась девушка.
-- Молодость не причина легкомысленности.
-- О, даже так. -- Она подняла брови, пряча восхищение.
-- На нём держится вся семья. После смерти отца, так получилось.
-- Прости пожалуйста, если причинила боль и неудобство. -- сдавленно попросила девушка.
-- Ничего, меня не каждый день допытывают.
-- А ты злюка, Элик. -- Засмеялась Ева, направляя на него насадку шланга. -- Ты готов?
-- Да.
-- Подать струю!
Девушка не боялась промокнуть сама -- она придерживала Элияху и аккуратно направляла воду вдоль мышц спины, внимательно следя за реакцией мальчика.
Девушка разрешила подать струю издалека. Она держала больного сама и через пару минут вымокла до нитки. Немного напуганный взгляд Элияху стал уверенней -- руки Евы успокаивали его.
-- А тебе не мокро?! -- пытался докричаться он.
-- Все отлично! -- громко отвечала она, и ей казалось, что именно в эти моменты Элияху стал ей полностью доверять.
Мальцев стоял в дверях и под грохот воды Ева не заметила его зова. Напуганная ассистентка подавала знаки, но увлеченная девушка не распознавала их.
Время процедуры подошло к концу. Ева осторожно вела мальчика по скользкой плитке.
-- Что за безобразие в моём санатории! -- резким выкриком он застал её врасплох.
-- Виктор Иванович... -- В мокром прозрачном халате она выглядела более, чем глупо.
-- По какому праву Вы, Ева Александровна, принимаете непосредственное участие в водных процедурах, когда Ваша стезя -- вливания?
-- Но я старший медицинский работник и также ответственна за физиолечение.
-- Не пререкайтесь, мне виднее и я делаю Вам замечание, первое за эту неделю. И, наверняка, не последнее. -- строго говорил он, молодой и с очень тяжелым характером, не соответствующим его возрасту.
-- Виктор Иванович, есть замечание, но я делаю свою работу, а Вы мне мешаете!
-- Не злите меня, Ева.
-- Вы не имеете права, Виктор Иванович...
-- Прекратить! Идите в процедурный и внимательней следите за расписанием! -- Крикнул он.
-- Пойдем, Элик, у нас уколы.
Мальчик будто бы стал сильнее и бодрее, он совсем не противился и помогал одевать себя. Начальник ушёл, и Еве хотелось плакать от обиды. Они шли по широкому коридору, вода с коротких волос больше не стекала, и локоны свисали и бились о плечи, как тонкие сосульки.
-- Вы бы переоделись, Ева Александровна. -- Заметил один привязанный к детям офицер, что привёл стаю воспитанников, и его сердобольность была слишком искренняя.
-- Спасибо, я уж как-нибудь сама о себе позабочусь.
-- Я ж от души, товарищ Лонгина.
-- Принято. Давайте, по списку. -- усадив Элияху, отвергнув помощь служивого, строго произнесла она.
Девушка, не имеющая возможности переодеться, делала уколы озябшими пальцами. Платье противно липло к бедрам, оно было тяжелое и холодное.
Элияху наблюдал, как военный человек смотрел на хмурую девушку, ему было пока непонятны причины вожделения и преклонения во взгляде, на который Ева абсолютно не реагировала. Ева глядела на часы -- те остановились от воды.
-- Сколько время, товарищ лейтенант?
-- Шесть часов, десять минут, Ева Александровна. -- суетливо ответил тот и подобная реакция не сочеталась с его видом.
-- Благодарю. Можете отводить детей.
-- Спасибо, Ева Александровна.
-- Идите. -- Ева закрыла дверь перед его носом.
-- Уф... -- Она устало опустилась на стул. Только сейчас девушка потрогала себя.
-- Как же глупо я выглядела. -- Засмеялась она, пряча лицо в ладони.
Элияху улыбался.
-- А по мне таки красиво.
-- Ну ты и шутник.
В дверь постучали.
-- Это мой брат.
Ева вскочила с места, мальчик оживился.
Ворвалась Гуля, за её спиной стоял Йосеф.
-- Очень упрямый молодой человек, Ева. Просто как ишак, упёртый, простите меня пожалуйста.
-- Спасибо за сравнение с вьючным животным.
-- Тетя Гуля, это брат мальчика, что слишком слаб. Простите, что не предупредила. Но, пожалуйста, впредь не будьте так строги с ним.
-- Ой, Всевышний, ты что такая мокрая! -- громко запричитала женщина. -- Совсем с ума сошла!
-- Тетя Гуля, всё хорошо, это был контрастный душ, только и всего.
-- Переодевайся!
-- Хорошо. -- Она тактично провела женщину к выходу и закрыла дверь.
Она оглядела себя и благо, не заметила, как до этого её непрофессиональный вид крайне будоражуще подействовал на Йосефа.
-- Сестра Ева придерживала меня, потом пришёл начальник и наорал. Ей было некогда, потом она делала уколы.
-- Так прям и наорал? -- Серьезно переспросил парень.
-- Не преувеличивай, Элик, он всегда орёт на меня.
-- Ева, если из-за нас у Вас будут проблемы, ...
-- Не будут! -- Заносчиво оборвала девушка, сняв халат. Она громко стряхнула его и легкая вуаль мельчайших брызг достигла лица Йосефа.
-- Я очень прошу у Вас прощения.
Ева подняла глаза и увидела истинную причину извинения.
-- Я не обидчивая. Меня могут задеть редкие вещи, но у меня короткая память на такую ерунду.
-- Да, -- снова улыбался он, вдыхая её запах, что сейчас исходил сильнее из-за воды. -- Мы собираемся сейчас в сквере. Вы свободны?
-- До восьми -- да.
-- А потом? -- Невзначай спросил парень.
-- Потом ночное дежурство в больнице.
-- И когда же Вы спите?
-- Не когда, а как. Отрывками. Поспать еще успеется. Сейчас, пока мы молодые, нужно стараться, нужно работать.
-- Да... -- Неловкую тишину прервал Элияху.
-- А я хорошо себя вёл, если ты об этом хотел меня спросить.
-- Я был уверен, что ты не подведёшь.
-- Можете выходить, мне уже нетерпится переодеться. -- Ева обняла себя руками.
"Вот бы согреть тебя..."
-- Да, конечно. -- Покрасневший парень отвел глаза и вывел Элияху.
Ева стягивала прилипшее платье, она бросила его со шмяканьем на пол. Девушка обтерла липкую и холодную кожу, она надела простенький и старый наряд, что лежал тут в шкафчике уже давно и, наконец, пригодился. Она не торопясь смотрелась в зеркало, причёсывая волосы. Ева полагала, что братья ушли домой.
Йосеф ждал снаружи. Его волнение замечал младший.
-- Ты не один такой, брадер. Тут крутился один лейтенант. -- Чуть тише сказал мальчик.
-- Что? -- Он возмущенно и допытывающе впился глазами.
-- Что слышал.
-- А что она?
-- Она -- ничто.
-- Совсем?
-- Даже слишком. -- Простенько ответил мальчишка.
-- Слушай сюда. -- Йосеф сжал его плечи и притянул братишку к себе -- лоб в лоб. Это напугало Элика. -- Теперь будешь моими глазами и ушами. Понял?
-- Да... -- кивнул тот, и Йосеф заметил подступившие слезы.
-- Прости меня. -- Он обнял мальчика. -- Родной, спасибо.
-- Я не обижаюсь. Я понимаю, почему ты стал таким.
-- Вот, раз понимаешь, не говори об этом никому никогда. Будь мужчиной. Договорились?
Ева вышла из кабинета -- она была удивлена.
-- Ева, можно мы проводим Вас к скверу?
-- Прямо сейчас?
-- Да.
-- Ну, пойдемте...
Она подхватила Элияху под одну руку, а Йосеф -- под другую.
Они выходили, осторожно спуская ограниченного в движении мальчика.
-- До свидания, Ева Александровна. -- На улице стоял тот самый лейтенант в кругу веселых сослуживцев, что тоже попрощались с медработником.
-- До свидания, товарищи.
Девушка не приняла во внимание то, что взбесило Йосефа до глубины души, но он не подавал виду.
Элияху смотрел на скрытую реакцию брата и всё понял.
Они шли по главной улице, и хмурый Йосеф молчал, не в силах забыть чужие взгляды.
-- Йосеф, как долго Вы играете? -- разбавляла обстановку Ева. Погода была прекраснейшая -- весна набиралась сил с каждым днём.
-- Достаточно долго, чтобы делать это хорошо. -- Тихо ответил он, смотря перед собой.
"Непростой парень..."
-- Ну сейчас посмотрим, хорошо или нет. -- Пошутила она.
-- Посмотрите.
Они как раз дошли до начала сквера, и парень ускорил шаг. Пройдя по узкой тропинке, тройка вышла к площадке, где уже собрался ансамбль. Вовка свистнул и группа оживленно поприветствовала пришедших.
-- Пойдём, я познакомлю Вас с моими коллегами и друзьями.
-- Ой-вэй, таки привёл музу сам! -- Засмеялся Вовка, протягивая руку, но Йосеф шлепнул по ней своей ладонью.
-- Это Владимир Гольдштейн. Друг детства и саксафонист.
-- Как необычно! -- Ева с трудом скрывала восторг -- ей еще не приходилось встречать музыкантов.
-- Это Александр, это Марат, Тарас...
-- Очень приятно. -- Улыбалась Ева, продолжая придерживать Элияху, а Йосеф перечислял имена и краткие резюме друзей.
Парни мило шутили -- они с уважением и достоинством приняли ту, ради которой их глава собрал всех в сквере.
-- Вы присядьте, Евочка. -- Марат приставил стул. -- Сейчас народ наплывет, а Вы, наверное, устали.
-- Пожалуй, спасибо. И мальчику, мальчику.
Она смотрела на Йосефа -- тот настраивал инструмент. Его виолончель казалась Еве огромной.
-- Мой брат постоянно играет для меня. -- Делился Элияху.
-- Он учился в консерватории?
-- К сожалению, не вышло. Отец...
-- Прости...
-- Отец учил его. Сначала Йосеф ходил к его другу, но потом папа сам учил его -- год за годом.
-- Это так прекрасно...
-- Брадер еще не играл. -- Сделал замечание Элик, и девушка почувствовала стыд.
Она продолжила наблюдать за Йосефом -- сейчас он выглядел профессионалом своего дела и это повышало его авторитет, повышало его человеческое достоинство.
-- Мы сегодня пришли сюда, -- объявил он, -- Чтобы порадовать тех рабочих людей, что не имеют возможности знакомиться с искусством из-за плотного графика. Ева слушала громкий голос -- такой высокий и статный парень обладал звонким тенором, что не сочетался с простецким видом, этот необычный контраст удивлял её. Но голос был настолько прекрасен, что даже его обыденную картавую речь Ева слушала с удовольствием.
-- Начинаем!
Яэль-барабанщик открыл концерт соло. Затем парни выражали свое мастерство эпичными произведениями, что до мурашек поразили Еву. Она вслушивалась в страстную виолончель -- она пыталась уловить синхронность движений Йосефа и неземными звуками. Он был сосредоточен и не смотрел на неё. Ева разглядывала его, ловила каждое действие, читала язык его тела. Он закрывал глаза, его губы были плотно закрыты, но не сжаты, его лицо застыло, как на мраморной статуе. Верхняя челюсть будто бы стала объемнее, чем была до этого. Его необыкновенно развитые руки, их беглость, ловкость и игривость, профессиональная техника подействовали на девушку необъяснимым образом.
"Какая красота... Неужели эти красивейшие руки, эти прекрасные кисти принадлежат человеку?.. И как это искусство может принадлежать таким мужественным рукам?.."
Её одолевали запретные мысли. Ей стало тяжело сосредоточиться только на музыке. Она любовалась его лицом, образом, деятельностью, жестикуляцией просто впав в забвение.
Йосеф посмотрел ей в глаза. Он циркулировал в мелодии, он достиг кульминации и дергался в такт струнам, орудуя смычком.
Ева опустила глаза на инструмент. Это был невыносимый взгляд, пронзавший её.
Всё замерло. И теперь она услышала его зовущий напев. Он казался ей хрустальным, по чистоте своей и воздействию подобным голосу ночного соловья.

Если вдруг исчезнешь ты,
Я стану криком, одержимый,
Допытываться у толпы,
Куда исчез мой друг любимый.

Пусть пальцем тыкают в меня,
И говорят, что сбрендил я.
Ты знай, что в мире без тебя
Погибну мигом, заскорбя...

Что хочешь ты? Я напишу
Хоть сто мелодий о тебе,
И буду петь: "Тобой дышу!"
Внимай, прошу, моей мольбе.

Ева ощущала его тяжелый взгляд. Она устремила свои зеркала души ему навстречу. Ее брови изогнулись, это было не только красиво, мощно, но и трогательно.

Тебя люблю, я твой теперь.
Стою, пою здесь: "Ла-ла-ла",
Судьбу свою ты мне доверь,
Ты моё сердце забрала...

И даже если не с тобой,
На расстояньи -- знай, я твой.
Во сне, в бреду и наяву
Я лишь тебя одну люблю,
Я навсегда тебя люблю...

Ева встала с места, вокруг было много народу, из её глаз шли слёзы, она на ватных ногах пыталась пробраться через толпу.
-- Сестра Ева!
-- Передай своему брату, что я в жизни никогда не слышала ничего прекрасней его музыки. Жду вас завтра. Мне надо на работу. -- Она чмокнула Элияху в макушку и растворилась в толпе, Йосеф растерянно смотрел сначала на её спину, потом на мелькающую посреди чужих лиц, голову.
Он резко оборвал и слушатели разразились аплодисментами. Но девушка слушала это, удаляясь ближе к своей улице.