Экология — цитаты из книг — стр. 53

Что такое страдание? Я не могу с уверенностью сказать, ЧТО это, но я знаю, что страдание - это имя, которое мы даем источнику всех вздохов, криков и стонов - тихих и громких, простых и сложных, - которые нас тревожат. Слово в большей степени определяет наш взгляд, чем то, на то мы смотрим.

Самая важная, сокровенная часть страдания не в его физиологической составляющей - нервном стрессе, не в болевых рецепторах, простагландинах, нейронных опиатных рецепторах. Главное, кто страдает и какое значение это страдание имеет для конкретной личности.

Все мы знаем, что страдание существует, но точно выразить в словах, что это такое, невероятно трудно. В детстве мы узнаем значение слова "страдание", взаимодействуя с другими существами - как с людьми, особенно с членами семьи, так и с животными. В слове страдание кроется скорбный общественный опыт, драма, разделенная с…

Застольное братство создается не тем, что мы кладем себе в рот, а тем, что из него вылетает. К тому же вполне вероятно, что разговор о том, во что мы верим, больше объединяет - даже если мы верим в разные вещи, - чем любая еда, которую подадут на стол.

Итак, вопрос поедания животных означает не только наше врожденное свойство реагировать на живую жизнь, но и нашу способность ощущать свой собственный организм как часть родственной нам животной жизни.

Стыд - это работа памяти против забывания. Стыд - это то, что мы чувствуем, когда почти полностью - если не абсолютно - забываем о будущем всего социума, связанным с надеждами и ожиданиями, и о наших личных обязательствах перед другими, предпочитая собственные сиюминутные удовольствия.

Что же нам делать с этой ожидающей нас неизбежной и неминуемой реальностью? Прекращать разговор или найти способ выстроить его по-иному?

И как бы мы ни были уверены, будто знаем, что правильно для нас самих и даже то, что хорошо для других, нужно предвидеть и противоположное мнение наших соседей.

We don't hurt family members. We don't hurt friends or strangers. We don't even hurt upholstered furniture. My not having thought to include animals in that list didn't make them exceptions to it.

Мы можем снова и снова рассказывать наши истории и делать их лучше, глубже и трепетнее. А можем и поведать новые. Наш мир устроен так, что всегда есть другой шанс.

Я могу придумать и бесчисленное количество способов сделать "нас" лучше, но того существенного, в чем мы действительно можем прийти к согласию и радикально изменить что-то в наших взаимоотношениях, не так уж много. А в реальности, даже когда кажется, что возможностей что-то изменить много, их совсем мало.

Я могу придумать бесконечное число способов сделать себя лучше (выучить иностранные языки, стать более терпеливым, проявить небывалое усердие в работе), но я уже давал себе такое множество клятв, что бы перестать им доверять.

The worst it got near the end. A lot of people died right at the end, and I didn't know if I could make it another day.A farmer, a Russian, God bless him, he saw my condition, and he went into his house and came out with a piece of meat for me. He saved your life. I didn't eat it. You didn't eat it? It was pork. I…

We know that if someone offers to show us a film on how our meat is produced, it will be a horror film.

But compassion is a muscle that gets stronger with use, and the regular exercise of choosing kindness over cruelty would change us.

Toward the end of The Omnivore’s Dilemma, Michael Pollan writes, 'I have to say there is a part of me that envies the moral clarity of the vegetarian. . . . Yet part of me pities him, too. Dreams of innocence are just that; they usually depend on a denial of reality that can be its own form of hubris.' He’s right that…

Shit became a problem only when Americans decided we wanted to eat more meat than any other culture in history and pay historically little for it.

Cruelty depends on an understanding of cruelty, and the ability to choose against it. Or to choose to ignore it.

When I was four, we fostered a cousin’s dog for a summer. I kicked it. My father told me we don’t kick animals. When I was seven, I mourned the death of my goldfish. I learned that my father had flushed him down the toilet. I told my father — in other, less civil words — we don’t flush animals down the toilet.