Глава 12. На поиски Гиблой Часовни
Все трое уселись на кирпичном парапете высокой клумбы. Оззи расположился с краю, в паре футов от Крейна, и первым делом посмотрел на часы.
– Так, ребятишки, могу уделить вам десять минут, – сказал он, – и потом мы уже не увидимся никогда.
После этих слов старик отвел взгляд, наклонился и коротко пожал руку Крейна.
– Как только Диана позвонила мне минувшей ночью, – продолжил он, – я связался с несколькими старыми друзьями, и они организовали наблюдение за автомобилями на этой стоянке и за паромом, и положили на вас глаз, как только вы вылезли из таратайки. Если я не уйду отсюда через полчаса после того, как начал разговор с тобою, Скотт, несколько человек подойдут и проводят меня отсюда. А если я пройду дальше этого места вместе с вами, вас обоих убьют. И, конечно, если кто-нибудь еще попытается присоединиться к нам – или даже сюда вдруг прилетит или улетит отсюда вертолет, – то, скорее всего, мертвы будем мы все трое.
Мавранос пару секунд рассматривал Оззи, не глядя на сидевшего посередине Крейна, а потом расхохотался.
– Знаешь, Скотт, а этот старпер мне нравится, – нараспев произнес он.
Крейн заставил себя сосредоточиться.
– Каким образом та игра на воде, на озере Мид, дала Рики Лерою право на обладание моим телом? – поспешно спросил он.
Оззи пригладил свободной рукой жидкие снежно-белые волосы.
– Иной раз случается, что карты действительно предсказывают судьбу. Но это, скорее, не рассказ о будущем, а предписание. Когда это срабатывает, то, если взял деньги за «руку», то продал руку, продал везение в деньгах или невезенье с девушками, или что там еще говорят карты. Если платишь деньги, то покупаешь «руку», покупаешь эти качества, покупаешь эту удачу. А «рука» в покере это целый ряд качеств. Сумма пяти карт может означать, что ты богат, но импотент, или счастлив, но умрешь молодым, или любое другое сочетание. Ты покупаешь или продаешь все пять сразу, или все семь, если это семикарточный стад. Все это я тебе говорил много лет назад.
– Да, я…
– Заткнись. Таким образом можно покупать или продавать… последствия, имея дело с картами; с телами дело хитрее. Чтобы купить чье-то тело, нужно сначала стать родителем этого тела. Не знаю, как это происходит; это как-то связано с генами и картами, которые представляют собой квантованные, дискретные явления, и суть в том, что случайный выбор этих исходных из двух источников и определяет получающуюся в результате личность. Существовала «рука», представлявшая собою комбинацию карт двух людей, эта «рука» определила тебя, а потом ты взял за нее деньги. Это был ты, это было сочетание факторов, являвшееся тобой, точно так же, как набор твоих генов образовал сочетание факторов, являющихся тобою, и ты позволил Рики Лерою присвоить это. Получить это. Купить твое тело. Он предоставил тебе двадцать лет воли, но теперь намерен после следующей игры, когда он купит себе еще кучку идиотов, заявить права на старые, спелые плоды. – Старик говорил все это, упершись взглядом в мостовую, и, закончив фразу, плотно сжал губы.
– И я ничего не могу сделать… не могу даже замедлить это дело?
Оззи поднял взгляд и выдохнул.
– О, замедлить – наверняка сможешь. Не пей спиртного. Дионис при таких обстоятельствах не лучший из друзей – его называют также Вакхом, он бог вина, – и стоит на стороне Лероя. Вероятно, можно доказать, что Лерой и есть Дионис. Держись у воды – даже на воде, если будет возможность, – хотя ты вскоре перестанешь выносить сам вид воды, как бешеный пес. Не играй в карты – он сможет почувствовать тебя в это время. Но после Пасхи от всего этого уже не будет никакого толку. – Он покачал головой. – Мне очень жаль, сынок…
Крейн глубоко вдохнул прохладный морской воздух.
– Я все-таки буду бороться, – произнес он, с изумлением осознав, что сказал правду. – Я поборюсь с ним.
Оззи пожал плечами и кивнул.
– Полезно, когда есть чем занять время.
Мавранос немного наклонился вперед.
– Я вот воюю со своим раком. У меня есть какие-нибудь шансы?
Оззи любезно улыбнулся, и от этого – хоть улыбка и углубила его морщины – сразу показался моложе.
– Конечно. Ничтожный шанс, но у тех, кто играет в лотерею, шансы ничуть не лучше. Если бы тебе удалось попасть в… в такое место, в фокус, где раз за разом меняются случайным образом статистические закономерности или наоборот… нечто вроде такого, где картинка на столе для игры в кости меняется от горячей к холодной, если ты окажешься в напряженной игре с высокими ставками, когда произойдет это изменение… практически это можно было бы попробовать в Лас-Вегасе, ведь тебе нужно, чтобы шансы роились вокруг тебя, как мухи, чтобы шло сразу множество игр… и все они сразу, как по команде переходят от синхронности к полному рассогласованию, фазовый переход, с твоим участием, и ты мог выйти так, чтобы твои клетки забыли, что собирались переродиться в раковые.
– Вроде того, что Артур Уинфри делал с москитами, – подхватил Мавранос и, заметив непонимающий взгляд Оззи, пояснил: – У москитов регулярный цикл еды и сна, который… который задается ежедневным временем восхода и заката. Этот цикл можно растянуть или укоротить, можно скорректировать время, держа их в помещении и меняя продолжительность светлого и темного периодов; если пронаблюдать все эти закономерности, то в каждой из них можно вычислить точку, которую называют сингулярностью. Если москитов ошарашить ярким светом в точно определенное время, цикл напрочь сбивается, и они спят или летают, когда заблагорассудится, без всякого порядка. Другая точно рассчитанная вспышка вернет их обратно в цикл.
Оззи уставился на Мавраноса.
– Да. Очень точно. Пример куда лучше, чем мой, со столом для костей; и все же я думаю, что тебе, если и пробовать, то в Вегасе. Там ты окунешься в самый необузданный поток номеров и шансов, и психологических факторов – тут уж поверь на слово. И это помогло бы получить шансы на успех даже с явно упорядоченными явлениями, или людьми, или чем там еще. Так что, когда волна переустройства спадет, будет стимул для того, чтобы она откатилась на сторону порядка. Как затравочный кристалл. – Старик зевнул и добавил: – Так я думаю.
Крейн снова заставил себя встряхнуться и сунул руку в карман.
– А что можно сделать, чтобы спасти Диану?
Оззи вдруг напрягся.
– От чего, по-твоему, ее нужно спасать?
– Посмотри вот на это, – сказал Крейн, передавая старику фотографию леди Иссит. – Полагаю, «сбросить» означает «убить».
– Ты прав, – ответил старик, взглянув на снимок и прочитав надпись на обороте. – Я, в общем-то, уверен, что с нею все будет в порядке. Кто-то из них хочет использовать ее, кто-то – убить, но она невидима для них – она никогда не играла в «присвоение», – и даже если они прямо сейчас схватят тебя и меня и напичкают нас пентоталом, это ничего им не даст, потому что ни ты, ни я не знаем, где она находится. – Он вернул фотографию Крейну. – Нет, сынок, лучшее, что мы можем сделать, это оставить ее в покое.
Оззи посмотрел на часы и поднялся со своего места.
– Время вышло. – Он с таким видом, будто его удручала необходимость соблюдать принятые формальности, протянул руку, и Крейн пожал ее. – Так что, сейчас я уйду, чтобы и дальше радоваться тому, что осталось от моей жизни, – сказал Оззи деланым тоном, каким можно было бы цитировать какую-нибудь запомнившуюся речь, – и, полагаю, вы… оба… займетесь… тем же самым. Судя по тому, как все складывается, я, похоже, переживу вас и, поверьте, искренне сожалею об этом. Скотт, было очень приятно снова увидеть тебя… и приятно было узнать, что ты был женат. Я порой жалею о том, что у меня не было жены. Архимедес, желаю всего наилучшего.
Крейн тоже встал.
– Диана не сказала мне, где она живет, но сказала, что она… Как она выразилась?
– Порхает в траве, – подсказал Мавранос.
Оззи на мгновение уставился в пространство, а потом медленно наклонил голову. Затем вдохнул, выдохнул и, выпрямившись, трижды согнул и выпрямил в сторону руку со сжатым кулаком.
Где-то неподалеку дважды коротко прогудел автомобиль.
Оззи сурово взглянул на Скотта.
– Это означает: прошу подтверждения. – И трижды поднял сжатый кулак над головой.
Автомобиль снова бибикнул, и на этот раз ему откликнулась лодка с оставшегося за спиной пролива.
– Ладно, – сказал Оззи, и его голос дрогнул впервые за все время разговора. – Вы прикупили немного времени. Расскажи мне все, что она тебе сказала.
После того как Крейн добросовестно вспомнил все, что ему сказала Диана (и Мавранос подсказал пару деталей, которыми тот поделился с ним ночью), Оззи оперся на парапет и уставился в темнеющее небо. Выждав примерно минуту, Крейн открыл было рот, но Оззи жестом велел ему помолчать.
Наконец старик опустил голову и посмотрел на Крейна.
– Говоришь, хочешь спасти ее? – сказал он.
– Пожалуй, это единственное, чего мне осталось хотеть, – ответил Крейн.
– В таком случае, нам придется вернуться к твоему телефону, и ты будешь снова резать себя, или что там еще, если потребуется, сунешь руку в мясорубку, и когда она позвонит, я скажу ей, чтобы она убиралась оттуда, где находится. Если она там останется, до нее доберутся или еще хуже, тем более что она совершенно ничего не понимает в картах и прочих подобных делах. Я думаю, что так будет безопаснее; впрочем, куда еще этой дурочке придет в голову бежать… Но я посоветую ей уехать. Она послушается меня. Договорились?
– Готов сунуть руку в мясорубку.
– Не в буквальном смысле, но мало ли что потребуется. Да?
– Конечно, Оз. – Крейн попытался вложить в эти слова хоть немного иронии, но даже для него самого собственный голос звучал испуганно и дрожал, как будто он пытался угодить старику своим ответом.
Мавранос ухмыльнулся.
– Пого, прежде чем ты начнешь крошить себя на фарш для сосисок – и даже прежде, чем мы отправимся домой, – позвони-ка сам по своему номеру. Какой смысл туда ехать и, тем более, резать себя на части, если они обрезали твою линию или посадили туда кого-нибудь дежурить.
– Отличная мысль, – ответил Крейн, которому остро захотелось выпить.
Буквально в двух шагах, на улице у входа в «Виллидж-инн» нашелся телефон-автомат. Оззи сунул в прорезь четвертак и, отставив трубку в сторону, набрал так и не забытый им номер.
Трубку сняли уже после второго гудка.
– Слушаю, – приветливым тоном произнес молодой мужской голос. – Это квартира Скотта Крейна, он… вы не могли бы подождать минуточку?
– Конечно, – ответил Оззи, мрачно кивнув Мавраносу.
Было хорошо слышно, как брякнула положенная на стол трубка, как где-то неподалеку оттуда залаяла собака, донесся автомобильный гудок.
Через несколько секунд в трубке вновь заговорил тот же голос:
– Алло, вы слушаете?
– Простите, я хотел бы поговорить со Скоттом Крейном.
– Господи! Скотт попал в аварию, – сообщил голос, – он… подождите, я вижу, подъезжает машина Джима. Джим как раз навещал его в больнице, это его друг, он даже назвался братом, чтобы его пропустили к Скотту; не хотите подождать, пока Джим подойдет? Он вам подробно расскажет, как дела у Скотта.
– Спасибо, не нужно, – ответил Оззи. – Я звоню из «Ориндж каунти реджистер», хотел предложить ему подписаться. Простите, что побеспокоил некстати. – Он нажал пальцем на рычаг и потом положил трубку.
– Н-да, – протянул Крейн. – У меня дома засада.
– Помолчи минутку, – перебил Оззи. Он вышел из телефонной будки и уставился на золотую от солнца улицу под темными тучами. – Я мог бы дать объявление в газете, – вполголоса сказал он. – Но ведь нельзя даже надеяться, что она увидит его или обратит на него внимание, если только не использовать ее имени, а на это я пойти не решусь… а я ведь даже не знаю, какая у нее сейчас фамилия… – Он мотнул головой, нахмурился и добавил расстроенным голосом: – Пойдемте-ка отсюда.
Крейн и Мавранос вышли вслед за стариком на Марин-авеню и побрели, приноравливаясь к его медленному шагу, на юг, обратно к воде. Над нагретыми солнцем дранковыми крышами домов, стоявших вдоль улицы, поднимался парок, хотя на асфальте уже отпечатывались первые редкие капли дождя.
– Я не брал в руки карт с той игры в «Подкове» в шестьдесят девятом году, – сказал Оззи. – Я не мог допустить, чтобы меня случайно опознали и слухи дошли до тебя. Мне тогда был шестьдесят один год, у меня имелся автомобиль, двадцать четыре тысячи долларов, девятилетняя приемная дочка, и никакой профессии, никаких навыков.
Крейн хотел было ответить, но Оззи снова жестом призвал его к молчанию.
– Ты уже сказал, что тебе очень жаль, – продолжал старик, – и случилось это много лет назад. Как бы там ни было, мы с нею переехали туда, где жизнь обходится недорого, и через некоторое время я нашел работу – впервые в жизни, – а Диана пошла в школу. Я сделал несколько удачных капиталовложений и последние, скажем… десять лет… жил неплохо. Мне кое-что известно о том, как организуются всякие штуки, вроде той помощи, которую мне оказывают сегодня, но один раз за много лет я могу позволить себе и такое.
Оззи рассмеялся.
– Знаешь, чем я теперь зарабатываю на жизнь? Я делаю пепельницы, кофейные чашки и горшки из глины. У меня во дворе стоит печь для обжига. Я продаю свои изделия в магазинчиках а-ля бутик, предназначенных для туристов. Я всегда подписываюсь вымышленным именем. И как только спрос на что-нибудь заметно увеличивается, прекращаю выпускать это изделие на год, а то и больше. Пока народ не забудет, что это им нравилось. Однажды местная газета захотела напечатать репортаж обо мне; после этого я лет на шесть забросил возню с глиной. Публичная известность мне совершенно ни к чему.
Дождь заметно усилился, и дневной свет померк.
– Кому-нибудь из вас случалось побывать в тюрьме? – спросил Оззи.
Оба его собеседника кивнули.
– Скажу вам, меня больше всего удручал маленький сортир без сиденья, которым пользуются шестеро мужиков. И меня пугает мысль о том, что когда-нибудь, возможно, придется жить за мусорным баком и носить на себе сразу четыре грязные рубашки и трое протертых старых штанов… и мысль о том, что могут серьезно избить, знаете, когда чувствуешь, как в тебе что-то ломается, а тебя продолжают пинать со всех сторон. И еще, страшно пугает мысль о том, чтобы оказаться в больнице с катетерами и трубками, всунутыми, куда можно и нельзя. Подкладное судно. Протирание в постели, вместо ванны. Пролежни.
Он вздохнул.
– А что мне нравится, так это мой старенький дом в испанском стиле, где я живу, за который я уже все выплатил, и мои кошки, и мои книги Луи Ламура, и мой виски «Баллантайн», и моя старая трубка «кайвуди», набитая табаком «Амфора ред кавендиш». И еще, у меня собраны все произведения Бенни Гудмена, Гленна Миллера и Бинга Кросби на кассетах.
– Это то, что вам нравится, – осторожно произнес Мавранос.
– Совершенно верно, – согласился Оззи, глядя вперед на воду. – Диану я люблю. – Он наморщил мокрое от дождя лицо. – Но я подумал… я ведь ничего не могу сделать. Конечно, мои кошки, и Ламур, и кассеты говорят: «Восьмидесятидвухлетний старик тут ничего не сможет сделать – поэтому, как ни печально, сиди-ка ты дома, с нами».
– Что может означать «порхаю в траве»? – спросил Крейн, ощущая неловкость.
Оззи поморгал и перевел взгляд на него.
– М-м-м… Ну, да, так старые пилоты называли бреющий полет над самой землей, чтобы не попадать в поле зрения радаров. Пробирайся между холмами, едва не задевая линии электропередачи, и будешь восприниматься как всего лишь одна из мелких деталей пейзажа. Можно торчать прямо под носом у врага, но при этом держаться так неприметно, что он тебя просто не будет видеть.
Они вышли к плакату, извещавшему о ливневой канализации, и Оззи повел их по приморскому променаду направо, к парому. Мавранос, который, похоже, устал от медленного шага своих спутников, шел теперь перед ними спиной вперед, да еще и зигзагом.
– Что у тебя есть из дорожных принадлежностей? – спросил старик. – Не думаю, что будет разумно снова появляться около твоего дома.
– Ну, вообще-то, – ответил Крейн, потрогав карман, – у меня с собой две «штуки» долларов.
– У меня тоже кое-что есть, – сказал Мавранос, – а еще, у Скотта в машине пистолет, у меня в бардачке лежит «спешиал» 38-го калибра, и у вас, насколько я понимаю, тоже пушка при себе. Ружье и патроны мы купим по дороге – и еще металлический футляр, чтобы соблюсти закон при переезде через границу.
Оззи несколько раз кивнул.
– Границу? – повторил Крейн. – И куда же мы направляемся?
– Туда, где обретается твоя названая сестра, – нетерпеливым тоном ответил Мавранос. – В Бесплодные земли на поиски Гиблой Часовни. В Лас-Вегас.
Оззи передернул плечами.
– Да. Обратно в Лас-Вегас. – Он немного прибавил шагу. – Что ж, давайте вступим в игру, джентльмены, – резко и чуть ли не весело произнес он. – Архимедес, в твоей таратайке есть обогреватель? Я, вероятно, забыл сказать, что холод – одна из тех вещей, которые я терпеть не могу.
– Обогреватель у меня такой, что можно вкрутую варить яйца в карманах рубашки, – заверил его Мавранос. – А вот кондиционера у меня нет, и с этим придется считаться, когда мы окажемся в самом глухом нигде – посреди пустыни Мохаве.
Они заправили «Сабурбан» бензином, залили воду в радиатор, проверили шины, а потом за двести долларов купили в магазине «Грант Бойз» ружье «моссберг» и коробку патронов с дробью шестого номера. Помповый дробовик двенадцатого калибра с семнадцатидюймовым стволом был снабжен не обычным прикладом, а пистолетной рукояткой из черного пластика. Крейн поморщился при мысли о том, как отдача будет выворачивать кисть руки, а старые косточки Оззи, пожалуй, и вовсе раздробит, если он решится выстрелить. Еще они купили четырехфутовый футляр для перевозки оружия, оклеенный оранжевым пластиком под крокодилью кожу; с одной длинной стороны помещались ручка и застежки, а с другой – рояльная петля, и если откинуть крышку, то увидишь внутри два листа серого поролона с узором из округлых пирамид. Мавранос сказал, что это похоже на изображение атомов кристалла под электронным микроскопом, на что Оззи коротко ответил, что уже понял, что он умный, и не нужно об этом каждую минуту напоминать.
Оззи предоставил нести покупки тем, кто помоложе – Скотт двигался медленно и берег больную ногу, – а сам забрался на заднее сиденье и расположился там раньше, чем Мавранос сел в машину, включил мотор и повернул направо, на бульвар.
В машине было страшно душно, и Крейн немного приоткрыл окно, чтобы хоть немного выветрился запах бензина, выхлопных газов, старых носков и смятых пакетов из-под купленной навынос провизии «Тако белл».
Когда подъехали к тому месту, где Ньюпорт-бульвар расширяется, переходя в Ньюпорт-фривей, Оззи наклонился вперед и похлопал Мавраноса по плечу.
– Здесь сверни на 405-ю, как будто направляешься в международный аэропорт.
Крейн оглянулся через плечо на старика.
– Я думал, что мы едем в Вегас – на 55-е шоссе и там, по 91-му, на восток.
– Архимедес, делай, пожалуйста, как я говорю, – сказал Оззи.
Мавранос пожал плечами и, заложив длинный вираж по уходящему на север «лепестку», выехал на 405-ю автостраду. Потом открыл следующую банку «курз» и сделал глоток.
– Н-да, – сказал Крейн. – Не слишком ли выйдет… дальний путь в Лас-Вегас?
– Думаешь, старик спятил на склоне лет, – устало ответил Оззи, покачивавшийся на заднем сиденье рядом с жестяной портативной плиткой, и вздохнул. – Послушай, ты ведь не отправишься в плаванье… да хоть бы на Каталину, не наведя справок о погоде, течениях и приливах, верно? А ведь от берега до Каталины нет ничего такого, что сознательно хотело бы тебя погубить, да и расстояние там всего двадцать шесть миль. Ну, а вам, ребятки, предстоит проехать более двухсот миль при самой капризной погоде и с такими приливами и отливами, о каких вы и не слышали никогда, и при этом вас будет выслеживать множество плохих парней. – Он покачал головой. – Первым делом вам, детки, нужно разобраться в таблице приливов. – Он оскалил желтые зубы; возможно, это была улыбка. – Нам нужно разобраться с погодой, облизать палец и подставить его ветру, чтобы знать, какое парусное вооружение следует поставить. Нам нужно заехать в Гардину.
Мавранос, прищурившись, взглянул на него в зеркальце заднего вида.
– Гардину?
– В Гардине есть разрешенные покерные клубы, – пояснил Крейн. – Ну, и еще во многих местах по Лос-Анджелесу. – Он поерзал на сиденье. – Но ведь ты всегда запрещал играть в таких местах.
– Так ведь не ради денег, – ответил Оззи. – Заплатить за места и сыграть с людьми, чьих привычек по части ставок ты не знаешь. Но ведь нам сегодня не деньги нужны, верно? А если хочешь заработать, то хуже всего то, что в этих огромных покерных центрах, где играют одновременно за полусотней, а то и сотней столов, эффект предсказания, естественно, срабатывает куда чаще, чем в иных обстоятельствах, и когда это случается за одним столом, то частенько распространяется и на другие.
– Снова как затравочный кристалл, – заметил Мавранос.
– Верно. Нужно найти толковых партнеров, у которых всегда дымятся сигареты, даже если они не курят, потому что они следят за поведением дыма – когда он начинает сгущаться у середины стола, они бросают игру, – и питье у них обязательно стоит, чтобы можно было видеть поведение жидкости в стаканах – для той же цели. Но я намерен захотеть увидеть… приливы удачи. Так что я присоединюсь к какой-нибудь из таких продымлённых игр и, если «рука» окажется годной для нас, то постараюсь купить нам удачи или продать кому-нибудь неудачу.
– А нам что скажете делать? – спросил Мавранос.
– Сигареты у вас есть? – вопросом на вопрос ответил Оззи.
– У вас под боком полкоробки корабля пустыни, то бишь «Кэмела».
– Что ж, ребятишки, можете сыграть, если будете все время курить и следить за дымом – и бросайте сразу же, как он поведет себя странно. Знаешь, Скотт, сейчас мне кажется, что будет даже хорошо, если ты немного поиграешь; если они почувствуют тебя, то будут искать в Лос-Анджелесе, где ты пробудешь совсем недолго. Или просто послоняйтесь, посмотрите за игрой, съешьте по сэндвичу – что в голову взбредет. – Оззи всмотрелся вперед сквозь треснувшее лобовое стекло. – Так, здесь сворачивай на север по 605-й, дальше перейдешь на 5-ю и еще севернее. Так мы окажемся в самой середине района и вдобавок поблизости от речки Лос-Анджелес, что нам тоже не повредит, пусть даже в ней никогда не бывает воды.
Крейн знал Оззи достаточно хорошо, чтобы даже после разлуки, растянувшейся на двадцать один год, понять по его голосу, что старику страшно – страшно идти на риск, которого он избегал даже в свои лучшие годы, расстаться со своим уютным и размеренным старческим бытием, не имея времени на подготовку к этому расставанию, не имея ни смены одежды, ни каких-то личных вещей или книг, ни даже представления о том, где ему придется нынче ночевать, – но Крейн чувствовал в нем и скрываемое возбуждение.
Старик вновь погнал вдоль осевой.