Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
9
– Пощадите…
Кровь, заполнившая рот и ноздри обреченного, почти заглушала его стоны, однако он не оставлял попыток:
– Пощадите.
Кровь капала с меча Ханта Аталара на ковер, уже пропитанный кровью. Хант находился в грязной запущенной квартире одного из таких же грязных домов на Лугах Асфоделя. Кровавые брызги покрывали и забрало его шлема, мешая смотреть на последнего оставшегося в живых. Тот стоял на коленях.
Тела других жертв устилали пол гостиной. У одного, обезглавленного, из обрубка шеи продолжала хлестать кровь. Отрубленная голова лежала на продавленном диване, удивленно пялясь в старые, сплющенные подушки.
– Я расскажу вам все, – умоляюще всхлипывал обреченный, зажимая рукой рану на плече. – Они вам этого не сказали, а я скажу.
Комната была наполнена густым ужасом обреченного, перебивая даже запах крови. Ужас имел отвратительный запах, сравнимый с вонью застоявшейся мочи в переулке.
Рука Ханта, обтянутая перчаткой, плотнее сжала эфес меча. Увидев это, обреченный затрясся. На брюках появилось и стало расплываться пятно, отличавшееся по цвету от крови.
– Я готов рассказать больше, – взвыл обреченный.
Хант покрепче упер ноги в пол и взмахнул мечом.
На ковер с хлюпающим звуком вывалились кишки обреченного. Но крики продолжались.
Работа Ханта – тоже.
Возвращения Ханта в казарму, находившуюся в Комитиуме, никто не видел.
В это время суток город хотя бы выглядел спящим. Пять зданий, составляющих Комитиум, тоже спали. Однако камеры наблюдения, которыми были напичканы казармы 33-го легиона, расположенные во второй из пяти высотных башен, видели и слышали все.
В коридорах, выложенных белой плиткой, освещение было тусклым, как и положено ночью. Ни намека на суетливое движение, начинавшееся здесь с рассветом.
Сквозь забрало шлема все рисовалось с мрачноватой рельефностью. Аудиорецепторы ловили каждый звук за дверями спален по обеим сторонам коридора. Двое часовых низшего уровня играли в видеоигру, переругиваясь между собой, но стараясь не повышать голоса. Еще одна женщина, тоже на дежурстве, болтала по телефону. Двое ангелов трахали друг другу мозги. К этим звукам добавлялся храп.
Миновав свою дверь, Хант пошел дальше, держа путь к общим душевым в центре длинного коридора. Попасть туда можно было только через общую гостиную. Все надежды помыться незамеченным испарились, как только он увидел золотистый свет, просачивающийся из-под закрытых дверей, и услышал голоса.
Он слишком устал и хотел поскорее смыть с себя всю кровь и грязь. Не тратя слов на приветствие, Хант пробрался мимо нескольких диванчиков и стульев к двери душевых.
На истертом зеленом диване, возле телевизора, расположилась Наоми, раскинув свои черные крылья. Рядом с нею, в кресле, устроилась Виктория. Они смотрели ключевые спортивные события минувшего дня. На другом конце дивана сидел Юстиниан, так и не сняв черных легионерских доспехов.
С появлением Ханта разговор стих.
– Привет, – сказала Наоми, чья черная коса покоилась на плече.
На ней была обычная черная одежда триариев, хотя потайные карманы с оружием Наоми прятала умело.
Виктория вполне нормально отнеслась к его молчаливому появлению. Поэтому призрак нравилась Ханту больше, чем остальные воины внутреннего круга Микая Домитуса. Симпатия к ней возникла у него еще с давних дней 18-го легиона. Ваниров неангельских пород, примкнувших к мятежу, было немного. В их число входила и она. Если Хант ничего не рассказывал, Вик никогда не лезла с расспросами. Зато Юстиниан…
Ангел повел носом, почуяв кровь на одежде и оружии Ханта. Юстиниан мгновенно понял: здесь кровь не одного человека, и даже присвистнул:
– Ты хоть знаешь, как от тебя разит?
Хант не остановился. Молнии внутри лишь тихонечко шипели.
– Пистолет сделал бы это куда чище, – не унимался Юстиниан.
– Микай приказал мне обойтись без пистолета.
Хант удивился звуку собственного голоса – столько пустоты было там. Так продолжалось не один век. Ему приказывали – он убивал. Но его сегодняшняя расправа, учитывая тяжесть содеянного его жертвами и силу гнева архангела…
– Они не заслужили пистолета, – поправил себя Хант.
Быстрых ударов его молнии – тоже.
– Я не хочу знать, – проворчала Наоми, прибавив громкость телевизора. Пультом она указала на Юстиниана – самого младшего среди триариев. – И тебе нечего соваться, так что лучше заткнись.
Да, они и в самом деле не хотели знать.
Наоми – единственная из триариев, не участвовавшая в мятеже, сказала Ханту:
– Мне Исайя сообщил, что завтра по приказанию Микая вам обоим нужно поиграть в следователей. Дельце одно появилось в пределах Старой Площади. Подробности он расскажет тебе после завтрака.
Мозг Ханта едва отреагировал на услышанное. Исайя. Завтра. Старая Площадь.
– Удачи тебе, дружище, – усмехнулся Юстиниан, качнув пивной бутылкой. – Ненавижу Старую Площадь. Всех этих университетских говнюков и пронырливых туристов.
Наоми и Виктория что-то буркнули в знак согласия.
Хант не стал допытываться ни почему они торчат здесь, ни где сейчас Исайя, раз тот сам не передал распоряжение Микая. Скорее всего, ангел забавлялся с тем симпатичным парнем, с которым у него роман.
Исайя, будучи командиром 33-го легиона, занимался консолидацией сил обороны Города Полумесяца. Таково было непосредственное распоряжение Микая. Приехав сюда более десяти лет назад, Исайя наслаждался каждой секундой своей жизни в этом городе. Хант, проведя здесь четыре года, не нашел город особо привлекательным. Да, чище и упорядоченнее, чем аналогичные города на Пангере. И улицы прямые. Не то что змеящиеся улочки пангеранских городов, идущие то вперед, то назад, пересекая самих себя. Воплощение неспешности.
Главное, это не Равилис. И правящий здесь Микай – не Сандриела.
Сандриела. Архангелица, губернатор северо-западного квадранта Пангеры. Она была хозяйкой Ханта, пока Микай не выторговал его, пожелав, чтобы Хант очистил Город Полумесяца от всех врагов. Сандриела, сестра-близнец его возлюбленной, ныне мертвой.
Согласно официальным документам, в обязанности Ханта входило выслеживание и уничтожение демонов, прорывавшихся в Город Полумесяца. Но, учитывая, что демоны появлялись один-два раза в году, Хант сразу и с предельной ясностью понял, для каких целей его перекупил Микай. Губернатору понадобился личный ассасин. Тем же самым Хант занимался пятьдесят три года подряд у Сандриелы, лицо которой было точной копией лица его возлюбленной.
Чтобы обе сестры (или оба брата) носили титул архангела и обладали одинаковой силой – такое бывало очень редко и считалось добрым знамением… Пока Шахара и Хант, командовавший ее войсками, не восстали против всего, что составляло смысл жизни ангелов. И пока Шахара не предала сестру.
После того как мятежники были разгромлены на горе Хермон и Хант попал в рабство, Сандриела оказалась третьей в числе его хозяев. Двое прежних архангелов не сумели его сломить. Сандриела, превосходившая их самоуверенностью, решила, что ей это удастся. Началось со «зрелища ужасов» в подземной тюрьме. Продолжилось на залитой кровью арене в центре Равилиса, где Хант сражался с воинами и побеждал, так и не увидев ни одного достойного противника. Потом Сандриела стала поручать ему то, что он умел делать лучше всего, – незаметно проникать в дома и лачуги, чтобы обрывать чужие жизни. Одну за одной, год за годом, десятилетие за десятилетием.
У Сандриелы имелось достаточно причин, чтобы сломить Ханта. Во время трагически короткой битвы на Хермоне он жестоко расправлялся с ее войсками. Молнии Ханта разили солдат Сандриелы, превращая их в обугленные трупы раньше, чем те успевали выхватить мечи. Сандриела была главной целью Шахары. Хант получил приказ уничтожить Сандриелу любым приемлемым способом.
Желание расправиться с Сандриелой появилось у Шахары не на пустом месте. Титулы архангелиц перешли к ним по наследству от родителей, когда безымянный ассасин оборвал жизни отца и матери, исполосовав тела обоих.
У Шахары была своя версия, которую Хант помнил до сих пор: никакого ассасина не было, а родителей убила Сандриела. Сделала она это ради себя и сестры, дабы обе могли править без вмешательства. Доказательств вины Сандриелы так и не нашлось, однако Шахара до последнего дня не сомневалась в причастности сестры.
Гибель родителей и заставила Шахару – Дневную Звезду – восстать против архангелов и астериев. Ей хотелось видеть мир свободным от закоснелых иерархий. Увенчайся мятеж успехом, Шахара затем двинулась бы на штурм хрустального дворца астериев. Но одновременно она жаждала отомстить сестре за чудовищное злодеяние. И орудием мести стал Хант.
Глупцы. Все они тогда были отъявленными глупцами.
Запоздалое признание собственной глупости ничего не меняло. Сандриела считала главным виновником не Шахару, а Ханта. По ее мнению, это он втянул Шахару в мятеж и заставил пойти против родной сестры. И когда они обе схлестнулись в поединке – настолько одинаковые лицом и фигурой, что казалось, будто кто-то из них сражается со своим отражением… Вот тут Хант действительно был виноват, что поединок кончился гибелью Шахары.
Микай хотя бы дал ему шанс на искупление. Хант должен доказать свое полное повиновение архангелам и империи. За это с него когда-нибудь снимут татуировку раба. Через несколько десятков или сотен лет, но, если учесть, что старейшие ангелы доживали до восьмисот… возможно, к старости он заслужит себе свободу. Быть может, умрет свободным.
Четыре года назад, едва Хант появился в Городе Полумесяца, Микай предложил ему сделку. За каждого ангела, убитого им тогда на горе Хермон, он должен будет убивать тех, на кого укажет губернатор. «Смерть за смерть, – сказал Микай. – И когда, Аталар, ты полностью выплатишь долг, мы поговорим о снятии татуировки с твоего лба».
Хант понятия не имел, скольких он тогда убил. Но у Микая имелся список. Архангел был в тот день на поле сражения и видел, как Шахара пала от руки сестры-близнеца. Платить полагалось за гибель каждого легионера. Увидев число погибших, Хант сразу задался вопросом: как определить, скольких убил он, а сколько пали от рук других мятежников.
Две тысячи двести семнадцать убитых.
Хант считал, что он один никак не мог положить стольких. Да, он обрушивал молнии, испепеляя целые отряды, но чтобы так много?
Видя его недоумение, Микай продолжал: «Ты был генералом Шахары. Ты командовал Восемнадцатым легионом. Тебе, Аталар, и искупать вину. Не только свою, но и вину всех, кто сражался в твоем предательском легионе». Потом Микай решил немного подбодрить нового раба: «Задача не такая уж невыполнимая. Часть поручаемых тебе миссий потребует нескольких убийств. Веди себя правильно, повинуйся – и ты сможешь достичь этого числа».
И все четыре года Хант старался вести себя правильно. Повиновался. Сегодняшняя миссия довела общее число совершённых им убийств до восьмидесяти двух. Долбаных восемьдесят два трупа.
Предложение Микая было лучшим, на что он мог рассчитывать. Никакой другой архангел не дал бы ему шанса на искупление. И потому этой ночью он беспрекословно выполнил очередной приказ Микая. По той же причине мысли Ханта были отодвинуты далеко на периферию сознания. Тела он не ощущал, а в голове слышался тупой гул.
Микай был архангелом и вдобавок губернатором, назначенным астериями. Для ангелов – король и закон в одном лице, особенно в Вальбаре, находящейся очень далеко от семи холмов Вечного Города. Если Микай считал кого-то угрозой или ему требовалось осуществить правосудие, его единоличного решения было достаточно. И никто не прибудет сюда разбираться и проводить расследование.
Микаю было достаточно приказать. Обычно он приказывал Ханту.
Приказы приходили в конвертах, которые Хант доставал из своего казарменного почтового ящика. На конверте красовался имперский герб. Имени адресата никогда не было. Только четыре буквы «С. И Н. М.» в окружении семи звезд.
Внутри конверта лежала папка с указанием необходимых данных: имен, дат, преступлений и срока выполнения работы, в которой Ханту не было равных. Иногда Микай пояснял, каким способом надлежит убить ту или иную жертву.
Сегодняшнее распоряжение было лаконичным: огнестрельное оружие не применять. Хант отлично понимал подтекст подобных распоряжений: «Заставь их хорошенько помучиться». И он заставил.
– Когда выйдешь из душа, тебя будет ждать пиво с твоим именем на бутылке, – сказала Виктория.
Их глаза на мгновение встретились. Ничего особенного, просто непринужденное, холодное приглашение.
Хант молча прошел дальше, толкнув плечом дверь душевой. Внутри вспыхнул первосвет. Открыв ближайшую кабинку, он включил воду, задав максимальный нагрев, а сам прошел к стенке, где в ряд тянулись раковины умывальников.
Существо, смотревшее на него из зеркала, было похоже на жнеца. Пожалуй, даже хуже.
Весь шлем был забрызган кровью. Кровь попала на лицо серебряного черепа. Она же слабо блестела на мелких кожаных чешуйках доспехов, на черных перчатках и парных мечах за спиной. Отдельные капли попали даже на его серые крылья.
Хант стянул шлем, потом уперся руками в раковину.
Яркое зарево первосвета выпячивало черный терновый венец, вытатуированный на лбу. Кожа вокруг татуировки была бледнее, чем в других местах его лица: не светло-коричневой, а почти белой. Татуировка, с которой он научился жить. Но от взгляда собственных глаз Хант поежился. Остекленевшие. Пустые. Казалось, он смотрит прямо в Хел.
Мать назвала его Орионом, что в переводе с древнего языка означало «охотник». Знай она, кем он станет, вряд ли дала бы сыну такое имя.
От его перчаток на безупречной фарфоровой белизне раковины остались красные пятна.
Хант со свирепой быстротой снял перчатки. Вода в душевой кабине почти достигла температуры кипятка. Он снял оружие, затем доспехи, оставив на белых плитках пола еще несколько кровавых разводов.
Раздевшись окончательно, он встал под беспощадные, обжигающие струи.
