Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Рокочущие ряды
Мы сами решаем, как реагировать на те или иные стимулы. Ничто не может заставить вас расстроиться, или обрадоваться, или разозлиться – это все лишь ваш выбор. Только вы выбираете то, каким видите мир.
Весь следующий день я изящно балансировала между депрессией и эйфорией.
С одной стороны, мне было горько и странно из-за Полыни. Я не понимала, почему Ловчий до сих пор в тюрьме, и мне самой не удалось ничего узнать об этом. Кое-какая информация должна была появиться вечером, но до тех пор у меня не получалось отвлечься и выдохнуть.
– Ты сказала «Полынь» двадцать раз за последние полчаса. Мне кажется, у меня вот-вот начнется аллергия на это слово, – проворчала Кадия, расставляя лимонад и ягоды на садовом столике.
– Аллергия не так появляется, – рассеянно бросил Дахху из гамака и схлопотал лимонадной соломинкой по макушке.
Да, за мою эйфорию отвечали эти двое. Сам факт их наличия, их шуточек и перебранок, искреннего смеха и не менее честной тоски. Я прямо чувствовала, как окончательно исцеляется моя издерганная в Шэрхенмисте душа, как сердце вновь наполняется светом: я дома.
Кадия, как всегда, в одночасье простила Смеющегося (он, как обычно, не понял, что у них вообще был конфликт), и мы весь день провели втроем в поместье Мчащихся. Из Лазарета Дахху выставили еще с утра пораньше: ох и долгий же это был переезд! На прощанье ему выдали костыли и огромный набор обезболивающих – теперь друг лежал в гамаке, бледный и благостный, в обнимку, конечно же, с «Доронахом».
А когда на город спустилась ночь, я вновь нацепила свой нос и отправилась на Невероятно Тайную Встречу.
Провожал меня – вернее, подвозил – Патрициус. Я почему-то была уверена, что кентавр – из племени жаворонков, а нет… Оказалось, он донельзя болтлив в любое время суток.
Я тихонько сцеживала зевоту в кулак, пока Патрициус Цокет заходился трепом:
– «Ухо и Копыта»… «Ловкость и Перевозки»… «Езжай и Стражди»… О. «Езжай и Стражди»! Как вам, мадам? – Патрициус ухватился за это словосочетание, покатал его на языке так и эдак. – Прекрасное название для нашей команды!
Я не разделяла его восторга:
– Немного упадническое, как считаешь? Куда езжай? Почему стражди?
– Зато как звучит!.. Приехали. Подождать вас?
– Да! Иначе я вряд ли отсюда выберусь.
– Ваша правда, мадам! «Езжай и стражди» друг без друга не могут! А если серьезно: кричите, если кто-нибудь к вам пристанет. Я как раз пару дней назад переподковался, хорошо бить могу, очень звонко.
Я поблагодарила кентавра за заботу и потопала к тускло освещенному рынку, проглядывающему за темным орешником.
Там на набережной Топлого канала прижимались друг к другу десятки торговых палаток. Все – сумрачного травянистого цвета.
Длинные гирлянды из багровых лент опутывали непромокаемые козырьки и столбы-указатели. На них были подвешены банки с болотными огоньками. Огоньки денно и нощно бились в стекло, раздражаясь и разгораясь от этого лишь ярче.
Под натянутыми тентами сидели мастера-татуировщики, беззубые картежники, кальянщики с густо подведенными глазами и сумасбродные предсказательницы. На прилавках было разложено оружие и поблескивали артефакты – дешевые, массового производства. Почти безобидные. По-настоящему серьезные товары торгаши прятали в опутанных цепями сундуках у себя за спинами.
Рокочущие ряды… Наш черный рынок. Работает только по ночам, зато совершенно бесстыже, в открытую. Сайнор давно махнул на него рукой – пусть в Шолохе лучше будет немного контролируемой преступности, чем много бесконтрольной.
Простым горожанам тут делать нечего. Под глухими мантиями покупателей может скрываться кто угодно – кошкоголовый степной ассасин, съехавший с катушек архимаг, эльфийский мастер-отравитель… Толкнешь такого случайно – и до свидания, жизнь, приятно было познакомиться.
Помню, меня занесло сюда в ту неделю, когда я самостоятельно бегала по всему Шолоху, решая дела для Полыни.
Нужно было стребовать неоплаченный налог с равнинного торгаша эликсирами. Я думала, живой не выберусь, когда лавочник, не обрадовавшийся такой гостье, оскалил на меня три ряда клыков. Да еще и зашипел, выпустив зеленые когти.
Правда, налог он все-таки отдал. После этого я вернулась в наш кабинет, и куратору пришлось стерпеть мое краткое, но эмоциональное выступление на тему «гори оно все синим пламенем, я больше никогда не пойду туда одна». На словесные утешения Полынь скупился (подозреваю, он меня вообще не слушал), но кофе подливал исправно.
И вот месяц спустя я снова в Рокочущих рядах.
И снова одна.
Эх, судьба, сколько ж раз ты готова подсовывать нам одни и те же испытания, пока мы не пройдем их на должном уровне? Изволь принять правило, человече: развивайся. Или – прочь из игры!
Я поежилась, надвинула шляпу на глаза и медленно пошла по рынку. В руке у меня была схема Рокочущих рядов с жирным чернильным крестиком, перечеркивающим площадку у самой реки. Слегка поблуждав в лабиринте прилавков и поймав на себе пару нездоровых взглядов, я вышла к нужному месту.
На затянутых водорослями ступенях, спускающихся к самой воде, спиной ко мне сидела девушка. Ее русые волосы были подстрижены под пружинистое каре. Круглые металлические очки с толстой оправой – то ли воздухоплавательные, то ли для ныряния, – служили девушке вместо ободка. Диковинные такие очки! Визитная карточка Андрис Йоукли.
– Привет, – сказала я, присаживаясь на скользкие ступени рядом с Ищейкой.
Она повернулась ко мне и внимательно оглядела меня с головы до ног. Потом какое-то время понаблюдала за тем, что происходит вокруг нас.
Я и сама стала ее разглядывать, не менее тщательно. Даже более тщательно: брови Андрис поползли вверх при виде такой моей прилежности. С ней все было по-прежнему: комбинезон из грубой ткани, рубаха под ним, румяные щечки и татуировка волчьей головы на предплечье.
– Йоу, Тинави! Надо же, а я боялась, что это будет ловушка, а не настоящее приглашение, – подивилась Андрис, закончив осмотр.
Она выпустила клуб вонючего вишневого дыма из курительной трубки и разжала руку. На ладони Ищейки лежал звездчатый металлический амулет.
Андрис запихнула его в нагрудный карман и широко улыбнулась:
– Думала, сейчас придет какой-нибудь хмырь подставной, припечатаю ему на шею Светило Утопленника и буду макать головой в воду в целях самообороны – подготовилась вот. А это действительно ты – невероятно! Где раздобыла такой шикарный нос, признавайся?
Я призналась.
– Отдай потом мне, – попросила Андрис. – В работе пригодится.
Она достала из рюкзака сочное красное яблоко, отерла его рукавом рубашки и предложила мне. Потом вытащила еще одно для себя. Мы энергично захрустели, что никак не вязалось у меня с черным рынком, чье опасное варево бурлило у нас за спинами, изредка выплевывая драки.
Андрис очень любила оружие. Неизбывной радостью для нее было пойти и спустить ползарплаты на какие-нибудь безумные зажигательные смеси, метательные ножи и хитроумные стебельковые пики. Еще она не понаслышке знала, как обращаться с гайками и винтиками: Йоукли могла играючи собрать с нуля походный нож, да не простой, а с какими-нибудь медными шестеренками по боку и выпуклыми линзами разноразмерных луп.
В общем, Рокочущие ряды не только были важны для нее с точки зрения рабочих контактов, но и нравились Йоукли сами по себе. Это она выбрала их для нашего тайного свидания.
– Андрис, почему Полынь в тюрьме?
– Потому что нарушил закон.
– А что насчет генеральского желания? Что он попросил, если не свободу?
– Понятия не имею. – Ищейка с размаху метнула огрызок яблока в реку. – К нему не пускают визитеров.
Потом Андрис взяла свою трубку, вытряхнула из нее старый табак и полезла в кисет за свежей порцией.
– Более того, никто причастный не соглашается даже словечком про Полынь обмолвиться. Я подняла все свои связи, просто все. Всех должников перетрясла, лишь бы хоть что-то узнать. Но им будто языки отрезали. Молчат, и все тут.
Андрис щелкнула пальцами, зажигая трубку. Набрала полный рот вишневого дыма и выдохнула:
– Ситуация нехорошая, Тинави. Король бросает Внемлющего в тюрьму, затем – ни с того ни с сего – признает его Генералом Улова, заказывает статую, и – тишина. Никакой информации про казнь. Ничего про дарственное желание – загадано, не загадано. Мне кажется, его Полыни вообще не дали. Плюс тотальная изоляция. А ведь даже к самым страшным убийцам допускают мастеров Легких Мыслей и близких родственников.
– Но ведь ты не родственник, – осторожно заметила я.
– Я лучше родственника, Тинави.
М-м-м. Вот как.
Ищейка продолжила:
– Я не понимаю, зачем Сайнор устроил этот фарс с генеральством. Боюсь, от короля добра не жди.
«Просто Сайнор не может противиться воле хранителей, а приказ Карла был весьма четким: не убивать, выдать генеральство и желание», – подумала я. Я могла бы успокоить Андрис, в который раз за день заведя героическую волынку о своих похождениях, но…
Но пока не стала этого делать.
– Как ты сбежала из тюрьмы, Тинави? Ты можешь провернуть это еще раз?
– Нет, не получится: там была индивидуальная ситуация.
– Точно-точно?
– Точно, Андрис.
– Жаль… Я на тебя рассчитывала, – прикусила губу лучше-чем-родственница.
– Ты хочешь устроить побег Полыни?
– Да.
Мы немного помолчали. Блестящая в свете молодой луны вода Топлого канала зеркалом лежала перед нами. Отдельные островки кувшинок белыми пятнами разбивали черное безмолвие водной глади. Вдалеке надрывались лягушки, в лещине на противоположном берегу зарянка упражнялась в музыкальных гаммах, а постаревшие стволы орешника скрипели и завывали на ветру.
– А что говорят в ведомстве? – не удержалась я от вопроса.
– О чем?
– Ну о заключении Полыни. И о моем исчезновении.
Прежде чем ответить, Андрис выпустила несколько дымных колец:
– Ты только не обижайся, но… Ни одна сплетня не живет больше недели нигде, кроме как в головах действующих лиц. Про Полынь иногда вспоминают, правда. Про тебя – нет.
Я, конечно, обиделась. Но постаралась это подавить, еще больше уязвленная оттого, что меня такое обижает и что Андрис это заметила.
Ищейка поднялась и поманила меня:
– Пойдем, покажу кое-что.
Вслед за Андрис я устремилась в ядовитые пары Рокочущих рядов. Йоукли была здесь одной из немногих, кто не скрывал лицо. Она со знанием дела лавировала между головорезами всех мастей, и ее хорошенькая кругленькая рожица с родинкой под правым глазом вызывала недоумение у матерых контрабандистов.
Ищейка отвернула полог какого-то особенно грязного шатра, и, зайдя за ней внутрь, я поперхнулась от неожиданности: на длинных походных матах сидела целая банда горных троллей.
Внезапно!
Тролли резались в покер, но замерли при нашем появлении. Меня впечатлили их каменные лица с фиолетовым отливом.
– Йоу, ребята, – сказала Андрис.
– Здорово, – ответили тролли.
– Вечер добрый, – вежливо улыбнулась я.
Андрис представила нас. Не берусь повторить прозвучавшие имена, так как мода у троллей странно тяготеет к согласным буквам: сочетания типа «грвкшм» и «дцхчтк» кажутся им приятными и мелодичными. Как Андрис не сломала язык, знакомя меня со своей шайкой, – ума не приложу.
– В общем, это мой крайний выход, – объяснила она, когда мы снова вышли на улицу.
Я нахмурилась:
– Ты что, возьмешь королевскую тюрьму приступом?
– Я тебя умоляю! Нет, конечно. Мы собираемся под курган, найти его высочество. Королевской награды в сто тысяч хватит на то, чтобы с потрохами купить не одну смену тюремной стражи.
– Но, Андрис, я не думаю, что Лиссай…
– Жив? Я тоже не думаю. Но даже тело принца – это лучше, чем ничего, – вздохнула она.
Вообще-то я хотела сказать, что Лиссай вряд ли под курганом, ну да ладно. Может, хорошо, что она меня перебила.
– Тролли – самые твердые ребята во вселенной, – продолжала Андрис, постепенно увлекаясь. – Я подсчитала, какими бы кровососами не были эти тысячелетние упыри, они потратят на одного тролля столько времени, – даже если не будет сражения, просто попробуют от него что-то отгрызть, – что я успею полнекрополя обежать в поисках принца. А у меня троллей много, ты сама видела.
– А тролли знают, что ты их за «мясо» считаешь?
– Тролли ценят любые аферы, от которых хоть немного пахнет деньгами. И очень верят в себя.
– Но эти упыри перебили кучу магов, потом растерзали пятерых Ходящих и почти прикончили шестого.
– В несколько приемов, не забывай. А нас будет три дюжины. Может, упыри вообще наелись уже – никто ведь не удосужился проверить… Тинави, я не верю Сайнору. То, что Ловчего до сих пор не казнили за измену – это чудо какое-то. Король может передумать в любой момент. А я не собираюсь лишаться Полыни окончательно.
Я подцепила ногой камешек и бездумно пнула его, запулив далеко вдоль торгового ряда. Камешек, как назло, попал в щиколотку какому-то негодяю в узких штанах. Негодяй стал медленно и неумолимо разворачиваться в нашу сторону. Это не предвещало ничего хорошего. Я ойкнула. Андрис схватила меня за рукав и утянула в щель между двумя палатками, от греха подальше.
Все это время она не переставала расписывать мне плюсы своего плана. Ее подгонял страх перед возможной казнью Полыни… Я же знала, что времени у нас, в теории, полно (если не брать в расчет крайнюю тоску пребывания в тюрьме): можно придумать план получше.
Да и вообще. У Полыни есть желание! Если бы приспичило выйти – он бы вышел.
– Ну что, ты с нами? – Слова Андрис ударили меня, как обухом по голове.
– С вами?
– Да, ты ведь тоже пойдешь под курган? Если выберешься живой, Сайнор и тебя, в теории, может амнистировать, – улыбнулась она. – Зачем жить подпольно?
Я замешкалась и увидела, как улыбка Йоукли потихонечку-полегонечку сползает вниз, очень медленно, будто давая мне шанс одуматься, исправиться. О нет. Она думает, что я струсила! Прах! Но ведь…
– Экспедиция под курган не имеет смысла, Андрис, – вслух закончила свою мысль я.
Твердо, максимально твердо.
– Тинави, я все просчитала. Это единственный выход. Поверь. – Она развела руками.
– Это вообще не выход. Это скорее бестолковое самоубийство.
Я хотела пояснить свою мысль, но в этот момент Андрис посмотрела на меня с таким неожиданным… презрением, что ли, что я невольно отшатнулась.
– Я не настаиваю на твоем участии, – сухо проговорила Ищейка. – Просто предложила, решив, что так правильно. Ведь это ты бросила его там, Тинави. – Голос ее стал ниже. – Ты бросила его в тюрьме, а сама каким-то образом сбежала – согласись, некрасиво? Но, оки-доки, об этом забудем. Однако не надо пугать смертью меня, ладно? Я – не ты. – Она сложила руки на груди и вызывающе приподняла брови.
У меня в глазах потемнело от внезапной злости. Стайка теневых бликов с любопытством прыгнула на периферию взгляда, и в сознании мелькнуло ликующее: «Испепелим ее?!»
Я ахнула, заморгала и панически прижала руки ко рту: так, тихо, унни! ТИХО, я сказала!
Андрис, видимо, приняла эту мизансцену за какие-то новые доказательства моего страха.
Ищейка фыркнула, отвернулась и попробовала уйти, но я ухватила ее за рукав рубашки:
– Андрис, погоди! Ну не глупи, пожалуйста! – Злость смешалась с паникой. – Просто поверь мне – тебе некуда торопиться с этим планом, хорошо?
– Не хорошо. – Она отцепила мою руку от локтя. – Мы выдвигаемся в четверг ночью, я уже обо всем договорилась. Если у тебя есть какие-то обоснованные возражения – говори. Я слушаю.
Меня жутко коробил ее тон. Мягко говоря, он не добавлял желания делиться хоть чем-нибудь.
Я неохотно выдавила:
– Это очень долгая история, Андрис… Там полно чужих тайн, поэтому я бы не хотела ее рассказывать.
– Йоу, ну конечно! Или ты просто не хочешь, чтобы это я вытащила Полынь. Но и самой тебе неохота стараться. Помнишь сказ про собаку на сене?
Сиплая злость внутри меня снова всколыхнулась… Я замерла, пытаясь подавить эту манящую ярость в душе. Прах, мне что, теперь всю жизнь с соблазном разрушения бороться?!
Андрис, не отводя от меня взгляда, искривила губы так сильно, что они уплыли вбок, будто у рисованных персонажей. В эту скособоченную ухмылку Андрис привычно воткнула трубку, пыхнула дымом и вдруг начала меня отчитывать:
– Молчишь, Тинави? Удобная у тебя позиция – обмотаться не своими тайнами, будто поясом смертника. Как бы все по принуждению. Ты такая маленькая, слабенькая, миленькая, с этими огромными глазищами, и жутко хочешь всем помочь, но не можешь – иначе злоумышленник, хозяин пояса, подорвет все к праховой бабушке. Отличный предлог для ничегонеделанья. Это работает раз. Это работает два раза. Но трижды… Не знаю. Ты мне нравишься – боги видят, ты мне нравишься, – но что-то мне уже надоело. Многовато вокруг тебя вопросов, даже если смотреть с отдаления, как это делаю я. Полынь, может, и готов был с тобой нянчиться, он слишком уж падок на прикопанные секретики, но со мной так не пойдет. Выкладывай начистоту – или смирись с тем, что ведешь себя недостойно.
В ее медово-ореховых глазах был такой вызов, что мне захотелось убежать – чтобы случайно не сделать чего-то, о чем пожалею… Но я лишь глубоко вдохнула, прогоняя блики. Спокойствие, только спокойствие.
Я склонилась к Андрис, девочке-отвертке, и тихо повторила:
– Вам некуда торопиться. Не надо идти под курган. Полынь не казнят. Лучше придумать другой план.
– Придумывай. Расскажешь, когда я вернусь из некрополя.
Башенные часы на Ратуше начали вызванивать полночь. Звук постепенно подхватывали все остальные куранты и колокола столицы. Традиционное ночное шоу, главный объект ненависти всех любителей тишины.
Йоукли воспользовалась долгим перезвоном как предлогом и, попрощавшись, выскользнула из нашего уголка и мгновенно затерялась среди посетителей Рокочущих рядов.
Я застонала и закрыла лицо руками.
Когда я вернулась в поместье Мчащихся, Кадия еще не спала, судя по горящим окошкам ее спальни.
Всю дорогу до этого Патрициус продолжал радоваться нашему с ним «новорожденному дуэту, прекрасному союзу», совершенно игнорируя тот факт, что я не проронила ни слова. Кентавра так воодушевляла идея бравой команды «Езжай и Стражди», что он даже собрался рисовать о нас комиксы, подрядив в качестве художниц своих многочисленных дочурок.
– Кажется, я опять наделала глупостей… – простонала я, вваливаясь в комнату.
– О, ну хоть что-то в этом мире стабильно! – отозвалась Кадия. Подруга сидела в удобном бархатном кресле и хихикала. В кресле напротив сидела моя подводная ночнушка.
– Ты посмотри, Тинави! Эта штука повторяет все мои жесты! – восторженно взвыла Кад.
Для демонстрации волшебства она показала мне кукиш. Рукав серебристого балахона тотчас свернулся в такую же фигу. Кадия заржала. Ночнушка мелко затряслась, переливаясь чешуйками.
– Кажется, вы отлично сработались! – улыбнулась я.
Кадия лишь ликующе закивала, радуясь, как ребенок. Мне не хотелось портить ей настроение своими проблемами. Я села поодаль и стала придумывать планы – миллион планов по спасению Полыни из тюрьмы. Ни один не выдерживал критики…
На сто двадцатой дурацкой идее я сдалась и рухнула на кровать лицом вниз. Мне было стыдно перед Андрис. Кадия продолжала экспериментировать с рубахой, громко удивляясь и восторгаясь ее знаниями-уме- ниями.
– Ну вообще! Она даже сама на меня надевается, с лету! А-ха-ха, ты что щекотишься, поганка!
Я уже спала, когда Кад заботливо подоткнула мне одеяло.
– Утро вечера мудренее, подруга. Все наладится. Обещаю, – сказала она, и в ее голосе звучала непривычно мягкая улыбка.
Мой сон тотчас стал гораздо светлее.