Отзывы о книге Петербург

Очень яркий поток сознания и есть, что порассматривать. Вся книга как богатая коллекция иррационального, шлейф снов, фантазий, описаний реальности как чего-то фантасмагорического. В результате в целом простой сюжет превращается в нечто, существующее на грани воспаленного температурой восприятия. 

Лихорадочный и мистический Петербург на фоне событий первой русской революции, очень динамично, живо, на нерве. Мне не хватило эмоциональной вовлеченности, не погрузилась в главную интригу, но то, как прописаны герои, их действия, события - завораживает, увлекает. 

Среди русских авторов отметила его для себя. 

1905 год. Николай Аполлонович Аблеухов получает от товарищей-революционеров некий предмет, который он должен будет использовать в определённый момент против определённой персоны.

Я была настроена скептически, поскольку много читала о Белом и не думала, что такой «болтун» может мне понравиться. Но уже с первых страниц я поняла, как сильно ошибалась.

В «Петербурге» восхитительный текст: многословный, витиеватый и поэтический. При чтении создаётся впечатление, что перед тобой Гомер, который по какой-то причине решил перенести действие своих произведений в Питер. Это один из самых красивых текстов, что я читала за последнее время.

Белый мастерски нагнетает атмосферу. В течение двух последних частей книги я безумно нервничала. Признаюсь, впервые за долгое время (честно говоря, не помню, когда…

Безусловно, роман шедевральный. Он являет собой образец сложносочинённой прозы, написанной аутентичным языком, не имеющим аналогов в русской литературе. Сам же сюжет схож с атмосферой сна, подчас волшебного, порой кошмарного. Книга, как и вся серия, оформлена замечательно. Нетривиально выглядящая обложка хоть мягкая, но прочная. Бумага неплохая по качеству. Шрифт средний

Неизмеримости полетели навстречу.

Прочитав первые главы две, думала, что назову «Петербург» эдакой версией «Улисса» для начинающих: в обоих случаях мастера слова долго-предолго выпендриваются ради выпендрёжа, но у Белого есть сюжет, причём сюжет понятный без чтения комментариев, с драмой и мелодрамой, всё как полагается. Казалось бы, он должен читаться легче.

Однако же где-то на середине поняла, что нет, «Улисс», при всех своих куда более мудрёных витиеватостях, читался проще, бодрее. Потому что Джойс принял совершенно верное решение менять стиль от главы к главе. Благодаря этому, даже если тебе не очень нравится подача одной главы, с нетерпением ждёшь следующую, ведь там тебя ждёт что-то новое, и старое не успевает надоесть. А в «Петербурге» сначала восторгаешься тем, как Белый…

Видимо жизнь Российской Империи 1905 года стала такой, что для её художественного изображения не хватало реалистической прозы середины 19 века. Сказать "Иван Иванович проснулся и, посмотрев в окно, позвал камердинера Гришку" - уже не отражает жизнь. Белый использует ритмическую, графическую прозу. Он работал над именно над графическим преобразованием стиха, его любимый знак препинания "-" , да и приём с лесенкой Белый использовал раньше Маяковского. Эта книга о конце той России, которую создал Пёрт и воспел Пушкин в "Медном Всаднике", Петербург здесь должен возникнуть в последний раз и исчезнуть. Чтобы роман мне понравился - нет, здесь слишком много бреда, чепухи, ерунды, галиматьи, чуши и бестолковки. Возможно желание Белого сократить роман вполне оправдано. Дело не в объёме, а в…

Прекрасный представитель поэтической прозы. Владение русским языком у автора на высшем уровне (хочется уметь так же упорядочивать слова)).

А благодаря аудиокниге (чтец Сергей Михайловский, действительно хорош) никакая бессонница не устоит, очень хорошо убаюкивает ритмичность текста.

«Есть бесконечность в бесконечности бегущих проспектов с бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней. Весь Петербург — бесконечность проспекта, возведенного в энную степень.»

«Параллельные линии на болотах некогда провел Петр; линии те обросли то гранитом, то каменным, а то деревянным забориком. От петровских правильных линий в Петербурге следа не осталось; линия Петра превратилась в линию позднейшей эпохи: в екатерининскую округленную линию, в александровский строй белокаменных колоннад.»

Я продолжаю читать его до сих пор и не представляю, закончится ли это вообще. Самая странная книга, непонятная, неподступная.. ее хочется закрыть и никогда не возвращаться. Но она так затягивает! Будто ты что-то чувствуешь, но никак не можешь ухватиться за суть.

За “Петербург” Андрея Белого прозвали русским Джейсоном Джойсом, да и писали они примерно в одно время.

Роман написан в технике потока сознания и имеет славу самой сложной книги о предреволюционной России. Ничего сложнее на русском языке любой эпохи вы точно не найдете. Таких образов, сравнений, метафор я вообще нигде и никогда не встречала. Когда читаю очередную главу, кажется, что обкурился не автор, когда писал, а я в моменте. Будто ты видишь сон сумасшедшего, но сон настолько реален, что сам начинаешь верить в правдоподобность…

Шикарный роман, который чуть не свел меня с ума, причём в прямом смысле слова)) Мне теперь требуется отдых в санатории как минимум и тщательное избегание любых описаний шизофрении в литературе в последующие годы. Белый - мастер выкручивать мозг, уводить читателя в лабиринты ломающегося сознания, в космические пространства и бесконечности времени, в наступающее небытие и галлюцинации.
Ритмичность, повторы, символы - все это срабатывает удивительным образом, мы действительно попадаем на одну волну с героями книги, особенно с теми, кто теряет или уже успешно потерял рассудок (а таких тут каждый второй почти). Если вы чувствительный и очень впечатлительный человек, как я, например, - бегите прочь от этой книги и забудьте дорогу назад - депрессивное состояние и кошмары по ночам гарантированы…

В этом романе, словно в Dance Macabre, переплелись маленькие люди Гоголя, тварь дрожащая Достоевского, погибающая в мрачном Петербурге, немного изысканности с балов Толстого, и всё это приправлено революционизмом.

Кажется, что и Булгаков взял себе что-то мистическое в свою Москву из Петербурга Белого:

- «Ты позвал меня… Ну - и вот я…» Енфраншиш само теперь пришло за душой.