Рецензии

Мда... (( Так-то я эту книжку давно уже прочитала... все руки не доходили написать отзыв. Не доходили, не доходили, а тут... ((

Про что: все то же самое, что и во всех книгах Ширвиндта. Немножко воспоминаний, немножко баек и анекдотов... немножко размышлений о жизни... В эту еще добавлено много фотографий и даже выдержки из писем.

К моему сожалению, книги эти очень дорого стоят. Так что я в основном на них только посматривала и планировала. К тому же, в них многое перекликается... А тут увидела в библиотеке - и, конечно, сразу взяла.

Ну что же - прочитала с большим удовольствием. Да, многие фрагменты повторяются, и мне уже знакомы по прошлым книгам. Но автор честно в начале предупредил, что сам забыл, что писал раньше, что не писал. Склероз. Ну, это простительно... Зато есть и что-то новенькое. И приятно (хотя и отчаянно грустно) в очередной раз вспомнить прошлую жизнь... когда все было как будто в вечном золотом полдне. И я подумала, что все равно буду читать все книги, сколько бы еще автор их не написал. Ну вот - больше уже не будет.

«Годы идут… Все чаще обращаются разные СМИ с требованиями личных воспоминаний об ушедших ровесниках. Постепенно становишься комментарием к книге чужих жизней и судеб».
***
«Однажды я вывел формулу, что я такое: рожденный в СССР, доживающий при социализме с капиталистическим лицом (или наоборот)».
***
«…И Александр Александрович Калягин, сидящий в президиуме (хотя, конечно, это счастье, что есть люди такого актерского уровня, которые при этом хотят быть главными начальниками)».
***
«Есть анекдот: работник крематория чихнул на рабочем месте и теперь не знает, кто где. Сейчас эпоха так чихнула на наше поколение, что где кто, совершенно неизвестно».
***
«Мужчина должен копать, пахать, колоть, ковырять, в крайнем случае руководить, а не пудрить лицо. Я, конечно, утрирую, но что-то немужское в лицедействе есть. Я стараюсь считать себя педагогом, профессором, может быть, немножечко режиссером. Актером же в чистом виде к моим годам считаться уже нехорошо. Надо иметь какую-то настоящую профессию, актерства для мужчины маловато».
***
«У нас в театрально-педагогических кругах есть такая традиция. Приходит студент-красавец. Два метра ростом, белые кудрявые волосы, голубые глаза, торс. Ну явно Ромео или Джеймс Бонд. Где-то на третьем курсе ему обязательно дают сыграть в отрывке Гобсека или какого-нибудь маразматика. Это называется – на сопротивление материалу. Моя сегодняшняя беготня по сцене – это на сопротивление материалу. Потому что материал совершенно уже не бегает, но сопротивляться надо».
***
«Так как я начальник театра, сегодня моя творческая деятельность сводится к тому, чтобы вернуть артистов в театр из так называемого кино. Сериалы невыносимы, и артисты в них сами становятся как мыло и просто выскальзывают из рук».
***
«Более пятидесяти лет я преподаю в родном Щукинском училище. После Этуша я самый старый педагог. Евгений Князев, нынешний ректор, в каком-то архиве отыскал приказ 1957 года о зачислении меня на кафедру пластической выразительности актера. Глядя на мою сегодняшнюю комплекцию, трудно поверить, что тогда я преподавал фехтование и сценическое движение».
***
«Педагогика – это вампиризм чистой воды. Приходишь после всех профессиональных мук к этим молодым щенкам, видишь их длинные ноги и выпученные глаза и поневоле питаешься от них глупостью и наивностью».
***
«Меня критиковали, что по сцене ходит десяток Ширвиндтов. Но, нисколько не сравнивая себя с великими, вспоминаю, как на заре «Современника» во всех спектаклях по сцене гуляло несколько Ефремовых. Когда плотно общаешься с людьми, от тебя идет какая-то заразительность. Если у меня получилось придать им некоторую легкость, мягкость, ироничность – дай бог. Потому что остального они наглотаются до ушей».
***
«Многие молодые теперь считают, что незачем четыре года мучиться в театральном училище, если можно воткнуться в раскрученный телепроект, и ты уже – «звезда». Но невозможно за четыре дня приобрести профессиональные навыки в этих телепроектах. Хотя и одного образования тоже недостаточно. Из-за тех, кто стал актером не от Бога, а от образования, в театре возникает неразбериха. Ведь никто не может сам себя признать актером второго, третьего или четвертого сорта».
***
«Книги обязательно надо читать. Главное – не выписывать понравившиеся цитаты. Потом такие цитаты создают ощущение, что это твои мысли».
***
«В три часа ночи очень утомительно быть искренним, но приходится, потому что врать некому, а сон не идет».
***
«Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен. Эта театральность существования касается не только Думы, но абсолютно всех сфер нашей жизни».
***
«Дети не понимают родителей – это данность. Но это не конфликт. Конфликт в нежелании понимать, что тебя не понимают».
***
«Дети, внуки и собаки быстро стареют. Хочется свежести. Появляются правнуки. Это обнадеживает».
***
«В старости нельзя рыпаться никуда – худеть, толстеть, бросать пить, начинать пить. Самое страшное – когда прут против конституции».
***
«Тяга к эстраде! Разговор со зрителем напрямую, без четвертой, театральной стены, глаз в глаз, стал для меня профессиональным недугом, физической необходимостью. Я мечтал о хороших аудиториях и о дерзких репликах из зала, на которые я лихо, остроумно и броско отвечал бы с ходу».
***
«Часто слышишь от артистов: как хочется отдохнуть от своих! А потом они идут в какой-нибудь клуб – и так тошно становится. Артисты – это своеобразные животные, и у них должен быть свой вольер – Дом актера. Там и старые львы, и юный зайцы, и вальяжные лисы. Отсюда ни с чем не сравнимая атмосфера: и шутки, и глупость, и драки впустую, и слезы, и амбиции, и нарочито громкий смех – все соединяется в симфонию-какофонию, и получается дом артиста».
***
«Мои молодые друзья, - фирменным бархатным голосом произнес он, - запомните: если не играть и не репетировать – лучше нашей профессии нет».
***
«Мало я знаю людей – я почти их не знаю – которые уходили бы из театра сами. Из театра или выгоняют, или выносят – третьего не дано».
***
//Андрей Миронов// «Зыбкая мечта человека умереть в своем доме. Андрей умер там, где он жил – на сцене».
***
«Чем крупнее личность, тем опаснее ее случайное осмысление. Поэтому личности вынуждены быть закрытыми от обывательских расшифровок».
***
«Со страшным ускорением уходят в небытие соученики, сослуживцы, друзья. Не хватает ни сил, ни слов, ни слез. Нечем заполнить вакуум единственной питательной среды – дружбы».
***
«Добрые слова надо писать ранним утром – к вечеру начинаешь сомневаться в их искренности».
***
«Самобытная внешняя красота и высокий талант редко совместимы, как хрестоматийные гений и злодейство».
***
«…Формула его существования – «Все свое ношу с собой» - он духовно и материально несет шлейф биографии, помнит и любит все, что с ним случилось».
***
«Поздно менять друзей, ориентацию и навыки существования. Смысл существования – в душевном покое и отсутствии невыполненных обязательств. Но обязательства все время нахлестывают».
***
«Любая вера – марксистская, православная, иудейская – с одной стороны, создает какие-то внутренние ограничения, а с другой – дает какую-то целенаправленность развитию организма. Самое главное: молодой особи она дает этакий поджатый хвост. Нельзя жить безбоязненно. Нельзя не бояться, когда переходишь улицу. А сейчас никто ничего не боится».
***
«Как писал Пушкин: «И пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказанья перепишет…» Недавно мне пришло в голову, что перепишет – это не освежит, а даст другую версию. Очень страшно, когда твою жизнь будут переписывать. Умрешь, и перетряхнут все твои койки, письма. Так потихоньку индивидуальность превращается в версии исследователей».

Можно бесконечно долго наблюдать огонь, воду и остроту ума Ширвиндта.
(Максим Галкин)

80 лет - приметный юбилей для человека, особенно, если этот человек такая известная личность, как Александр Ширвиндт. Тёплые дружеские поздравления, слова признательности и восторги, пожелания и воспоминания составляют одну третью часть книги (не в количественном значении, а в тематическом). Чтобы иметь возможность привечать юбиляра, достаточно находиться в его телефонной книжке - она и послужила опросником. Вторая треть - ответы юбиляра, некоторые уже запоздалые. Как признаётся автор, именно желание поблагодарить каждого, сподвигло на написание этой книги. Книга-ответ-всем-друзьям. Первые части носят название "Между нами". Есть и третья часть под названием "Между тем" (оно само за себя говорит).

Достаточно взглянуть на фамилию автора мемуаров, чтобы догадаться, под обложкой ожидают шутки. Тонкие, ироничные, с лёгкой грустью прожитых лет - цитатник раздувался на глазах. а я уставала бегать от читалки к компу. Хуже было ночью (люблю почитать после полуночи, когда комп выключен и ничего не отвлекает), я просто изнывала от невозможности добавить в любимое очередную "шутку юмора".
Когда слова благодарности и признательности высказываются тем, кого уже нет рядом, когда круг ровесников резко сужается, когда всё чаще шутится на тему старости, обязательно будет присутствовать нотка грусти. Она не миновала этот сборник. И всё же, если поздравительный спич выходит из уст (или из-под пера) таких мэтров, как Геннадий Хазанов, Михаил Жванецкий, Леонид Ярмольник, Эльдар Рязанов, Константин Райкин, Александр Калягин, Максим Галкин, Владимир Винокур и многих других признанных шутников, то улыбаться приходится больше.

Говорить о твоей уникальности – такая же банальность, как утверждать, что редкая собака добежит до середины Кореи.

Есть в записках Ширвиндта милые для сердца упоминания о моих земляках - Иосифе Кобзоне, команде "Шахтёр".
Особого внимания заслуживают иллюстрации Натальи Колпаковой, не уступающей по чувству юмора мастерам словесного жанра.

Очень хотела купить и прочитать эту книжку. Во-первых, я очень люблю "Ангелову куклу", которая меня в своё время потрясла. Во-вторых, после прочтения прошлым летом "Лестницы Якова" Улицкой я заинтересовалась работой театрального художника - решение спектакля в пространстве, и рисование, и архитектура, 3-Д в театре.
Купила и подарила бате. И надо сказать, что ему очень выгодно дарить книжки - он их обратно отдаёт, чтобы и я прочитала.

Книга эта не только про театральных художников.
Это очень интересные заметки про Планшетных крыс. Оказывается, так называется вообще любой выдающийся мастер на театре (кроме актёров и режиссёров): художники по свету, бутафоры, рабочие сцены, плотники, макетчики, машинисты.

До революции в машинисты шли старые боцманы. И это сравнение сцены с парусником - захватывает дух.
Ещё Кочергин пишет про химика, который окопался в театре (он был из бывших - и театр позволил ему выжить, не выдал) и создал знаменитый булатовский голубец - краску такую яркую и звонкую, что до сих пор никто повторить не может. Горбун, холостяк, умница, с бальной залой в качестве жилища, с хобби - вырезанием ножницами (мог делать потрясающие вещи - объемные картины), с оперой. А как Кочергин описывает, как этот химик готовил! Это просто песня!

И про своего друга - макетчик с Васильевского острова, островитянина, который однажды сделал макет ружья - махонькое, ласковое ружьё.
А рассказ про вепса, которому дед положил топор в колыбель - знатного плотника, сделавшего изумительный царский трон для спектакля - на вид как из кости, на самом деле - из берёзы.
Рассказы про Товстоногова, работу в цирке и про цирковых, про других режиссёров.

Очень любопытно. Папа правда сказал, что больно уж благостно. А что ты хочешь, батя?
Про Кочергина режиссер Борис Равенских сказал:

"Эдуард Кочергин - это такой художник, который даже в заднице у верблюда увидит семь радуг."

Я думаю, что лучше везде видеть радуги, чем просто быть в заднице.

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты» - эта народная мудрость уже давно превратилась в штамп и мы повторяем ее не задумываясь. Но если остановиться и вдуматься, то она очень точно определяет человека. Только надо поглубже посмотреть, что же это за друг.

Это я все к чему, не просто ради того, чтобы поговорить о мудростях. Эта книга так и построена – друзья, вот прямо взятые по порядку в телефонной книге, говорят о ее хозяине, получая обратное «алаверды». И эти друзья, и их слова больше говорят о владельце, Александре Анатольевиче Ширвиндте, чем подробный рассказ о нем.

Удивительный человек, надо сказать. Им сыграно более 50 ролей на экране ( театр – это совсем другое дело!), и среди них ни одной главной. Более того, я не припомню ни одной положительной роли, не говоря уж о героических. Вот разве что пианист Юзеф в «Майоре Вихре», подпольщик, погибший при попытке разминирования Кракова. Ну или Павлик, которого провожали-провожали, но так и не проводили в Ленинград. В остальном у нас множество обаятельных мерзавцев и циников, дамских обожателей и сердцеедов. Роскошный красавец даже сейчас, когда уже перевалило за восемьдесят, всю жизнь нежно хранящий верность жене, с которой знаком со школы. И точно так же преданный друзьям. Среди них и звезды нынешние, которых он знал с их детства и для него они «Ванька Ургант» или «Филя», невзирая на чины и звания, и звезды ушедшие, о которых он говорит с неизменной любовью, и политики, но не все, а штучный выбор. Этот человек на «ты» абсолютно со всеми, от президента до ученика, и удивительное дело, это никого не оскорбляет, и человек победно сообщает дома – «А мы с Ширвиндтом на ты».

Это не первая, а наверное четвертая прочитанная мной книга автора, но пожалуй самая горькая. Слишком много имен в телефонной книжке уже никогда не отзовутся, да и «лета к суровой прозе клонят». Умный взгляд человека, трезво глядящего на происходящее, не питающего иллюзий о переменах, живущего здесь и сейчас.

Каждый год 9 Мая на даче Гердтов в Пахре собирался узкий круг фронтовиков. Они никогда не говорили о войне. Они о ней долго молчали.

В нынешнем незамысловатом "человеческом меню" я вынужден любить тех, кого не люблю, только за то, что их не любят те, кого я ненавижу

Приятная, смешная книга. Нежно люблю образы, созданные Ширвиндтом на экране. И довольно похохатываю над его наблюдательными шутками.

Первая часть "Проходных дворов" - великолепна и остроумна, вторая меня слегка смутила. Но было интересно узнать, что остроумие - дело наживное, оттачивается с возрастом и мудростью.

Вторая часть - письма к жене и от жены. Читать чужие письма, настоящие, живые, сентиментальные, это совсем не моё. Не готова я к такой степени близости даже с самыми приятными людьми. Приметы времени и особенности театральных гастролей - то, что меня занимало в этих посланиях. Но сердечные излияния, родовые схватки и сентиментальные спазмы слишком интимны - можно мне выйти?.. К тому же любовь не терпит шпилек и слишком заметно, что автор не с младых ногтей падишах юмора. Как минимум, не во всём. Но над письмом, где Ширвиндт упрекает жену в том, что в его сне она крутила роман с Козаковым, не могла не поржать.

Сегодня ночью снилась ты с Мишкой Козаковым – гадость!

Про Козакова хотелось бы больше. И дружили, и в кино его привёл.

Я учился на четвертом курсе, а Козаков был уже знаменитым, потому что снялся в «Убийстве на улице Данте» у Ромма. Его тут же пригласили в картину «Она вас любит» сыграть молодого кретина. И он уже начал сниматься, но его позвал Охлопков на роль Гамлета, и он, конечно, все бросил. А киногруппе сказал: «Я вам привезу такого же»

Именно "такого же". У обоих мужчин слишком породистые физиономии, чтобы они могли сделать феерическую карьеру в советском кино. На роли правильных коммунистов, слава валарам, такие лица не берут. Исключительно "кретины" и хлыщи. По письмам видно, как доставало это однообразие ролей в театре. Скука, тлен, интриги и склоки.

И несмотря на породу, а скорее, благодаря ей, Ширвиндт оставил за собой вереницу самых обаятельных и интеллигентных отрицательных элементов в кино и на сцене. Упрёк в том, что "по сцене бегает десяток Ширвиндтов", вообще не в кассу)) Потому что он такой один. Любую роль украшает собою. И вдохновляет своих студентов на подражание. Это же чудесно. И невозможно контролировать! Как можно не влюбиться в Ширвиндта, если он ведёт твой курс? Если он даже во второстепенных ролях затмевает главных героев.

Я была за кулисами нескольких театров. И пусть это были не знаменитые, элитные занавесочки, а портьеры провинциальных зрелищных домов, это было одно и то же. Правда.
Старые истории. Конечно же, в столичных театрах они были более изысканными и интересными. Чего стоит только история последней княгини Оболенской, которая претендует на бесплатное кресло в седьмом ряду. И которое ей представляют. Да! Но об этом — тсссс...
В провинции таких историй не было. Да и актёры были очень зашорены. Они мечтали вырваться. Они надеялись быть замеченными.
На самом деле, в труппе театра было много достойных актеров. А повезло одному — Георгию Буркову. Хотя слово "повезло" может и не для него. Но ведь "выстрелил", "засветился" и стал узнаваемым и успешным.
И как тут быть другим провинциалам?!
Убого ведь. Слабо. И — никак. Ага.

Истории Эдуарда Кочергина, конечно, более заманчивы и любопытны.
Для меня и сам этот человек очень интересен. Я уже читала его "Крещенные крестами" и просто поражалась прозой жизни и как всё может поменяться. Может, но не всегда.
Эдуард Кочергин — бомба. Буду читать его дальше.

Уважаемый Александр Анатольевич!
Глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент с еврейским паспортом и полунемецкими корнями (с) …
Как мало у нас общего, ничто не совпадает, всё разное – возраст, пол, национальность, профессия, происхождение, место жительства – да всё - всё!
Но как же понятны и как же дороги мне Вы сами и эта Ваша книга!
Спасибо!
Спасибо за то, что провели проходными московскими двориками по своей биографии, показали сокровенное и поделились главным - чудом любви и несметным богатством дружбы.
За то, что сохранили веру в неразменные ценности жизни.
За то, что не поучаете, а учите (как же должны любить Вас Ваши студенты!), не одариваете, а дарите.
За то, что были вытерты слезы со щек, были найдены на антресолях и перечитаны немногие сохранившиеся старые письма от родителей и друзей.
За то, что стало безмерно жаль, что сегодня мы не пишем писем.
Вообще не пишем! И не шлем телеграмм…
А эсэмэски - они не материальны, не пожелтеют и не станут со временем дороже.
Да и вообще вряд ли сохранятся, умрут в недрах смененных на более новые «гаджетов».
Словом, спасибо Вам, Александр Анатольевич, за то, что Вы – настоящий…
Хорошая книжка у Вас получилась.
И жизнь получается хорошая.
Пусть её будет много впереди у всех у нас!

Биография Сергея Дягилева от Шенга Схейена по итогу больше, чем только биография знаменитого импресарио: это биография эпохи, биография богемы того времени, ее идей, мечтаний и идеалов.

Дягилев сумел окружить себя людьми, которые хотели выйти за рамки, существовавшие в обществе, культуре и искусстве. На родине – мирискусниками, которым было тесно и душно в условиях царской России, в Европе – людьми, стремящимися создать новое искусство, свободное от ограничений и пережитков прошлого. Те, кто был с Сергеем Дягилевым на протяжении многих лет, кто оказал влияние на него, ярко представлены в книге Схейена, они не просто свидетели и участники успеха главного героя, они – живые люди со своими талантами, страхами, недостатками, которым тяжело с Дягилевым и с которыми было сложно самому Дягилеву. Но здесь подтверждается мысль, что «в споре рождается истина» - многие успешные проекты родились именно благодаря тому, что каждый пытался отстоять свою правду, свое восприятие, и в творческом конфликте создавалось нечто более совершенное.

Личность Дягилева многогранна и противоречива. В переписке с родными – это искренний, трогательный человек, переживающий за свою семью, в неформальном общении с друзьями – свои переживания скрывающий, не то чтобы не расстраивать ближних, не то, из-за опасения, что «все, что вы скажете, может быть использовано против вас» в том числе и друзьями, некоторые из которых оказываются мнимыми, а с другими разводит судьба, мировоззрения и те самые творческие конфликты. Для внешнего круга – яркий, настойчивый, ни на секунду не сомневающийся в своей правоте, деспотичный, затмевающий всех, кроме столь же ярких, талантливых, исключительных. В деловой сфере – не забывающий о своей выгоде, способный на обман и намеренную недосказанность, временами беспринципный, за что отчасти бумерангом вернулось, когда бывшие ученики и коллеги стали конкурентами, используя те же самые методы, что и в свое время сам импресарио.

Впечатление от жизни Дягилева – как калейдоскоп событий, людей, эмоций, страстей, не останавливающийся ни на мгновение, вечное стремление реализовать свой очередной замысел, чтобы сразу перейти к следующему, готовность к новым идеям и открытиям. Жизнь как искусство и искусство как жизнь.

Согласно народной мудрости, два медведя в одной берлоге ужиться не могут. Что уж говорить о творческих единицах, которые пытаются создать творческий (и не только) союз. Особенно безнадёжным мероприятие выглядит, когда речь идёт о режиссёрах, то есть, людях изначально наделённых властью, привыкших руководить и решать, часто эгоистичных и нетерпимых к чужому мнению. Тем не менее, чудеса случаются и пример такого обыкновенного чуда перед нами.
Я не могу быть объективной, потому что люблю обоих. Причём любовь эта разного свойства. Первый спектакль Яновской я увидела почти тридцать назад – это было знаменитое «Собачье сердце». Я была девушкой юной, театр обожала и была очарована (хотя, одновременно, и озадачена). С тех пор я хожу на спектакли Генриетты Наумовны регулярно, зная, что они могут быть более и менее удачными, но неизменно будут интересными, эмоциональными и дающими много пищи для размышлений. Яновская – режиссёр удивительный, совмещающий трезвую аналитику и чувственность, её спектакли изобретательны, прекрасно сконструированы, но полны воздуха. И мудрости. И какого-то удивительного принятия жизни. И в книге – в диалогах, в размышлениях – то же самое. Просто удивительно, насколько точно человек отражается в своих работах, насколько текст соответствует картинке.
Не то с Камой Мироновичем. Я не про соответствие – с этим тоже всё в порядке. Режиссёром Гинкасом меня долго пугали. Какой он жестокий, сухой, страшный – в общем, мне не понравится. Потом, года четыре назад я посмотрела-таки «Даму с собачкой» – и началось. История про мышей и кактус. Каждый раз я зарекалась и клялась, что больше никогда. И каждый раз зароки не срабатывали. Потому что интересно. Потому что цепляет. Полная противоположность Яновской – вызов, насмешка, игры со зрителем, полное отсутствие иллюзий, отчаяние и вместе с тем острая любовь к жизни – вопреки всему. Вообще очень много вопреки.
А книга хороша. Хороша тем, что позволяет заглянуть за кулисы и убедиться, что там такая же наполненная жизнь, как на сцене. Хороша тем, что очень отражает и выражает время. И конечно, тем, что полна любви к театру. Собственно, это и есть признание в любви.