Рецензии — стр. 6

Круговая порука мажет, как копоть.
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть.
Я ищу глаза, а чувствую взгляд,
Где выше голов находится зад.
гр. Наутилус Помпилиус - Скованные одной цепью.

Отрицательные рецензии начинаю одинаково: да простят меня любители сего автора и сего опуса, не читайте дальше, мне совершенно не понравилось и именно об этом я буду писать. Не буду вступать в полемику, простите Книга,начав читать которую, я совершенно не подозревала подвоха. К тому же если хорошенько поднапрячь память свою - не читала китайских авторов по-моему от слова совсем. И видимо следует добавить - к счастью. Ибо данная .. вещь, получившая даже премию в сфере литературы, вызвала чудовищное отторжение. Русская классика очень своеобразна, но она развивает определенные "вкусовые рецепторы" для восприятия того что читаешь. И не смотря на то, что мои рецепторы попорчены розовыми единорогами и прочей фэнтезятиной - такое, как "Братья" читать не порекомендую никому. В прошлом году было две гадостные вещи из этой серии - рассказ Климовой и латиноамериканская мерзость про причиндалы одного дона. Могу обобщить наверное с этой и сказать, что автор конечно хотел показать сложность существования в более-менее современном Китае (при товарище Мао, его именем такое там творилось) , но выбрал для этого максимально отрицательные воплощения, максимально неудобоваримые поступки, и столь же циничные, сколь это вообще возможно. Слово жопа в разнообразных вариациях встречается на страницах книги по-моем чаще, чем какое-либо другое. Причем данным словом характеризуется не "целый комплекс мероприятий", как образно могут сказать у нас, а именно часть человеческого тела. Смакование физиологических подробностей через каждую страницу, темы общения братьев на протяжении всего повествования, сценки, которые описывает автор -все говорит только о том, что перед нами люди, затерявшиеся в дебрях первобытно-общинного строя, далекие от прекрасной китайской цивилизации и культуры, попирающие в целом понятия цивилизованности. Конечно, возможно в данной панораме и была цель автора, но читать - унизительно. Где гордость за свой народ? Где человечность и человеческие мысли - одно звериное, диковатое, неумное, чудаковатое до грубости. Критика - это хорошо, но представлять все в столь грязном виде - в этом ли роль литературы? Так опошлить детство конечно не каждому дано, ни радости особой, ни стремления к чему-то эфемерному,ни мечтаний - все опошлено, переведено в плоскость биологии. Не получилось естественно проникнутся и последующими событиями, и концовка вызвала только вздох радости - все, отмучилась я. Что Бритый Ли, что Сун Ган - не уверена, что герои китайского времени, надеюсь не нужно считать их эталонными представителями этого народа. Чувств к героям не появилось никаких, разве что брезгливость и не понимание как могло все проходить именно в таком ракурсе и по такому пути, как описал автор. Родители героев тоже оставили только отрицательные ощущения, выведенные автором образы не убедили ни в заботе, ни в особой любви, ни в принципе в воспитании и социализации, будто не детей растили, а зверенышей безмозглых. Интересно было только что декрет у матери Ли был всего три месяца. В нашей стране в 1941м декрет был всего месяц, позже стали добавлять.. Я не смогла увидеть в романе то, что восхитило дававших премию, ни знания человеческой натуры (разве что только на уровне австралопитеков), ни социального среза - все затмевается визуализированными "пугалками" и льющимися рекой помоями. Перекос в экономическом и политическом пути переживала почти каждая страна, и в них находились авторы, пытавшиеся это изобразить. И скажу, что прочитанные "Братья" для меня - попытка провальная, одноклеточная, однобокая. Социальная сатира может быть гораздо тоньше, ярче, мощнее и целенаправленнее, чем это простецкое описание сборища хм.. индивидуумов. Особо отмечу язык повествования, используемые обороты и выражения - высота жаргонной речи, ага. В итоге перед нами парад уродов, кунсткамера моральных девиаций - что угодно, но не вершина литературы.
Заметила, что моя рецензия состоит из "не...не...не..", что поделать про части тела читайте у автора, я же получается могу только отрицать.

Слышите, как содрогается земля, как исполняются трепетом литосферные плиты под бойкими шагами людей? И я не слышу, потому как грохот этот звучит так давно, что стал неотъемлемой частью земного существования. Я не спал сотни лет, конечности мои одеревенели, кровь остыла, сердце одряхло, глаза замутнели и покрылись хрустящей коростой, кожу сковала гранитная пыль. В один из дней в нос мне ударил лающий выхлоп чего-то тошнотворного, осклизлого, перегнившего, да такого едкого, что ноздри пошли трещинами. Что есть зловоние перед лицом вечности? Не более чем ничто, не менее чем всё. Зверь смердящ, пердящ и криклив, человек смердящ, пердящ, криклив и задумчив, толпа смердяща, пердяща, криклива, задумчива и осуждающа. Зловоние отталкивает, отвращает, но при этом вызывает желание найти источник – то ли чтобы его ликвидировать, то ли из примитивного любопытства посмотреть, что же это может так вонять. Я повиновался запаху и взял след, отправился на вонь и глухой набат стучащих по земле ног.

Застывшее маской лицо начало сыпаться высохшей глиной, когда в носоглотку просочились миазмы из места упокоения отца Бритого Ли, высохшие суставы затрещали и стали складываться в кулаки, когда хунвейбины громили мебель, а цзаофани плевали в дорожную пыль у потных бараков; короста смылась с глазных яблок густым вишнёвым настоем, расползающимся вокруг разбитого тела Сун Фаньпина, а меловые залежи настойчиво выбивались из ушных каналов непрекращающимися криками, стонами, воплями, визгами, хрюканьем, шмыганьем, хлюпаньем, сюпаньем маленьких мельтешащих человечков, таких правдивых в своей неправдоподобности. Полусгнившее брюхо моё питалось абсурдностью цирковой клоунады, растягивалось бурдюком, пока хромые играли в шахматы, а Сун Ган пришивал себе груди. Юй Хуа взял мой застывший сухим солидолом мозг, размял в пальцах, приговаривая дерьмовые побасенки, после чего играючи принялся месить трухлявые извилины, с увлечённостью разогнавшегося трактора раскапывая траншеи, в которые хлынула говорливая опара толпы, наперебой хрипящая о новинках, привезённых в село прохвостом Бритым Ли.

Мне казалось, что во внутреннем ухе плотно сидит уховёртка, дудящая мне в евстахиеву трубу и заставляющая с ровной мостовой логичного повествования спотыкаться о спящего на картонке авантюриста и падать лицом в говно. Только позднее, когда холодную лимфу в жилах разбавила свежая кровь идеализма Сун Гана, я понял, что не в уховёртке дело, а в заклинивших коленях и заложенной известью шее, которые не давали мне подняться и выпрямиться, чтобы посмотреть на разворачивающееся представление сверху. Уверенный стук молота Кузнеца заглушил треск моих колен, вкрадчивая беспомощность Ли Лань выпрямлялась вместо со мной, обращаясь внушительной силой сломленной женщины – человека с пластичной душой сложнее сломать, чем человека с железным стержнем.

И вскоре стало видно моим новым глазам, слышно моим опустевшим ушам, что за всем этим исступлённым грохотом маленьких жизни вьётся мой давний знакомый – процесс Перехода из одного времени, состояния, убеждения в другое. Тревожный, интригующий, непременно пугающий, но и страшно любопытный процесс, подстёгиваемый ещё одним близким другом – ветром перемен. Под мембраной сатирической едкой издёвки издыхает блестящая рыба уходящего времени, изо жабр которой уже ползут юркие прозрачные змейки западной цивилизации, готовые запрудить все воды вокруг вплоть до мельчайшей речушки, пейте их, любите их, от них всё равно никуда не деться, западная культура уже явилась и ей здесь нравится, а благодаря щедрым харчкам сатиры это становится только нагляднее. Юй Хуа играет текстом как ребёнок с песком: отпечатывает ладонью форму пердящего стозёвного монстра, после чего заливает песок ледяной водой до стеклянной глади поверх уродливого ландшафта – смотри, как в отражении облака играет лукавый смех солнца, вспомни вместе с братьями их босоногое детство. Успей, пока нахрапистая рука не шлёпнула поверх собачье дерьмо, размешивая его с чистой детской слезой, туберкулёзным кашлем и краплаком из искусственной вагинальной плевы.

Слушайте, что кричит толпа, смотрите, что прячет в себе Сун Ган, унюхайте злобу Линь Хун, только не оглохните от воплей Бритого Ли. Они разбудили меня окончательно, и это было прекрасно.
Ибо пельмени с трубочкой – суть торжество бытия.

Многие боятся азиатской литературы, я же наоборот в последнее время её полюбила, потому что там нет избитых тем и сюжетных поворотов. Даже если какая-то тема и повторяется, то каждый автор подаёт её со своей, непохожей на других позиции и это меня радует. Автор этого романа – мужчина, а у мужчин, особенно у азиатских, не всегда, получается, удачно передать женский характер, однако, Тан Тван Энгу это удалось. Вышло всё хорошо, уже потому, что он сам связан с юриспруденцией, как и главная героиня и тоже из проливных китайцев.

Аннотация к этому роману не совсем правдива. Если вы хотите прочитать романы именно про ужасы японской оккупации, то прочитайте «Белая хризантема», «Красота – это горе» или «Узкая дорога на дальний север». Здесь, скорее, роман о последствиях Второй Мировой войны для простых граждан. Строительство сада для сестры это не основная тема этого романа. Скорее, для Юн Линь важнее было принять тот факт, что не все японцы виноваты в том, что происходило и хоть официальные власти не признают свои ошибки, такие люди, как Аритомо, прекрасно понимают человеческую несправедливость.

Огромная роль, в данном произведении отведена и вопросу стран с разномастным населением. Когда идёт речь о независимости и лозунгах типа «это место только для такого-то населения», сразу хочется задать вопрос: а когда это население здесь жило? Это как вопли американцев «мы коренное население». Да? Коренное население это индейцы, которых вы давным давно уничтожили, так что нечего кричать, что всё это изначально ваше. Жители Малайзии (Малайи) это выходцы из Африки, Японии, Китая, Европы, так за чьи права собственно боремся? За всё время существования этой территории местное население давным давно ассимилировалось, поэтому какой смысл выдвигать лозунги. Хорошо, японцы были захватчиками, они вели себя ужасно, но вы, грабя и убивая, чем отличаетесь от них? Так что в плане очаговых конфликтов данный роман тоже очень интересен. Тема-то конечно очень полемичная, и сказать можно много, но тут сложно не задеть какую – либо сторону вопроса. Но, во всяком случае, я понимаю, почему китайская сторона часто упоминает о вине японцев. Возможно, это и не правильно, винить нынешнее поколение в делах предков, но если виновной стороне абсолютно не стыдно, то, что ещё остаётся?

Единственное, что мне здесь не понравилось, то что автор переходил резко из одного временного промежутка в другой и не всегда было понятно, когда именно идёт повествование. Потому что здесь идёт речь и от героини, когда она уже стала пожилой женщиной, потом о ней же в 1951 году и тут же переход к тем временам, когда она с сестрой попала в японский концентрационный лагерь. Так же я не поняла момент с отцом Юн Линь, почему он не смог помочь ей и её сестре спастись сразу же, ведь он был не последним человеком. Ну и были разного рода косяки, однако это не имело уже такого принципиального для меня значения. Роман весьма интересен и любопытен.

Я читала без отрыва. Жаль, что всё хорошее быстро заканчивается. Это было замечательное чтение для чувств и ума! Я очень ценю в книгах их способность тормозить читательское стремление как можно быстрее продвигаться вглубь повествования и заставлять остановиться-оглянуться, зацепившись мыслью или переживаниями за какую-нибудь фразу, цитату, упоминание имени, места или времени. В этом мне чудится какая-то созвучность, синхронистичность, потаённая адресность текста; появляется иллюзия, что автор написал его, имея в виду тебя в качестве своего собеседника. С первых же страниц здесь было столько таких «стопперов», что, откладывая на время книгу, чтобы как-то успокоить и приглушить шквал приходящих ассоциаций, я начинала просто шагать по квартире, как Кант по тропе философов, размышляя, вспоминая, вороша свои записи «о том же», перелистывая книги в собственной «акаши», чтобы почувствовать, как где-то глубоко внутри рождаются и прорываются к свету смыслы.

Такие книги, как эта, делают что-то такое невообразимое с твоим «Я», после чего усиливается желание жить. Меняют его? Развивают? Расширяют его границы? Во всяком случае, они не проходят мимо, а оставляют в сознании своё долго звучащее камертонное «ля», под которое ты настраиваешься. Да, вот так, наверное, и нужно писать книги, чтобы они становились событием, благоприятным случаем жизни – тем, что греки когда-то назвали словом «Καιρός». Такие книги, как эта, безусловно, – «кайрос». После них хочется немедленно начать что-то делать со своей судьбой, пока не затих резонанс. И как хорошо, что она вместилась, вписалась в мою жизнь, это лишний раз подтверждает, что правильные книги всегда найдут тебя, или ты найдёшь то, что должен прочитать именно ты.

«Просвещённые» - необыкновенно чудесный, хотя и грустный, постмодернистский перевёртыш, составленный из воспоминаний, дневниковых записей, бородатых анекдотов, отрывков мокьюментарических литературных произведений Криспина Сальвадора, полный аллюзий и ассоциаций на то, что ты тоже знаешь, помнишь и любишь. В нём много, может быть, даже слишком много человеческого: людей, любви, юмора, житейских наблюдений, сказок и естественной жизни тела и духа. Эта книга как-то по-особому... фрактальна. И хотя речь идёт о далёких Филиппинах, многие вещи узнаваемы, понятны и близки. Мне понравилось как в некоторых эпизодах в духе Алена Роб-Грийе автор экспериментирует с возможными вариантами текущих событий, каждое из которых из определенной точки могло пойти так, а могло и по-другому, но то, что не произошло, ещё чётче обозначает смысловые контуры того, что свершилось. Жизнь ведь такая вероятностно-возможностная штука…!

Мне очень понравилась эта книга, но рекомендовать её кому бы то ни было я вряд ли решусь. Такие книги, наверное, сами выбирают своих читателей. Вот пусть и выберет.

Невероятной красоты книга. Книга-сад, где все живет своей жизнью, где все продумано до мелочей, где все источает запахи. Она ведет нас в неизведанный край – Малайю. Однажды колесо истории чуть не раздавило ее под собой, так же как и главную героиню романа – Юн Линь.

Возможно ли жить с воспоминаниями о заключении в трудовом лагере во время Второй мировой войны? Как можно придать забвению все страдания и издевательства, через которые пришлось пройти? Как после всего этого жить среди людей? Как вообще можно после всего этого не возненавидеть все человечество целиком? Не только японцев, которые были ее истязателями в лагере, а вообще всех людей, которые допустили такое. Юн Линь, сейчас уже пожилая малайка, большую часть жизни потратила на то, чтобы забыть, а теперь желает все вспомнить и записать, пока болезнь, гнездившаяся в ее мозгу, позволяет это сделать.

Река воспоминаний хлынула и своим течением подняла камушки со дна. В их перестуке можно услышать скорбную песню жизни, потери, смерть близких людей в расцвете их молодости. Целый сад камней из воспоминаний в японском стиле. Создать такой сад воспоминаний совсем непросто и японец Аритомо взялся обучить Юн Линь. Любой садовник это бьющееся сердце своего сада. Как только сад покидает его садовник, он умирает. На первый взгляд кажется, что это не так. Даже наоборот. Сад буйно разрастается, не подрезанные стебли «теряет форму», он нарушает отведенные для него границы. Это иллюзия. Сад умирает, он вырождается, мутирует, гибнет. Точно также с воспоминаниями. Мы их теряем, стираются очертания знакомых и родных лиц, сквозь пальцы просачиваются целые события из жизни, выветривается хронология событий. Остаются лишь чувства, которые неподвластны тлену. Любовь, страдания… Все самое острое, что имеем мы в жизни. Это розы с шипами в нашем саду памяти, в Саду Вечерних Туманов.

Вот знаете, с Юй Хуа в этот раз я даже не знаю что делать, потому что произведения автора в прошлом произвели на меня впечатление своей социальностью и прямотой, а здесь всё это именно не в приятном ключе и контексте. Есть такая фишка в китайской литературе и кинематографе, что либо грамотно, социально и на разрыв, а бывает вульгарно пошло, но да тоже социальненько. Так вот, здесь второй вариант – совершенно не смешно, грубо и бессмысленно. Идею уловила, потому что тематика знакома, но знаете, есть разница между донести проблему до общества, а это поверьте умеют делать и хайпануть как говорится на теме, поныть как всё плохо и ужасно, при этом ничего не делая чтобы это изменить, а это ой как любят в других странах. А мне лично, данный роман, вообще не понравился.

Начинается всё с излюбленной в Азии туалетной темы, которая мало того что мало интересна, но и вызывает в наши дни уголовную статью. Видимо автору, как мужчине, прикольно и весело говорить про подсматривание за женщинами в туалете и их попы, но вот с позиции женщины это отвратительно и гадко. Зачем это описывать? Это смешно? Мне лично – нет.

В остальном же, речь в романе идёт о переходе со старого уклада жизни на новые рельсы экономики с попыткой людей приспособиться. Тут я тоже не понимаю автора в плане того что ему не нравится то? То что люди стали более эгоистичными? Так старая схема уже не работает и надо что-то менять. Хочешь жить и кормить семью, меняй профессию, а как менять если у тебя специфические навыки? А кто не приспособился тут уже зарабатывает деньги как может, то бандитизмом, то проституцией, хотя её как бы официально нет. Это не иронично вообще ни сколько, потому что в данном вопросе у автора однобокая позиция, этакого интеллектуала, кто ни разу не общался с подобным контингентом, поэтому у него некие киношные образы в голове. Если копать глубже, то смешным это не становится ни капли.

Мне кажется, эта книга больше полезна тем, что после неё читатель полезет копаться в истории Китая и культурных процессах. А не размышлять над тем, в чём автор покопался и со своего вполне упитанного положения домыслил.

Книга с таким названием просто обязана собирать только высшие оценки и полные слез рецензии. Но нет.. Моих слез здесь не будет.

С тех пор как ты узнала об исчезновении мамы, ты не в состоянии ни на чем сосредоточиться, мысли утекают, как песок сквозь пальцы, и совершенно неожиданно в памяти всплывают давно забытые воспоминания. И каждое — носит привкус горечи.

В этих строках вся суть сюжета. Книга наполнена болью от потери, страданием, раскаянием. Мать семейства теряется на станции и только тогда ее семья понимает насколько они ее любили. Эта книга исповедь некоторых членов семьи, чужих людей (немного взгляда со стороны), все чувства на изнанку. Порой было даже неудобно читать такое. Манера "где ты была, когда..." меня напрягала. Автор как будто вместе с героями пытается снять шкуру и с читателей. Это давление в пределах нормы, но мне не понравилось. Если подвести итог, мне было не интересно.
Книга может понравится, если вы любите книги о болезнях, трагедиях, смерти, страданиях, где герои выворачивают свою душу свернувшись в углу несчастным котенком, а я это не люблю.
Если у вас есть друг, который плохо относится к своим родителям и вы хотели бы его перевоспитать, то смело дарите ему эту книгу.

Очень проникновенное и пронзительное произведение. Его тема и сама по себе мало кого может оставить равнодушным, так автору кроме того удалось подбирать такие слова, что трогали глубоко в сердце.
Это исповедь о том, как мало мы в круговороте обыденной жизни осознаём то, что действительно нам дорого - и сами с собой не задумываемся и, уж тем более, не говорим об этом любимым близким людям. Воспринимаем как должное материнскую любовь, их неусыпную заботу и тяжёлый труд, а от их тревог и вовсе пренебрежительно отмахиваемся. И за кажущейся значимой суетой собственных дел и проблем, порой даже не отдаём себе отчёт, что по-настоящему даже не знали и не думали о том, чем наполнена их жизнь.
Не могу сказать, что плакала, но порой во время чтения в горле стоял горький комок.

К сожалению, две последние главы сбили весь мой настрой от первых двух. Во-первых, они перевели произведение в другой жанр, а во-вторых речь в них шла только об одном члене семьи. В общем, это было непонятно и неуместно, и лично мне очень подпортило впечатление от прекрасной первой части.

Это неприятное ощущение в последствии удалось немного сгладить эпилогу. Да, концовка была правильной и прекрасной. Хотя уже и не смогла вернуть прежнего настоя и выровнять общее впечатление о романе.
Но в общем и целом книга хороша. Однозначно порекомендовала бы к прочтению.