Рецензии

Книга, которую я не взялась бы читать, если бы не игра. И относительно таких сжатых сроков, и относительно объема, и автора, и жанра - меня бы это не соблазнило ну никак.

Сказать, что было читать тяжело - тут все относительно. Первая треть, где “Прелюдия” и Первая книга интересны. Несмотря на обилие героев, их очень расширенное описание и поток мыслей, воспоминаний, событий это и правда было интересно. Каждая глава описывает отдельного героя с его личным миром. Здесь история монаха, который совершенно геройски приносит, доставляет великую святыню в храм Нортгемптона, который еще только строился, идя к цели на чистой вере. История проститутки, которая помешана на принцессе Диане, и у нее целый альбом вырезок, но в то же время ей симпатичен Джек Потрошитель. Здесь реставратор, который после разговора с ангелом в секунду стал седым.

Легче становится еще и в момент понимания, что все герои связаны между собой или родством, или совместно пережитыми событиями, начинаешь отслеживать и прикидывать, как кто и с кем связан, где предки, а где их нащадки. Тут уже книга даже немного становится семейной сагой, где несколько поколений живут свою несладкую жизнь. Слог легкий, несмотря на обилие внутренних монологов, потока сознания.

Дальше дело первалило к мальчику, который был мертвым всю вторую книгу, но в реальной жизни - несколько минут, пребывая в состоянии клинической смерти, пока врачи не убрали последствия тяжелой дифтерии. За это время он успел пережить знакомство и приключения с Мертвецки мертвой бандой, в которой очень даже просматривается история мира Питера Пэна. Также тут и Кромвель мелькнет. Эта часть тоже даже интересная, раскрытие посмертной жизни пятерых призраков детей, а как потом оказалось, не совсем детей, даже было немного юморным. И тут же автор отправляет читателя на поиск загадки начала мироздания, и его созидателей.

Но Третья книга меня растерзала. Тут автор решил поиграть в Джеймса Джойса, и повествование стало очень трудным для восприятия, понимания, вникания, для поиска смыслов и мотивов. Вроде бы это и продолжение о семье, все та же семейная сага. Но уже с такими писательскими вывертами, что чтение напоминало наждак по терке. Тут и бредовая глава о психически больной женщине, читая которую возникает ощущение какой-то дереализации. И глава - пьеса (ну это уже откровенный “Улисс”!!) И поток сознания психически больного Снежка, да позабористей, чем монолог жены в “Улиссе”. Глава “Загнан” даже описывает мысли чиновника, как опять же жена Блума в “Улиссе”.

Пишу рецензию, и понимаю, что память очень избирательно отнеслась к Третьей книге, помнит уже частично. Через месяц явно останется только общее впечатление.

И понимаю, что это все-таки, наверное, великое произведение. Автор играет стилями, жанрами, идеями...Экспериментирует, складывает, раскидывает... Опять же, все эти ссылки, метафоры, аллюзии, множество граней и отсылок хоть и попахивает Джойсом, но тут проведена огромная работа, десять лет потрачено.

Этот роман умудрился активировать весь возможный оценочный арсенал, всё меню вероятных оценок было мною использовано в процессе чтения. Причём не в порядке снизу доверху или наоборот, а вразброс, бессистемно и спорадически, сообразно с особенностями читаемых глав.

Дальше...

Добрая половина первой части книги (Боро) просто вызывала неприятие и ощущение нудизма, так порой и хотелось воскликнуть «Эй, кто-нибудь, отберите у автора компьютер, клавиатуру или что там ещё у него ещё есть для писательства!». Однако незаметно, т.е. сам не понял в каком месте чтения этой самой первой части книги, отношение к читаемому поменялось. Вернее, просто почуял, что ощущение скученной скучности и неопрятной смятости куда-то делось, и что испытываю уже некоторое подобие интереса, и даже некую симпатию к книжным персонажам, ко всем этим «деревенским идиотам» (спасибо тому, кто подарил мне такую ёмкую, но неоднозначную формулировку), которыми населён центр английской земли — городок Нортгемптон. Чтобы была понятна такая перемена моего отношения: в голове ассоциативно всплыли имена Джона Стейнбека с его великолепной «Королевской ночлежкой» (эх, самая пора третий роман цикла зачесть!) и Юрия Буйды с его шикарной «Прусской невестой» — и тот и другой как раз и описывали нам в своих книгах примерно такого рода людей — деревенских и городских чудаков и простаков, маргиналов и аутсайдеров, простофиль и побродяжек, срань господню.

Небольшое отступление: ещё наш несравненный Лев Николаевич Толстой написал однажды, что «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Переводя с толстовского на современный получаем мысль, что чаще всего в центре внимания писателя находятся люди особенные или же с особенностями (что не совсем одно и то же). Потому что человек среднестатистический мало интересен для читателя, жизнь среднестатистического нормативного человека состоит из одного и того же общеизвестного набора событий и фактов, да и сам он ничем не выделяется из общей массы народонаселения. То ли дело деревенский дурачок или городская сумасшедшая — и ведут себя они на особинку, и ляпают вслух то, что человек нравственный будет держать в себе сокрыто и только где-нибудь среди своих самых доверенных будет втихомолку обсуждать и осуждать. В общем, о счастливых нормальных людях писать почти что нечего.

Вот в этой самой первой части романа мы как раз в основном и знакомимся со всеми теми его персонажами и героями, которые затем гуртом или россыпью, а и то и одиночной поступью отправляются вдоль повествования. И все они чохом, и каждый из них в отдельности предстаёт перед нами индивидуальностью, а то и личностью (т.е. когда кучкой, то значит и будет не толпа однообразных униформенных персонажей, а группа персон, каждый наособинку). И знакомство с этими людьми в конечном счёте и составило самый большой плюс этой книги.

А потом мы из реала перекинулись в астрал, в мир иллюзии, в мир потусторонний, в мир ангелов/демонов, в мир послесмертия, в мир полунощный, теневой, вневременной (или всевременной) и внепространственный (хотя скорее всепространственный), неевклидовый. И хотя автор вовсю старался разнообразить все эти послесмертные и псевдосмертные похождения наших павших (но не падших) героев по Душе (так называют это подпространственное надмирие его обитатели), хотя насыщал эти хождения разными темпорально-приключенческими событиями и пространственно-происшественными приключениями, однако у меня (говорю сейчас только о себе и о своём восприятии) оценка с почти отличной спрыгнула в район три, два с половиной — «скучно на этом свете, господа!», — воскликнул однажды знаток всякой мистики Николай Васильевич Гоголь, и мы повторим и продолжим за ним: «да и на том свете ничуть не интереснее».

А уv когда мы перескочили в главу абсурдистско-алитературную в которой смыслы написанного приходилось выковыривать не только глазами но и проговариванием вслух то тут оценочная планка опустилась до минимальных полбалла и балл в лучшем случае полутора я v говорю вся оценочная шкала в ход пошла объяснение сему оценочному произволу простое ничем иным кроме как попыткой выеbнуться я объяснить эти игры автора не могу типа смотрите люди я и так могу я и этак умею и в этом месте он долvен гулко постучать себя в могучую гориллообразную грудь продемонстрировать читателю свои писательские «кубики» и проделать весь цикл показательных телодвиvений от бодибилдеров *.

Зато знаете, в каком месте и кому я ставлю высший пятёрочный балл? Правильно — переводчику Сергею Карпову. Вот уж кому довелось хлебнуть английского лиха и хватить переводчицкого горюшка. Зато с полным правом он может горделиво заявить: «Иерусалим» читали? Я переводил…».

А ещё эта книга подвигла меня полюбопытствовать, где находится центр Евразии (чё нам Англия, нам суперконтинент подавай!) — по официальным сведениям центр нашего мира находится на территории Казахстана, а географический центр России и вовсе расположился в глухих малолюдных местах: Эвенкия, Красноярский край, в пределах плато Путорана и всего на 16 км южнее Северного полярного круга (такой вот щелчок по носу всей европейской России, кем-то и чем-то возомнившей себя по отношению ко всей остальной своей территории). Интересно же?

Конечно же в книге было огромное количество тем и смыслов, автор постарался вместить в свой роман всего и всякого — тут даже ассоциация с ирландским рагу или с тройной-четверной ухой не прокатит. Однако, как по мне, так вот это стремление создать нечто великое и лепное в великолепное не превратилось. Тем более, что многие темы в достаточной степени освещены и затронуты в книгах других авторов, творивших раньше Мура, и заслуга Мура в этом смысле является только лишь заслугой компилятора, ретранслятора, распространителя и популяризатора. Конечно, польза от этого тоже, несомненно, есть, кто-то ведь идеи многомерности мира почерпнёт как раз от Мура и далее отправится на поиски ответов к возникшим вопросам и удовлетворение возникшего интереса самостоятельно (хотя об Утгарде, Мидгарде, Асгарде и Хельхейме нам твердили ещё древние германцы и викинги). Равно как и мысли о том, что весь мир Майя, что всё сущее есть сон некоего Высшего существа, что нет ни прошлого, ни будущего, а есть только то, что Некто читает в данный момент времени, ну и т.д — тоже вовсе не от Мура, хотя и не мура. В общем, всё это уже было и есть у других, читанных ранее авторов, и потому для меня всё это только лишь перепевки, повторы.

Ещё одной особенностью книги стало постоянное возвращение к каким-то событиям/происшествиям, правда при этом каждый раз автор пытается показать/рассказать об уже сказанном/показанном с другого ракурса, устами другого рассказчика: то мы наблюдаем, как какую-то терпилу насильственно пользуют в автомобиле, то затем нам об этом же коитусе рассказывает сама терпила, затем мы встречаемся с этой ситуацией глазами умертвий-подростков, спустя какое-то время сталкиваемся с этой вознёй со свидетельско-наблюдательской стороны, в конечном счёте об этом акте насильственного соития нам не рассказал только сам автомобиль да рулевое колесо, в которое (возможно) упирались ноги насилуемой дамы. И таких повторюшек (ага, повторюша — дядя хрюша из помойного ведра — такая дразнилка из нашего детства сразу всплыла и угнездилась в этом тексте) не одна, и не две, а множество. Что в общем-то и утяжеляет восприятие, и слегка раздражает, — но зато и объём книге добавляет, скажет автор, и лукаво подмигнёт.

Жаль, что мысль поискать карту Боро пришла ко мне слишком поздно, когда книга уже была на финишной прямой, потому что периодическое заглядывание в карту мира могло бы сделать чтение более интересным занятием.

Итожа: большого удовольствия от чтения этой крупной книги я не получил, отчасти таковое чтение превратилось в некое полуспортивное соревнование-состязание: кто кого — я книгу, или она меня. Но нас объёмами не напугаешь («Жизнь Клима Самгина», к примеру, покрупнее будет [1400+], не говоря уже о четырёхтомном китайском «Путешествии на Запад» [2200+], да и с Музилем [1200+ и 1400+ и даже 1700+] мы знакомы не понаслышке), так что бонусы ваши будут наши ;-)

* Радисты-маркони во время радиосвязи для скорости записи заменяли русскую Ж на «галочку», или на латинскую v (со слов моего родного брата, профессионального радиста-дальневосточника).

Ну, и можно почитать этот же текст вот в таком формате:

Предупреждение: несмотря на то, что книга мне очень понравилась, от рекомендаций к чтению я воздерживаюсь, слишком уж роман специфичен.

Я читала эту книгу примерно полгода. Она конечно длинная, но не настолько, чтобы не прочитать быстрее. Просто ее надо было распробовать, и к тому же слог повествования непростой.

В романе три части.
В первой описывается панорамно место действия - Боро, Нортгемптон. Очень много персонажей, у каждого своя роль, и своя история. Это как полотно. Если начать с краю, то не особо понятно, что получится в итоге, и для чего нужна каждая деталь. Здесь мне помогало вдумчивое неторопливое чтение, получение удовольствие от каждого удачного оборота. Также мне нравилось по карте смотреть, что где находится и куда идут герои.

Самая интересная и удачная часть, на мой взгляд, это вторая. В ней описываются путешествия мальчика в компании ребят по миру "по ту сторону". Они путешествуют через пространство и время, попадая в самые интересные события. Каждая глава ведется с разных точек зрения, и каждый участник приключений попадает в фокус внимания.

Третья часть - это постмодернистский эксперимент. Каждая часть представляет собой ту или иную стилистику. Здесь есть и пьеса, и поэма, и небрежное обращение со знаками препинания, и головоломное повествование, когда одни слова смешиваются с другими и обретают новые смыслы.

В конце второй части кажется, что будет какое-то "после". Какой-то результат, какой-то итог. Но смысл не в этом. И в конце послелюдии автор признается открыто в своей идее. Все повторяется. И наша короткая жизнь существует всегда.
Так что "Иерусалим" - это не только гимн маленькой Англии, чем роман безусловно является, это еще и воплощенная жизнеутверждающая философия.

Наверное, я в первый раз по-настоящему столкнулась с кирпичом лицом к лицу. Дело в том, что книга НАСТОЛЬКО объёмная, что для того, чтобы её прочитать и впитать, вам потребуется около месяца, если не больше. Почему?
1. Очень высокая плотность происходящего на 10 единиц бумаги.
2. Некоторые сцены читать не особо приятно из-за их мерзости. (не для всех, но мне норм)
3. Иногда бывает скучно, автор медленно подходит к развязке.
Думаю, если книгу читать порционно, то она может ОЧЕНЬ понравиться. Чувствуется, что это действительно не просто книга, а великий труд - много информации и переплетение с историей. Но после таких книг может пропасть желание читать на какое-то время, книга требовательна, но она этого достойна. К чтению нужно себя подготовить и не ждать, что Мур вот так возьмёт и расскажет вам все секреты в первой половине книги.)

Так и не смогла определиться насчёт своего отношения к книге. С одной стороны я не могу не приветствовать то, как автор описывает эпоху, страны и людей. Речь Посполитая того времени действительно была вот таким "плавильным котлом", в котором смешивались народы, языки, религии, порождая то политические, то философские идеи, а и то идеи мистические. Вокруг одной из таких - мессианской идеи Якова Франка - и строится повествование.
Не сказать чтобы Яков предлагал что-то кардинально новое: на мой взгляд его идеи были всего лишь ещё одним вариантом экуменизма, попытки сплавить воедино иудаизм и католицизм, но все это выглядело скорее как секта, благодаря отрицанию брака и весьма подробно описанным в книге сексуальным практикам

Некоторые герои весьма легко принимают новые имена и новые обычаи, другие же насмерть бьются за многовековые традиции. Франк и его секта кочуют по городам и странам, рожают детей, продолжаются через них аж до середины двадцатого века, а может и дальше...

И вот тут начинается мое недовольство. Кирпич на 1000+ страниц (по крайней мере на "ЛитРес"), пусть и с репродукциями карт, схем и документов, нашпигованный бытовыми подробностями, байками, легендами, традициями и, кажется, доброй сотней персонажей, многие из которых появляются буквально в одном-двух эпизодах, довольно труден для восприятия. Ощущение что в нем буквально тонешь и жалобно барахтаешься, настолько много тут подробностей, некоторые из которых (вроде линий родства) оказываются важными далеко не сразу. Отчасти спасает что названия глав как бы намекают на то, что будет в них рассказано (например, "О таинственной деятельности в Лянцкороне и недоброжелательном глазе"), поэтому найти и освежить в памяти нужный эпизод относительно просто.

И все же после прочтения скорее "ух, отмучалась", чем "вау, буду рекомендовать!"

Это и есть реальность – мельтешение иллюзий, воспоминаний, страхов, идей и гаданий, неумолчное в шести миллиардах умов.

В книжном море много всякой рыбы и зверя: ходят косяками сорной макрели блестящие и бестолковые любовные романы с разного рода ромфантом; раздуваются пузырями, влекут экзотической раскраской детективы; шевелят щупальцами мрачные антиутопии; и выстреливают чернильные облака каракатицы хорроров. Дружелюбные дельфины по-настоящему хороших книг помогают утопающему в одиночестве или депрессии, и есть еще киты: громадные, прекрасные, непонятные.

Помните, у Блока: "Старушонка убивается, плачет, никак не поймет, что значит. Зачем такой плакат, такой огромный лоскут. Сколько бы вышло портянок для ребят!" Так вот, этот роман кит, а исходя из библейских коннотаций названия, содержания и объема (тыща триста пятьдесят страниц на бумаге, две тысячи - в литресовской читалке) - Левиафан. И наверно да, мяса, жира, китового уса, драгоценной амбры можно было бы добыть на сотню, а то и тысячу комиксов, но Алан Мур, именно графическими романами создавший себе репутацию культового автора, на сей раз отдал приоритет слову.

Нет, прежде я его не читала, даже "V - значит вендетта", которую все, кто есть кто-то давно знают. Ну, потому что я не по комиксам, пыталась полюбить - не вышло. Вот и теперь взяла "Провиденс", ну картинки, ну лавкрафтиана, ну завуалированная гомоэротика и нуар. Для общего развития и галочки "смотрено" пойдет, но ни уму, ни сердцу. С "Иерусалимом" в точности наоборот: тугая плоть текста раскрывается мириадами смыслов, это удивительно, грустно, забавно, смешно, страшно, и стилистически чистое наслаждение. Нужно только уметь взять.

И не то, чтобы роман требовал особенно подготовленного читателя, хотя эрудиция приветствуется, ею, как каши маслом, никакого чтения не испортишь. Но на самом деле история никакая не запредельно сложная, к этим дверям просто нужны ключи, которые я могу вам дать. Давайте по порядку, начнем с начала и будем двигаться в сторону финала. Необходимое предуведомление: место действия - Нортгемптон, родной город Мура в сердце Англии, он же символический Иерусалим, не потому, что так захотела задняя левая нога автора, а потому, что это древняя столица страны, и потому что здесь храм, построенный по образу и подобию Храма Соломона, куда принесена монахом по имени Петр из сарацинских земель данная ангелом святыня.

В книге пять частей, три основных, послелюдия и "Прелюдия. Неоконченный труд", с нее и начнем. В Нортгемптоне, в неблагополучном районе Боро открывается выставка местной художницы Альмы Уоррен, которой удалось добиться относительной известности и финансового благополучия. Что-то подсказывает мне, что в монструозно огромной андрогинной пофигистке и ниспровергательнице основ Альме автор в немалой степени вывел себя самого. А выставка, кропотливо воссоздающая родной Боро в мельчайших подробностях - не что иное, как путеводитель и краткое содержание "Иерусалима", тридцать картин которой иллюстрируют тридцать глав книги.

Семья Альмы и ее младшего брата Мика в родстве и свойстве со многими заметными городскими персонажами, в частности с кланом Вернеллов, равно известным талантами и сумасшествием. "Прелюдия" отчасти разворачивает перед читателем спутанную, всю в узелках, сеть этих сплетений, которой прекрасной тканью ну никак не назовешь. Но прочна, что да, то есть. Пока младший брат художницы, сорокадевятилетний Мик, не обладающий ни ее талантами, ни амбициозностью, идет на выставку, мы имеем возможность понять, что сквозь ячейки сети истории, которую предстоит узнать, то и дело станут проваливаться персонажи из иных времен и реальностей.

"Книга первая. Боро" в сути одиннадцать глав интерлюдии, знакомящей с этой развернутой во времени мультивселенной, где живописец реставратор во время работы над храмовой фреской переживает эпифанию и сходит с ума,. Девушка из числа его отдаленных потомков, проститутка на креке, фанатка принцессы Дианы и Джека Потрошителя (да, бывают странные сближенья) попадает в смертельно опасную ситуацию. Призрак некогда жившего здесь гуляки и развратника проживает тысячный день сурка с адюльтером, попутно добывая спелый плод Пака - высшее растение, которым питаются призраки: пищиткогда вырываешь, а на шляпке барельеф дюжины сросшихся головами нагих феечек во всех анатомических и красочных подробностях.

Безработный мальчишка актер грезит славой, попутно обдумывая, как откосить от призыва на Первую Мировую. Монах семисотого года AD завершает подвиг веры, донеся святыню до строящегося храма, Трехлетний мальчишка, тот самый Мик, что в 2006-м идет на выставку, едва не умирает, подавившись Песенкой (драже от кашля). И здесь нельзя не сказать о переводе, он роскошен. Каждый фрагмент говорит своим языком: просторечие кокни начала прошлого века, затейливая средневековая вязь, современный уличный сленг ямайского английского и высокий слог интеллектуальной прозы - со всем Сергей Карпов равно хорош, кстати, "Бесконечную шутку" Уоллеса Поляринов переводил в соавторстве с ним.

Книга вторая Душа в сути своей посмертное странствие пережившего клиническую смерть мальчика в компании Мертвецки мертвой банды - пятерки детей призраков, такая жутковатая мрачная Питерпэниана, полная горьких и забавных моментов. В процессе станет ясно, что дети не вполне дети, что в посмертии некоторые из нас получают неплохую возможность выбирать облик и компанию. Здесь герои встретят Кромвеля перед решающей битвой (который "окажется этаким Сталиным, но без чувства юмора")

Книга третья "Дознание Верналлов" продолжит историю семьи, вплетенную в историю места и разовьет, раскроет роман как в сути наиболее эзотерический и визионерский, стоящий в этом смысле почти вровень с "Розой Мира" Даниила Андреева. И, как всякая серьезно оккультная вещь, для восприятия эта часть достаточно непроста. Кроме прочего, глава "Ум за разум" имитирующая мышление в острой шизофренической стадии, чудовищно трудна, почти невыносима. Если вчитываться в каждое словосочетание и предложение, это клондайк словотворчества, но на то, чтобы одолеть в подробностях, мне понадобился бы месяц, а читать-слушать подряд физически больно. В общем, примерно половину главы я промотала.

Зато джойсова глава, я ведь не ошибаюсь, это "Загнан" - поток сознания муниципального чиновника, в стиле монолога Молли Блум? Так вот, оммаж Джойсу великолепен. А в "Послелюдии. Должностной цепи" роман обретает закономерное и в целом ожидаемое завершение. Большая часть узлов развязывается, интриги раскрываются, маски сняты.

Грандиозная книга, и она сильно перекликается с идеей "воскрешения всех" философии русского космизма

Обидно за этих пропавших людей, недостойных упоминания и непривлекательных для черно-белых ретроспектив. Хочется думать, что их в своем времени и месте обитания обволокло обширное звездное желе времени, что они застыли навсегда с нетронутыми обидами и слабостями,.

«Как будто Посейдон, пока мы там
Теряли время, растянул пространство…» (И. Бродский)

Мне настолько понравился перевод и хорошее чувство языка (нет, обоих языков!) переводчика, что я решила купить и помучиться с исходником, чтобы наверняка оценить красоту переводческой игры, предполагая, что раз уж перевод так хорош, то как же хорош должен быть оригинал.

Сама книга - это что-то вроде квеста, игры, затеянной писателем прежде всего с самим собой, его поиск самовыражения через разные стилистические и языковые формы, которые сами по себе могут быть иллюстративными, вне графического изображения – автор, в буквальном смысле слова «рисуя словами», пытался выпустить наружу весь свой переполненный известными образами, метафорами и аллюзиями внутренний космос: «Космос! Он внутри меня Неистово рвется наружу…». Может быть, это была попытка написать такую универсальную книгу книг, которую мечтаешь прочитать в детстве: чтобы в ней было все и сразу - с большой буквы «В». В этом я даже почувствовала некий вызов читателю – найдется ли такой равный по смысловому полю воин, сможет ли он понять и обогатить текст своими смыслами, уловит ли муровскую «мысль изреченную», дойдет ли до конца в своих метатекстовых дерзаниях.

Деконструировать семейную сагу, утопить ее в визуализациях, рассыпать на изощренные модернистские пиксели – особый писательский талант, рассчитанный на своего=особого читателя, и книга потребует от него труда, поскольку она фантастически избыточно навороченная. У меня по ходу чтения даже пару раз возникал некий невнятный позыв взять и написать комментарии к «Иерусалиму», проделав самостоятельную интеллектуальную работу, чтобы снять все слои искусственного усложнения и показать простоту замысла, раскрутив авторские «завитки логоса» и сведя все полугаллюцинаторные выкрутасы к одной известной фразе «Алан пишет роман».

Раньше я ничего аланмуровского не читала, да и чем могли бы привлечь меня комиксы? Собственно, и этот роман выступил для меня больше как конструктор исторических описаний, зарисовок-атмосфер, чем воплощение оригинальной идеи или новый в смысловом и персонажном плане сюжет. Идея-то как раз стара, как мир, хотя неизменно способна будоражить читательское воображение: блуждание мертвых среди живых, перекрещивание событий жизни здоровых людей и пациентов психиатрической клиники, столкновения персонажей, принадлежащих к разным поколениям, восприятие ими обоими явлений, трансформаций, знаков, подаваемых друг другу в той реальности, в которой они находятся. Реальность места в виде района Боро маленького городка Нортгемптона служит ареной временнЫх изменений, воспринимаемых разными героями с разной степенью принятия – от современной девочки-подростка из люмпенской среды до средневекового монаха, несущего священный крест из Иерусалима в древний «центр» Англии. В результате получается своеобразный и очень колоритный исторический срез, как если бы ты стоял, как наблюдатель, в одной и той же точке, а сквозь тебя в убыстренной съемке текло время, демонстрируя картины никуда не девшегося, а скрыто присутствующего в настоящем прошлого со всеми его подробностями.

Почти трансперсональные ощущения, появляющиеся при чтении книги, определенно стоят того, чтобы ее осилить, даже при том, что реально не все части одинаково интересны, а под конец книга даже утомляет мелькающей пестротой своих форм и текстово-безабзацной бесконечностью. Книга исключительно подвижна – то она прикидывается янгэдалтом, то апеллирует к Джойсу и Беккету, то пугает мистическими смертными образами, то завораживает библейской стариной. К концу даже кажется, что в каком-то смысле выбранная описательная форма начинает разъедать смысл, придавая ему мозаичный, фасеточный характер. С «Улиссом» я бы «Иерусалим» не сравнивала, хотя он не хуже, не слабее и не мельче, и с такой же высокой плотностью ассоциаций и контекстов. Это - просто другое и иначе ориентированное погружение в бесконечный шум бытия с целью его расслышать и расшифровать. Но чтение «Иерусалима» - это не меньшее интеллектуальное удовольствие в чистом виде, превосходящее все возможные ожидания, и после прочтения остается ошеломляюще-эпическое впечатление, как если бы ты прикоснулся к чему-то иномирному, проскользнул в некий созданный им просвет бытия.

В том, как написана книга, чувствуется своеобразная подоплека, но, боюсь, уловить мне ее при всем желании удавалось не всегда, да и воспринимала я ее скорее как перфоманс, как хорошо темперир… декорированный литературный ковчег. Где-то я почувствовала Ч.Диккенса, Ч.Чаплина, Питера Пэна с Венди и даже шотландскую Несси, в чем-то мелькнул Л.Витгенштейн, кое-где проскользнула стилистика «Имени розы», «Розы Мира» Д.Андреева или «Петербурга» А.Белого, промелькнул Г.Гессе со своей игрой в бисер и уж точно Дж.Джойс, а в диалоге Майкла Уоррена с дьяволом мне показалось даже, что я уловила фрагменты ноэтических измерений В.Франкла… - в общем, если хочется специально заморочиться, эта книга точно подойдет.

Некоторые ее части – абсолютно потрясающие (мне понравились новелла с говорящей фреской в соборе из первой части, частично книга вторая - приключения Майкла Уоррена с Мертвецки Мёртвой бандой, «Ум за разум», «джойсова глава»), некоторые ‒ очень хороши, некоторые – просто неплохие, но ни одна точно не оставит читателя равнодушным. Все читается в стилистике Д.Линча – ничего не понятно, но захватывающе интересно. На протяжении чтения я все время думала: как же автор стянет все это в единый пучок, чем же все закончится, к чему идет? Но автора, видимо, больше захватывал процесс конструкции из деконструированного, и он все искусно закольцовывает, оставляя читателю возможность обдумать на досуге все, чего он не понял в процессе.

В принципе мне понравился этот эксцентричный, переполненный образами и авторскими интеллектуальными капризами роман. И тем не менее это было чтение на один раз, не сделавшее меня поклонником А.Мура. Мне все же больше нравятся творцы, а не инженеры-конструкторы.

Роман сложный. И дело даже не в его объеме или заложенном в него смысле. Дело в его масштабах. Он охватывает немаленький промежуток времени. Книга-это жизнь целого поколения. Поколения, которое не сидит на месте, а меняет дома, страны, материки. Как старую кожу змеи, герои сбрасывают свои имена. Кажется ты только разобрался в иерархии, составил в своей голове родословную и начал что-то понимать, как тут же все обнуляется. Меняются города, фамилии, религии, судьбы. С новыми именами герои словно обновляются и уже предстают под другим углом. Все те же характеры, но наружу выползают незаметные ранее черты.

И да. Это исторический роман, основанный на реальных событиях. Но читается он как сказка. Хотя правильнее будет подобрать другое слово. Более емкое и всеобъемлющее. Но во мне нет таланта играть со словами. А вот у Токарчук есть. Над книгой она работала десять лет. Везде таская за собой коробки с черновиками.

Если попытаться уложить всю книгу в одно слово, то я бы сказала “ересь”. Но разумеется там все сложнее. Раньше я не задумывалась о том, что еретические представления о религии есть и в иудаизме. С религиями у меня сложно. Поэтому к книге я была не подготовлена. Но я знала про Тору, Святую Троицу и католиков. И по-началу моего “багажа” хватало.

Для меня история начинается с ксендза, который любил книги. У него была цель - нести в массы доброе и вечное. Он хотел, чтобы книги стали доступнее простым людям. Но для этого он должен был сделать выжимку из всего мудрого, когда либо написанного. Для этого он отправляется в дом еврея Шора. У еврея есть книги, которые хотелось бы изучить. В доме готовятся к свадьбе. Хотя на носу похороны. У евреев теперь одна забота - что превозобладает жизнь или смерть. Отменяется ли свадьба, нужны ли похороны…До ксендза никому нет дела. Его не понимают, от него отмахиваются. Но он как “чеховское ружье”, чуть позже обязательно выстрелит.

Но с этого момента история “переобувается” и на сцене появляются истинные герои книги. Это евреи собравшиеся в доме Шоров на свадьбу ( или похороны). Отсюда можно начинать отсчет взлетов и падении.

Появляется Мессия. Яков. Человек, который вытащит еврейский народ со дна на свет. Даст им все, что они заслуживают. И теперь книга об этом пути. О том, как Яков создает свое общество. Оно отрицает Талмуд, верит в Святую Троицу и не верит в институт брака. Они пугают своих соплеменников странными обрядами. И в конечном итоге развязывают противостояние с евреями. Да. Еврейское общество раскалывается. И это не мирные протесты или публичные порицания. Льется кровь, насилие и жестокость.

Это история о поиске своего места. О пересечении границ. Географических, языковых, культурных. И о секте. То как Яков обращается со своими последователями меня отталкивало. Иногда отталкивало и их. Но они все равно были рядом, потому что Яков очень умен, изобретателен и харизматичен. И вся книга стала о том, как Яков возносился и падал, возносился и падал. Как в книге “Незнайка на луне”. Если лунный камень был близко к магниту, все коротышки взлетали к потолку, а если дальше падали на землю. У Носова они получали синяки, у Токарчук проваливались в бездну отчаяния. Синяки у Носова помогали коротышкам осознать истину, а у Токарчук бездна вызывала желание проваливаться в нее поглубже.

В финале все умирают (почти). Время берет свое. Автор не раскрывает нам, что ждет героев после смерти. Это же реальные события и она не в состоянии заглянуть за “завесу”. Каждый сам для себя решит и выберет. Для меня герои умерли. И точка.

Мне попадались сравнения этой книги с книгой “Имя Розы” Умберто Эко. Если понравилась она, то и история Якова понравится. Мне не понравились обе. Но если действительно попытаться сравнить, то для меня нет ничего схожего. Кроме упоминания еретиков и монастырей. У Токарчук не так много про быт монастыря, Яков не из тех людей, что сидят на месте. Он почти всегда в движении. Даже если физическое тело его заперто.

Есть рекомендации о том, что книгу лучше читать в бумаге. Там много картинок и идиша. Я рекомендацию не послушала. Может быть поэтому не смогла полностью прочувствовать атмосферу. И если бы не услышанное мной сравнение с Эко, и если бы у меня книга была в бумаге, то все сложилось бы иначе. Но, как говорят «Если бы, да кабы, да во рту росли грибы — был бы не рот, а целый огород». Поэтому все сложилось так как было нужно.