Рецензии

Возможно, после этой рецензии меня убьют, но молчать я не могу.
Настолько отвратительного языка я не видел, наверное, никогда. Невозможно читать книгу, от одного созецания которой постоянно дергается глаз. Я всегда знал, что некоторые люди умеют придумывать истории, а некоторые - обличать сюжет в ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ язык. Маркус Зузак точно не относится ко второй категории. Даже самый гнусный переводчик не смог бы настолько испоганить хорошую книгу, поэтому на него я не могу "валить" все плюшки.
Это ужасно. Это надо подарить филологу, больному неизлечимо, чтобы его муки не продлились долго.
Я молчу про страшное каверканье немецкого языка, который, перед тем, как употреблять, не помешало бы выучить.
Не буду голословен - приведу примеры. В скобках комментарии, чтобы слегка разрядить обстановку.

Никто не заметил.
Поезд несся вперед.
Кроме девочки.
(Как в учебнике русского языка. "Проезжая мимо перрона, в поезде блевал человек".)

Одним глазом глядя, а другим еще видя сон... (и, через 5 строк опять)
Один глаз открыт. Один еще во сне.

Еще несколько минут, и мать пошла оттуда со священником.
(Пошла ты, мать... Оттуда. Со священником.)

День стоял серый — цвета Европы. Вокруг машины задвинули шторы дождя.
(Они были ярко-красные и с цветочками.)

Волосы у нее были сорта довольно близкого к немецкому белокурому, а вот глаза — довольно опасные.
(Исчерпывающая характеристика. Интересно, автор знает слово "цвет", или он с детства работал в мясном отделе?)

Кафель был холодным и недобрым.
(Он казался агрессивным, еще когда его положили. Никакого воспитания.)

Когда Ганс Хуберман в тот вечер зажег свет в маленькой черствой умывальне, Лизель обратила внимание на странные глаза своего приемного отца. Они были сделаны из доброты и серебра.
(А по краям радужки обделаны бриллиантами.)

Папин хлеб с джемом лежал недоеденным на тарелке, выгнувшись по форме откусов, а музыка смотрела Лизель прямо в лицо. (Иногда она пыталась ласково дать Лизель в дыню, но девочка уворачивалась. Хлеб ластился к ней.)

Школа, как вы можете представить, оказалась сокрушительным провалом.
(Подойдя к глубине пролома в земле можно было увидеть разбросанные по котловану парты и ошметки тел учеников.)

Лизель как девочку записали во что-то под названием БДМ.
(На входе ей выдали плетку и наручники.)

Жена его целый день сидит сложа руки, сквалыга, огонь развести жалеет — у них вечно холодрыга.
(Талант стихотворца детектед.)

Дверь открыл банный халат. А внутри халата оказалась женщина с испуганными глазами, волосами как пух и в позе забитого существа.
(Я сейчас заплачу)

Когда они проходили, Руди показал Лизель пуленепробиваемые глаза, злобно зырившие из окна лавки.
(и котэневыцарапываемые. однозначно.)

Через четыре года, когда она станет делать записи в подвале, ей в голову придут две мысли о травме намоченной постели.
(в самом деле. в намоченной постели и подскользнуться недолго.)

— Прости, Лизель. Сейчас мы не можем себе позволить.
Лизель не огорчилась. Не захныкала и не застонала, не затопала ногами.
(Героически подавила в себе эпелептический припадок, вызванный непокупкой новой игрушки. Это в войну-то. Ага.)

Не успела Лизель и слова сказать, как деревянная ложка опустилась на ее тело, словно пята Бога.
(Пауло Коэльо повесился на люстре.)

Во сне у меня по-прежнему живут страшные сны.
(И не поспоришь.)

Ганс Хуберман, закончив укреплять здание, обернулся и увидел его у себя за спиной — старик стоял и спокойно ждал, пока Ганс обернется.
(Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли яяя... )

Когда Руди споткнулся и рухнул на униженный манекен, девочке стало и легче, и разочарованнее.
(Воистину неисповедимы пути Господни..)

Вообщем, вот так. Не знаю, как это можно вдумчиво читать, правда. Игра на жалость в книге такого уровня, что вызывает отвращение. Вызови сострадание к герою, а потом убей всех его друзей - это не есть рецепт хорошего произведения.
Даже мой ворд говорит - "слишком много орфографических и грамматических ошибок, чтобы их можно было отобразить". За сим и я умолкаю.

Если на обложке моей любимой серии название написано с опечаткой ("The Book Thrief" — "Книжный врор"?), а аннотация обещает историю с героем "аккордианистом", то у меня есть два варианта объяснения происходящего. Первый вариант: книга настолько дрянная, что на редактуру её "лица" махнули рукой. Но зачем тогда издавать эту книгу в замечательной серии, где процент книг "не очень" крайне и крайне мал? Второй вариант: издатели так торопились напечатать скорее дополнительный тираж, что просто не успели всё нормально вычитать (кстати, в самом тексте произведения тоже много опечаток, что не может не огорчать). Ещё очень умилила фраза "Этот роман можно не только читать — в нём стоит поселиться". Всегда мечтала поселиться в фашистской Германии, пожить в атмосфере голода, нищеты и промывания мозгов, когда идут бомбёжки, а люди живут в постоянном страхе. (Маленькая пометка для тех, кого "тяжесть" подобной темы может напугать и для тех, кто книги про войну не переносит: это совсем не такая книга, не военная литература).

Такое ощущение, что этот роман зацепил меня крюком за шею и проволок за собой по каменистой дороге все 560 страниц. Повествование ведётся от лица Смерти, что уже само по себе поначалу привлекает внимание, но вскоре рассказчик совсем забывается, иногда только напоминая о своём присутствии отдельными беседами, в основном же мы вертимся вокруг юной Лизель Мемингер, которой за свой юный возраст пришлось многое пережить, так что даже по ночам ей теперь снятся кошмары... Удивительно. Про фашистскую Германию изнутри написано очень много хороших и интересных книг, но именно как жилось в то время ребёнку... Я не встречала такого. И сразу параллель с советскими книгами про ужасы и лишения войны глазами детей, забываешь сразу, что Лизель по другую сторону баррикад. Этот мир описан потрясающе, Маркус Зузак проделал огромную работу, чтобы достоверно изобразить то время, в котором он никак не мог жить. Неудивительно, что его работа производит впечатление того, словно он сам всё это прочувствовал: всё же много деталей сюжета он взял из биографии своей матери, которая, надо думать, и является прототипом Лизель. С детства она рассказывала ему про бомбёжки, воровство и фашистскую пропаганду, которая отравляла её молодость, а Маркус постепенно "отрясал слова" и вынашивал эту книгу. Кстати, очень интересно было бы почитать его другие романы, особенно титулованного The Messenger, которого на русский так и не перевели.

Не думаю, что стоит говорить здесь про сюжет книжки, потому что он многогранный, кипучий и охватывающий сразу много тем. В романе понравилось всё: герои, каждый из которых уникальный и действительно живой; форма подачи — необычная, сложная структура глав с комментариями рассказчика, с вкраплениями подкниг, подысторий, а как потом показывает сюжет, ещё и "книги в книге"; спойлеры понравились, которыми автор умело дразнит читателя, и ты всё ждёшь, когда же случится то или иное событие, о котором говорилось в начале главы, пока совсем об этом не забудешь и вдруг это событие всплывёт. На каждую тему, затронутую в романе, можно написать целый подробный реферат на сотню страниц. Как ни странно, "Книжный вор" напомнил мне "Дом, в котором..." Мариам Петросян, хотя они совсем не похожи. Но остаётся впечатление, что на эту книгу написать рецензию невозможно, хочется только сказать: уважаемые книголюбы, это прекрасное произведение, пожалуйста, прочитайте его сами и вы увидите массу, массу всего, что заставит вас задуматься, улыбнуться, взгрустнуть, вздохнуть, в гневе потрясти кулаком и... Да что угодно. Роман нещадно терзает все струны души и разума, которые только есть в человеке, заставляя его реагировать. Многогранный и полный, как сама жизнь... Или как сама смерть, коль скоро он/она тут рассказчик.

Однозначно в любимые книжки. Куда ещё можно определить роман, после прочтения последней страницы которого тут же возвращаешься обратно: перечитать и переосмыслить первые главы?

Никогда не ставьте оценку рецензии на книгу, которую не читали.
Именно так я когда-то сделала по глупости и невежеству - заметила где-то на главной странице Livelib'а самый рейтинговый, но самый отрицательный отзыв о "Книжном воре", и, спотыкаясь о вырванные из контекста цитаты автора, одиноко зависшие в воздухе, обсмеянные и нелепые без окружающего их мира книги, поставила ему плюсик. После такой рецензии (которая теперь вызывает у меня сплошное недоумение и ощущение, что ее автор просто не понял задумку Зусака, атмосферу произведения, его героев) я крайне долго не решалась прочитать эту книгу. Она много раз вливалась в мои планы, но потом я снова вспоминала пресловутую мегаотрицательную и суперрейтинговую рецензию, и "Книжный вор" вылетал из списка книг, за которые я собиралась взяться в будущем.

Не знаю, почему я все-таки решила ее прочитать. Конечно, в принципе нельзя составлять мнение о книге по одному отзыву, но эффект от него был слишком силен и пагубен. Наверное, дело в том, что я очень трепетно отношусь к затронутой в книге теме и поэтому в итоге не смогла пройти мимо неё. "Книжный вор" давно был закачан в телефон, он всё терпеливо ждал своего часа, и на этот раз я не смогла ему отказать. Так я и встретилась душной майской ночью с историей о маленькой девочке, заключившей в себе трагедию многих народов, миллионов людей, десятков стран.

И теперь я хочу извиниться перед Маркусом Зусаком. И перед книгой. И сказать им обоим спасибо. Слова благодарности и восхищения грудятся где-то внутри большим теплым комом - "Книжный вор" останется со мной надолго (или я с ним?..). Читалась книга на одном дыхании, оторваться было реально совершенно не возможно. Безумно интересная, необычная, глубокая, атмосферная, пронизывающая до костей и в то же время убаюкивающая, пронзительная и ошарашивающая, она засасывает с первых строчек и буквально липнет к рукам, преследует тебя, ходит по пятам и не отпускает до самой последней строчки. Наверняка, у кого-то с этой книгой были иные отношения, но у нас с ней всё было именно так. Я "в ней" засыпала и "в ней" просыпалась. Я и правда там буквально поселилась.

Мне на удивление понравилось в книге всё. От оформления - всех видов обложек, удивительно тонких и своеобразных рисунков, специфических заглавий, до содержания - необычного рассказчика, героев, улиц, книг, звуков... Но главное достоинство "Книжного вора" - именно авторский стиль. Просто необыкновенное попадание. За все пять сотен страниц я ни разу не споткнулась о его образы, сравнения, прилагательные. Я бы с радостью прочла еще пять сотен подобных страниц. Всё настолько гармонично, что даже не верится - но придраться мне абсолютно не к чему. Каждая фраза в этой удивительной книге - на своём месте. Слова Зусака завораживают, сбивают с ног, потрясают, умиляют, пугают, обнадеживают, вдохновляют - они заставляют думать, они делают тебя лучше, человечнее, милосерднее. Зусак оказался очень чутким, мудрым и внимательным человеком. А еще добрым, потому что такие книги рождаются только от большой доброты и любви - к этому миру и населяющим его людям.

Маркус Зусак создал ни на что не похожий, ни с чем не сравнимый мирок. Я полюбила эту улочку и ее жителей. Я обитала где-то там, рядом с ними, в подвале дома №33 по Химмельштрассе. Спала на холстинах, жгла керосинку и рисовала белой краской на стене солнце с облаками, читала вслух, играла на аккордеоне, готовила гороховый суп, бранилась на чем свет стоит, бежала стометровку, перебирала пальцами корешки сотен книг, грызла один леденец на двоих и, конечно, воровала яблоки, картошку, печенье и книги. Но еще я вскидывала руку, репетировала "хайльгитлер", пряталась в бомбоубежище, вскакивала от звуков сирены, боялась всего на свете, оплакивала свои потери, провожала глазами вереницу евреев, получала удары хлыстом, падала лицом в грязь, не смела дышать, удивлялась горячим снежинкам и качала на руках аккордеониста с застывшим серебром в глазах...

Спасибо, Маркус. Спасибо, книжная воришка. Просто спасибо вам всем. Мы обязательно встретимся снова.
Обязательно.

Это книга о том, как белые женщины доверяют чернокожим служанкам своих детей, но боятся за свое серебро

Это история, которую рассказывают три очень разные женщины. Разные по возрасту, положению, воспитанию, характеру. Две чернокожие служанки - дерзкая Минни, добрейшая Эйбилин, и белая девушка Скитер из высшего общества, которых объединяет одно - они рискуют ради мечты о справедливости. Служанки решаются рассказать о горьком унижении и жестокости, которые они терпят от белых «мисс». (Чернокожие всегда называют белых «мистер» или «мисс», хотя те редко удостаивают чернокожих вежливого обращения!). Скитер решила написать книгу, которая поможет понять белым, как они несправедливы к своим слугам. Только она все же плохо понимала, какому риску подвергала женщин, потому как белые леди очень мстительны. Прежде чем чернокожие получат свободу, прольются реки крови и слез. И это будут кровь и слезы чернокожих.

Я задыхаюсь, слёзы катятся градом. Повсюду вокруг нас белые люди, они окружают цветные кварталы. Белые с винтовками, нацеленными в цветных. Потому что кто же защитит нас? Цветных полицейских не бывает.

Только отсталый человек может считать, что цвет кожи может влиять на способности, интеллект и черты характера. Но так уж воспитали этих южан! Расизм был традицией. С семейных портретов глядели лица предков - эти уважаемые люди не могли ошибаться. Так было всегда, неужели всю жизнь жили неправильно? Чернокожих считали какими-то «недолюдьми», чего стоило некогда распространённое Правило одной капли крови, выражавшееся в строгом соблюдении теории «чистоты расы», согласно которой человек с малейшей долей негритянской крови должен считаться чёрным во всех отношениях. Чернокожие не могли учиться в школах и университетах вместе с белыми, для них были специально отведены места в общественном транспорте, черных не хоронили в той же земле, что и белых, одни туалеты «Для белых», другие — «для черных». Мы сюда, они туда.

Мы просто два человека. Не столь многое нас разделяет. Не такая уж большая разница. Совсем не такая значительная, как мне представлялось.

Мерзкая и лживая Хилли – вот с кем стыдно обедать за одним столом, да и одним туалетом с ней пользоваться, действительно было бы противно. Грустно читать, как другие белые женщины просто поддакивают Хилли, всем ее отвратительным суждениям, хотя в душе и не согласны с ними.
Хотя Хилли и заплатила за свое поведение, это вряд ли когда-нибудь научит ее. Такой тип людей не меняется.

Уродство живет внутри. Быть уродом значит быть гадким, злым человеком.

Несколько слов хотелось бы уделить очень эпизодическому персонажу – Джонни Футу. Со времен Ретта Батлера мне редко приходилось читать про мужчин, которые любят женщину, не смотря на мнение окружающих, которые могут считать ее глупой, вульгарной, да какой угодно могут считать! А для него главное, чтобы она была рядом. Именно такая, какая она есть. И лично мне очень нравится Селия, которая обедает вместе со своей чернокожей служанкой и бесстрашно защищает ее от напавшего психа. Лучше быть доброй глупышкой в розовом костюмчике, чем злобной дрянью в изысканном наряде.

Границы у нас в головах. Границ между белыми и черными тоже нет. Это просто выдумали давным-давно. Это имеет значение только для всякого белого отребья и дамочек "из общества".

Скитер написала книгу, чтобы помочь изменить жизнь женщин, и я чувствую, как будто она изменила и мою жизнь. Я поверила каждой рассказанной истории, мне было больно читать про смерть сына Эйбилин и про ослепленного мальчика, который перепутал туалеты для белых и черных. Хотя все мерзкие законы, которые упоминаются в этой книге, были отменены, я знаю, что многие предрассудки все еще существуют - и не только в Америке. Эта замечательная книга должна помочь понять и стереть невежество в сердцах и умах людей. Мы прочли эту книгу, что-то поняли, а теперь, надеюсь, будем стараться жить так, чтобы ни один человек в мире, к какой бы расе он не принадлежал, не чувствовал несправедливости.

В НАШИХ ЖИЛАХ ТЕЧЕТ ОДИНАКОВО КРАСНАЯ КРОВЬ!

Мне очень полюбилась эта книга. Настолько, что я испугалась. Испугалась дочитывать до конца. Испугалась заранее, потому что знала, что ничего хорошего в конце не будет. Война не кончается без потерь.

1. Эта книга про книги. Переосмысливается функция книги. Оказывается, что книги можно не просто читать, из них можно составлять свою собственную жизнь. Вот так и Лизель, живущая во времена второй мировой войны в Германии, составляет свою жизнь из десяти книг. Первой становится "Наставление могильщику", которая связана со смертью её брата и расставанием с мамой. А последняя - книга её собственная, книга о книжной воришке.

2. Эта книга про слова. Оказывается, слова могут многое. Я это и раньше знала. Но я и не предполагала, и не думала о том, что Гитлер создал войну словами. Сначала он создал фашизм и сложил слова в юные немецкие головы. Плохие слова. Слова о высшей расе и о том, что людей, не принадлежащих к этой расе, нужно истреблять.
Но также слова могут успокоить и утешить. Если начать читать книжку людям, находящимся в подвале, которые думают о том, что одна из бомб, сбрасываемых в настоящий момент на их город, может лишить их жизни, то эти люди успокоятся. Они станут слушать тебя, маленькую девочку Лизель, которая совсем недавно не умела читать и все её за это дразнили. А теперь она словом успокаивает людей и уничтожает страх.

3. Эта книга о человечности. Именно о человечности. Неважно, какой ты национальности, сколько денег у тебя в кармане и сколько тебе лет. Все люди в мире - твои братья и твои сестры. И ты должен поступать с ними, как с равными. Если старик упал на дороге от усталости и голода, то ты, истинный ариец, должен подойти к нему и протянуть ему кусочек хлеба. Несмотря на то, что он еврей, и его ведут в концентрационный лагерь. Если ты маленькая девочка, а твой друг шагает в этом строю смертников-евреев, то ты будешь бежать и бежать за ним и вставать в строй, чтобы лишь идти с ним рядом, шаг в шаг. Потому что он твой друг. И какая кому разница, что за кровь в нём течет, какого цвета его глаза и волосы!

И целовать губы влюбленного в тебя мальчишки... только слишком поздно...
И держать за руку свою приемную маму, и говорить ей те слова, что не сказала при жизни... только поздно...
И бояться взглянуть в глаза отца, потому что хочешь помнить их излучающими добро и свет... навсегда...

P.S. Я не знаю, как можно оценивать книгу лишь по переводу. Будь в этой книжке еще больше ошибок, я бы всё равно любила её также сильно. Просто потому, что ошибки в тексте - не главное. Нужно читать между строк.
И ещё. Я бы включила эту книгу в школьную программу. Просто для того, чтобы прекратить эти межнациональные распри. У нас до сих пор немцев называют оскорбительным "фашист". И это меня коробит.

Хочется сказать, что я не такая, что я не плачу над книгами и фильмами, что с годами я избавилась от этой глупой сентиментальности. Реветь над книжкой… Уве такое поведение уж точно бы не одобрил. Но кого я обманываю? Я такая, и с возрастом ничего не меняется.

Фредрик Бакман - это мужская версия Фэнни Флэгг. Их книги можно назвать сказками для взрослых, но в моих глазах они тянут на целое направление в философии. Вся их суть сводится к одной фразе, которую сказала жена Уве и которую, будь бы у меня фамильный герб, я бы сделала своим девизом - «Можно тратить время на то, чтобы умирать, а можно – на то, чтобы жить. Надо идти вперёд!» Их книги - это цветные линзы для глаз, это очень полезный тренажер, чтобы вытащить себя из серости и усталости, чтобы помнить, что мир состоит не только из того, что тебя бесит, в нем есть хорошее. И его много, надо только не забывать это видеть, фокусировать взгляд на правильном. Например, идя по улице, я могу смотреть только на грязь под ногами, сердиться на дождь (снег, ветер, жару, духоту) и ныть, что не выспалась. Или могу порадоваться своим ботинкам, в которых мне удобно в любую непогоду, что скоро я выпью чашку кофе и как мне будет вечером кайфово в любимой пижаме. Улица другой не станет, но стану другой я. Быть сердитой проще, поэтому для позитива мне нужны усилия, энергию для которых я беру вот в таких вот книгах. И в шоколадках.

Уве 59 лет и он планирует, как бы ему умереть, чтобы и грязи было немного, и за электричество не переплачивать и костюм не испортить. Уве - очень хозяйственный, руки у него растут откуда надо и, кажется, даже по две пары. Очень надежный и очень одинокий. Жизнь его довела до состояния “берсерка”, он был готов без устали бросать ей вызов и бороться, когда было за кого. За свою жену. Но теперь ее нет, Уве отправили на пенсию и теперь он не знает, чем заполнить свои дни. Уве бесит всё и все, но это потому, что у него хроническая душевная боль от тоски по любимому человеку. Уве нелюдим, соседи его раздражают. То на газон заедут, то живут не так, как надо. Неправильно живут. А главное, никак не дадут спокойно умереть.

Чем мне понравился Бакман? Позитивом без слащавости. Ну ок, было немного: слишком разумный кот, слишком няшные дети, какая-то натужная юмористическая линия с журналисткой и неуклюжая с геями. Но это мелочи, по сравнению с харизмой всего остального. Я-то думала, что Уве - вдовец и склочный ворчун - превратится в плюшевого зайку от пары детских улыбок соседских дочек. Но, к счастью, я ошибалась. Уве оказался крепким орешком. Да и как может быть иначе, если скорлупа, которой обросла его душа от потерь и гнева, уже толще, чем броня T110E3. Если всё, что было смыслом его жизни ушло из нее, если он не знает, как убить новый день и решает, что убивать надо не его, а себя.

В Швеции продано около миллиона экземпляров Уве. Раньше такой популярностью на родине могла похвастаться разве что «АВВА». От души хотелось бы пожелать такой же читательской судьбы «Петровым в гриппе и вокруг него». Они разные, как швед и русский, но секрет успеха этих книг, на мой взгляд, в их зеркальности. Почти каждый швед в чем-то Уве, каждая шведка - понимает, каково быть его женой. Почти каждый русский может узнать себя, своих родных и знакомых в Петровых.

Предложение оценивать человека не по словам, а по делам давно превратилось в трюизм. Вроде как это важно, но время, в котором мы живем – это эпоха лоска. Умеешь болтать и очаровывать - ты в тренде, если не умеешь – то извини, любить тебя, скорее всего, не будут. Ну потому что «любить» - это тоже трюизм, просто слово.

Уве – человек с невыносимым характером, классический мизантроп. По крайней мере, люди, которые с ним близко не знакомы, видят его таким. Почему? Да потому что в представлении Уве, если человек - дурак, то не стоит притворяться, что он умный. Если у человека руки-крюки, то тоже нужно говорить об этом откровенно, иначе будет только хуже. Если же человек - бездельник или «белый воротничок», то лучше ему совсем на глаза старика не попадаться - такого о себе услышит…

Все забыли о том, что такое труд, совесть и постоянство. Понадевали белых рубашек и давай пальцами по «отпадам» водить в «энтэрнетах» шастать. «Так жить нельзя», – думает Уве. И коты эти, что за животные! Он с удовольствием дал бы по подсрачнику каждому шелудивому гаду …

Вот только этот престарелый ворчун один из немногих, кто пытается жить по справедливости. Он учит дураков, как поступать правильно. Помогает неумехам сделать работу. И всегда приходит на помощь. Потому что, кроме него, никто ничего правильно сделать не сможет, потому что руки нынче у всех из ж… Ему пришлось даже приютить одного бездомного котяру, хотя возиться с этим огрызком Уве не хотелось....

Помните свою крикливую соседку тетю Клаву. Ей на днях 75ть стукнуло. Чуть что, она клянёт и материт тебя на чем свет, бубнит и ругается, но всегда присмотрит за квартирой, проследит, чтобы в подъезде никто не нагадил, напоит вкусным чаем. Все к ней идут за помощью и советом. И она помогает. В то время как вежливые и улыбчивые учтиво остаются в стороне.

Редко так бывает, что читая какой-нибудь роман, всё время находишься на эмоциональном краю. Будучи совсем несентиментальным человеком, читая, то и дело я боролась с подступающими слезами. Ноль слащавости, ноль слов о высоких материях, ноль дискуссий о морали. Есть одинокий человек, история его жизни. Этого достаточно.

Есть ещё фильм про Уве и кота… Тоже хороший. Вот же Швеция!... Страна крайностей: либо маньяки с извращенцами, либо Уве с муми-троллями. Никакого постоянства !;)

P.S. Конечно, оно обидно, когда тебя при любом удобном случае называют идиотом. А с другой стороны, смотря, кто назовет…

1962 год. В этот год умер выдающийся ученый Нильс Бор.Джон Стейнбек получил Нобелевскую премию по литературе.Родились Виктор Цой и Виктор Пелевин. В журнале «Новый мир» № 11 опубликована повесть А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича».Началось противостояние между США и СССР из-за советских ядерных ракет, размещённых на Кубе (Карибский кризис).В Новосибирске был официально зарегистрирован миллионный житель.
А в городке Джексон в Миссисипи происходит одна из самых вопиющих несправедливостей, которые хранятся в истории человечества. Например, чернокожего парня могут избить до слепоты,если он воспользуется туалетом для белых. Или чернокожие женщины могут мечтать только об одной работе - убирать дома белых леди, растить их детей. Жить с ними по 8-10 лет, а иногда и целую жизнь,чтобы потом быть выкинутыми на улицу.
Эта книга поразила меня до глубины души. Я не могла представить,что в прогрессивных 60 - ых годах прошлого века могло случиться такое. На протяжение всей книги я переживала за каждую чернокожую женщину. Я вместе с ними выносила унижение и несправедливость. Держала внутри себя закипающий гнев. Я вместе с ними вспоминала белых деток, которым они были настоящими матерями. Вместе со Скитер я ехала ночью в машине к этим женщинам,чтобы записать их рассказы - грустные и смешные, отчаянные крики о помощи и воспоминания о лучших временах. Я радовалась вместе с ними, когда книгу напечатали. Я видела лица всех этих белых леди, когда они читали и узнавали себя в рассказах прислуги. Кетрин Стокетт создала поистине интересные и неоднозначные персонажи. Какие-то из них были все же однозначны - Например Скитер Феллан.Стопроцентно положительный персонаж. Девушка - одиночка, не похожая на подруг ни внешне, ни внутренне. Возмущаясь внутри себя творящемуся вокруг произволу.Она решается на опасный рискованный шаг. От ее поведения, ее поступков станут зависеть теперь судьбы многих тех,кто ей доверится.Или взять полную ее противоположность - Хилли. Вот уж исчадие ада!!!Эту дамочку хотелось пристукнуть!Я не понимала, откуда столько желчи, злобы, ненависти. Местами мне становилось если не жаль Хилли, то что - то близкое к этому чувству появлялось.Но лишь на секунду.
Мне полюбился каким-то странным образом еще один персонаж. Это Сесилия Фут. Чокнутая дамочка, как называет ее прислуга Минни. С самого начала было ясно, что что-то не то с этой приветливой женщиной, не понимающей той границы, что негласно проведена между белыми и цветными. Она скрывает что - то внутри себя, что - то важное. И для меня Сесилия была как глоток воздуха в этом псевдоледи мире.
Эта книга вошла в мою жизнь и оставила там неизгладимый след. Я буду долго еще вспоминать о том мужественном поступке черных женщин, который положил начало трудной борьбе по их равноправию.

"Боль прекрасна. Она помогает переродиться. Она помогает творить..."

Это была самая странная, самая страшная и самая страстная история из тех, в которых человек заключает сделку с самим дьяволом. Немало прочитала я таких на своем веку, и "Незримая жизнь..." уж точно одна из самых захватывающих. Не скажу, что она понравилась мне с первой страницы или главы - вовсе нет. Героиня, та самая Адди (Аделин) Ларю, поначалу раздражала неимоверно, да и поступок ее у меня в голове не укладывался почти весь процесс чтения. Обменять душу - бессмертную душу! - на непонятное настоящее, пусть и практически бесконечное существование тела. Хотя какое это существование? Жизнь бродяжки, нищенки, проститутки, воровки - вот это равноценная плата за душу? Думалось мне, девушка продешевила, и немало. Стоит ли жизнь, полная страданий и унижений, исполнения всего лишь одного желания? Кому как, наверное. Желанием Аделин было вполне однозначное "никогда не принадлежать никому". Она хотела и хочет делать выбор самостоятельно, быть любимой или одинокой, жить там, где хочется и с кем захочется, делать то, что велит ей лишь собственное сердце, но ведь и оно порою ошибается. Ах, как жаль, что нет пока в мире вакцины от глупости...

Первая (и большая) часть книги для меня была описанием ее страданий. Не догадывалась я. что ко второй части страданий будет больше, и за счет... любви. Триста лет одиночества и месяц любви - плата вновь оказалась непомерно высокой. Отношения с разницей в возрасте, как водится, обречены с самого начала: ей триста лет, ему двадцать восемь. Она мудрее, хочет жить и любит жить. А он - запутавшийся мальчишка, чье разбитое сердце когда-то "подлечил" - весьма изощренным способом - виновник страданий Аделин, ее вечный мучитель, ее нескончаемое наказание.

Люк, Люцифер, отнял у нее не только счастливую жизнь, он не только обрек ее на безликое существование. Он лишил ее даже мечты. Адди, будучи юной девушки, до этого злосчастного договора любила рисовать и часто рисовала одно лицо - своего идеального мужчины с темными кудрями, светлыми глазами, приятной улыбкой... Дьявол мог принять обличье любого из миллионов живущих на Земле мужчин, но выбрал именно это. Он мог предстать перед ней маленьким, толстым, лысым, старым - каким угодно, но нет - унижать, так до конца, страдать так без меры, видя, что мужчина из твоих снов раз за разом причиняет новую боль...

5/5, у Виктории Шваб получилась классная фэнтезийная история (хоть и темная) с очень яркой линией любви, в которой оказалось больше самопожертвования, чем прочего. Мудрая женщина (а за 300 лет как не стать мудрой?) вновь отдала самое дорогое, нарушив первую свою клятву. Она никому не хотела принадлежать и вновь отдала себя Тьме...

По ощущениям напомнило мне Хелен Тодд - Хилмор. За границей доверия и Михаил Булгаков - Мастер и Маргарита - любовь для многих часто оказывается неподъемным испытанием, но когда истинно любишь - готов отдать все...

"Не обманывайся моей добротой. Я просто хочу сломать тебя сам..."